Пра-98. Краткие заметки

Краткие заметки

О нашем первом чисто внутрисемейном походе по реке Пра

26 июля - 6 августа 1998 года

Протяженность маршрута:

Москва - Спас-Клепики авто) ок. 200 км

Спас-Клепики - Деулино (вода) ок. 70 км

Деулино - Москва (Авто) ок. 270 км

Дней на воде 11

Ходовых часов 15 (включая обносы)

-- Общие замечания по маршруту и особенности похода

Если прошлогодний первый поход на катамаране по Агидели строго говоря, не был ни первым походом вообще, ни первым походом по Агидели, то поход 1998 года, строго говоря, не был не только первым походом вообще - странно было бы предположить такое! Он не был ни первым чисто внутрисемейным походом, ни первым походом по реке Пра. Первыми чисто внутрисемейными походами были наши с сыном походы вдвоем по Нерли, Селигеру, другой Нерли на заре нашей байдарочной молодости. Неискушенные, не оснащенные, мало чего знающие и ничего не боящиеся, мы совершали длинные (по Клязьминской Нерли - свыше 200 км) походы, а потом уезжали в Финляндию, где я работал, честно служить тогдашнему Отечеству.

Сегодняшний поход был особенно знаменательным - Сева плыл со своей любимой женой, Ланичкой, прошедшей с нами Кобожу, Мологу, Керженец, Кокшеньгу с Устьей, Кубену с Сямженой, Агидель, а теперь вот и речку Пра. Я плыл со своей любимой женой Лялей, до этого сидевшей в байдарке всего десять минут нынешним летом на Шерне, где мы случайно встретили группу байдарочников из Александрова и познакомились с Алексеем Ореховым, энтузиастом экологом и краеведом, открывшим нам родники между Александровом и Кольчугином, а еще места междуусобных битв русских князей возле Ивкино под Кубринском.

Еще поход знаменателен был тем, что речку Пра мы хорошо знали - это впервые так случилось, что мы плыли по реке, знакомой хотя бы в общих чертах. До сих пор любая новая река была для нас абсолютно новой - знали только название и иногда, случайно, располагали картой масштаба в 1см 1 км (Кубена), чаще в 1 см 10 км (Кокшеньга), а то и просто схемой из какой-либо популярной книжки. Правда, по Агидели я ходил два раза, поэтому во второй раз шел уже по знакомым местам. И с удовольствием пошел бы еще.

Пра стала нам известной несколько лет назад, когда мы с Лялей приехали в Деулино на машине на майские праздники, купались в красноватой и очень легкой и быстрой воде и спали в палатке под еще не зазеленевшими дубами. Потом несколько раз приезжали сюда любоваться сон-травой и слушать крики журавлей. Потом, уже в этом году, нашли тетеревиный ток, построили шалаш и до самозабвения слушали токование этих теперь почти реликтовых птиц. Потом приезжали еще раз кормить ненасытных здешних комаров - мы уже знали тогда, что поплывем именно по Пре, и приезжали на более глубокую разведку. Итоги этой разведки чесались и зудели потом еще долгое время, что едва не отбило охоту плыть по Мещере, и все подталкивало выбрать давно вожделенную Ваймугу на Севере, где в это время комаров почти не бывает - гибнут с голоду от сегодняшнего там безлюдья.

Тем не менее, выбрали Пру, вероятно, из следующего:

- никто серьезно не верил в способности моей жены перенести более сложный поход;

- год был усталым и мало оптимистичным, поэтому не хотелось рисковать еще и главным его событием - походом, выбирая совсем новый маршрут;

- уважение к Константину Паустовскому и Вадиму Гиппенрейтеру требовало сопричастия.

Маршрут по Пре хорошо изучен и описан (например, в книге Ю.Б. Воронова "100 избранных маршрутов для путешествий на байдарке", изд. "Мир", 1993 г, где маршруту, в числе немногих, ставится высшая оценка "8" по десятибалльной шкале). И, наверное, Юрий Борисович прав. Хотя река для опытных байдарочников и даже для нас, менее опытных, скучновата - ни одного порога, ни одного переката, ни одного прижима, ни одной узости, ни одной мели! Всего-то один наплавной мостик еще в пределах видимости радиорелейной мачты Спас - Клепиков. Всего-то один несложный навигационный вопрос под мостом в Горках. Всего один обнос завала минут за тридцать до Горок. И все.

Зато изумительные сосновые леса на всем протяжении и по обоим берегам. Зато изобилие пляжей из редкого по чистоте и белизне песка. Зато черника, брусника, малина, ежевика, каменка, черемуха. Даже голубика. Позже, конечно, клюква. Изобилие грибов - жаль, не в этом, на редкость засушливом году. Зверобой, кипрей, золотая розга, калган, купена, багульник, вероника, горец, девясил и далее по алфавиту от донника до ятрышников. Рыба: щука, окунь, жерех, плотва; в старицах и озерах - золотой карась и линь. Озера - Ленево, Орос, Шуя, Урцево. Колония цапель. Зимородки. Щурки. Журавли. Безлюдие - и это в трех часах езды от Москвы. И - сосны, сосны, сосны! И столько тишины: тишина чуткая, тишина многозначительная, тишина робкая, тишина - затишье, тишина - ожидание, тишина - замирание сердца, абсолютная тишина. И звезды. Много звезд.

В отличие от прошлогоднего похода по Агидели, организация этого была проста до примитивности. Весной, когда мы с Лялей пытались утопить в бесконечных разливах Пры и Оки нашу "боевую слониху Мурку" (т.е. обожаемую до безумия вишневую девятку "без одной минуты полдень" - Б 11-59 ММ), а потом барахтались, сидя на брюхе и болтая колесами в том же песке, в котором спустя три месяца будет барахтаться описанный ниже профессор Борис Дмитриевич, той весной мы познакомились с жительницей Деулино - замечательной Анной Петровной Гуськовой. Схема родилась мгновенно: двумя машинами едем до Спас-Клепиков, выгружаем багаж и лодки, двумя машинами едем в Деулино, "слониху" оставляем у Анны Петровны. На второй машине возвращаемся в Клепики, и она потом тут же уезжает в Москву. Усталые, но довольные, приплываем в Деулино, а обратный транспорт - вот он стоит, такого вишневого-вишневого цвета!

И эта схема была не новостью. Давным-давно, в далеком и наивном 1986 году мы с Севой уехали на Селигер на новеньком, только что купленном Саврасии - царство ему небесное, изумительная машина ВАЗ-2111. Это его номера унаследовала Слониха. Оставили Саврасия посреди абсолютно не знакомой до этого деревни Старое Село на Березовском плесе, попросив лишь тут же встреченного окрестного мужика присмотреть за ним пару недель. Всего за десять тогдашних рублей, эквивалентных двум бутылкам водки с небольшой закуской. Через две недели, облазив почти все закоулки Селигера и почти забыв название села, мы нашли Саврасия целым, невредимым и, кажется, даже довольным.

Так что прогресс налицо - эдесь знакомая порядочная женщина в деревне, в которую мы только в этом году приезжали четыре раза.

Вторую машину организовал Андрей Ермилов, наш давний друг и очень хороший человек. Он провожал нас в последние три или четыре похода и встречал из них. В этот раз он не смог поехать сам и отдал свою машину другу и сотруднику Сергею, который и свез нас в Спас-Клепики - Деулино - Спас-Клепики. А еще Андрей недавно увидел крошечного и очень бездомного котенка, принес его домой и стал растить из него красивую и умную кошку.

Погода все дни стояла исключительно теплой и солнечной - 25-30 градусов. Дождь накрапывал два или три раза, но он так и не смог вырасти в настоящий летний дождик, который так был нужен для желанных и долгожданных грибов.

Мы в этот раз не отягощали себя длинными переходами или ранним вставанием. На стоянках оставались до тех пор, пока было с чем знакомиться в окрестностях, пока пейзаж не приедался, и пока не охватывал зуд перемены места. Поэтому поход может быть назван еще более развлекательно-отдыхательным, чем поход на катамаране по Агидели.

А вообще-то, Пра очень похожа на Керженец.

Вопреки опасениям моя жена Ляля на удивление легко перенесла тяготы первого похода. Правда, позволила себе использовать меня как рикшу, причем дармовую: ни одного гребка веслом за всю дорогу. И ритуал посвящения в байдарочники проводить отказалась. Знаете этот ритуал: новичку на весле подносится стакан водки, и когда стакан выпивается, новичок получает этим веслом по тому месту, которым сидит в байдарке на исключительно неудобном гермомешке с одеждой. После чего все купаются в реке независимо от погоды.

А еще в походе положено купаться:

-- утром

-- вечером

-- на коротких остановках после каждого ходового часа

-- при впадении в реку значительного притока

-- при впадении реки в другую

-- после прохождения трудного порога

-- когда просто захочется искупаться

Ребята в походе были, как всегда, дружны. Спали мы по потребности - год был тяжелым. Нагрузка в походе была минимальной. Даже места в байдарках (мы плыли на тройке, ребята на двойке) было предостаточно, хотя мы себя не стесняли ни в вещах, ни в продуктах, ни в снаряжении. Везли с собой два больших ведра, три котелка, две сковороды для несостоявшихся грибов, двуручную пилу, два топора, кучу принадлежностей для ремонта, теплую одежду. Чьи же вещи возили мы в своих байдарках в предыдущих походах, когда места постоянно не хватало, и байдарки не проходили даже под высокими мостами даже к концу похода?

Первые несколько дней отношения с Лялей были отравлены борьбой за влияние на детей. Понятие "руководитель похода" действует и в маленьких группах, и на простых маршрутах. Для всех. Кроме любимых жен.

Не берите их с собой в походы.

-- Начало похода

Я - человек привычки, хотя вовсе не консерватор, скорее, наоборот. Тридцать лет выписывал "Красную Звезду". Двадцать девять лет живу с одной и той же женой. Двадцать шесть лет ухожу в отпуск в последних числах июля, где бы и кем бы ни работал. Последние четырнадцать лет (за исключением 1988 года, когда лежал без движения в ИР АМН на Каширке) провожу отпуск в байдарочных походах.

В этом году все складывалось к тому, чтобы эту традицию нарушить. Тяжелейшая ситуация в объединении. Моя фирма с крахом промышленности по производству удобрений практически лишилась последней надежды на выживание. По разгильдяйству собрание акционеров в Усть-Ваеньгском леспромхозе было назначено на 25 июля, когда я уже должен был быть в отпуске. Я обязан был быть на этом собрании. Не преувеличиваю свою роль в мировой истории, но Усть-Ваеньгу они без меня угробят. И, тем не менее, 24 июля у меня был последний рабочий день. Еше в 1989 году, когда судьбу моего отпуска решали лично заместитель министра крупной отрасли, а косвенно и сам министр, я сказал себе: не отпустят - уволюсь, а отпуск проведу. Сегодня я зависим в большей степени - возраст, общий развал, обязательства перед людьми, которых я уважаю. Тем не менее, не задумываясь, уволился бы и сегодня.

В пятницу 24-го вечером приехал из Питера Сева - он давно уже живет и работает там. Ланичка с толстым котом Беничкой уже неделю жила в Москве. Суббота прошла в сборах. Утром в воскресенье ровно в семь за нами приехал Сергей. В восемь мы выехали. В 11-30 стояли на левом берегу реки чуть выше моста объездной дороги Спас-Клепики - Рязань (есть еще дорога на Рязань из центра Спас-Клепиков, и там тоже есть мост). Выгрузили байдарки и скарб, сфотографировались на фоне реки и машин и, мы с Сергеем, оставив Севу с девушками собирать байдарки, уехали в Деулино. Через час мы уже предъявляли фотографию Анны Петровны, которую я сделан на мосту на Пасху, Наташе, ее внучке, а через пять минут пришла и сама Анна Петровна. Машина была сфотографирована на память и покинута на две недели. Я забыл даже накрыть ее чем-нибудь, и она, бедная, простояла все дни одна, под палящим солнцем.

В Деулино тянут асфальтированную дорогу. Какая ошибка! Раньше последние 14-15 километров была нормальная грунтовая дорога, вполне приемлемая для автобусов, грузовиков и энтузиастов, вроде нас. Остальные, особенно на иномарках, не совались. Это позволяло сохранить почти нетронутой здешнюю природу. Пожалуй, этому приходит конец.

Еще через час, купив по дороге трехлитровую банку черники, мы опять были у моста. Горел костер. Байдарки были собраны, но не спущены. Нас еще и не ждали. Короткий чай с бутербродами, короткое прощание с Сергеем и - весла на воду!

Плылось легко. Был яркий воскресный день, берега были заполнены балдеющим народом, река кишела купающейся молодежью и обнимающимися парочками. Минут через двадцать прошли мост в Спас-Клепиках, от которого большинство начинает маршрут - здесь недалеко автовокзал. Показалась радиорелейная башня - она нас будет преследовать примерно так же, как та труба в Петровском на Нерли в Ивановской области. Река петляет, не уходя далеко от города. Пошли села - слева Тамышево, Екшур, Иншаково, Борисово - прямо у воды. Справа - Сергеево, Макеево, Макарово - прямо напротив Борисова. Перед Борисово встретился первый - и единственный на пути наплавной мостик. Перегрузились, сфотографировались на память и - вперед. Люди стали попадаться все реже, берега стали ниже, солнце ярче. Появляется усталость.

Через три с половиной часа впереди слева показался крутой обрывистый берег, за ним - высокоствольный и чистый сосновый лес. Река повернула, обрыв оказался по правому берегу, еще правее уходит широкий затон, заросший кубышкой и кувшинками. Поднимаемся с Севой наверх - изумительное место, просторно, чисто, есть стол с навесом и - никого. Подарок судьбы. Будем жить здесь.

-- География окрестностей первой стоянки

Быт байдарочных походов, да еще при хорошей погоде, то есть, без дождя и снега, настолько устоялся, что жизнь кажется и не стоящей описания. Ну, разгрузили байдарки у воды, не забыв их привязать швартовочными концами. Которые должны быть. Ну, подняли вещи наверх. Ну, подняли наверх байдарки. Обрыв метров в десять. Под ногами песок и корни сосен. Ну, убрали с площадки мусор, выкопав для этого яму метр на метр на метр. Лопатой, которая тоже должна быть. Ну, поставили палатки и разложили вещи, задохнувшиеся в гермомешках. Место для палаток - это особое искусство, как и место для стоянок. Это целую книгу надо писать.

Главное, чтобы над тобой ничего не висело - надломанный сук, полусгнившее дерево и т.п, и не стояло рядом ничего, что бы могло на тебя упасть от ветра или старости ночью, когда ты абсолютно беспомощен. Ну, повесили веревку для просушки - на деревья. Ну, окопали палатки на случай дождя. Ну, поставили колья и перекладину для костра. Повесили крючья. Расположили поблизости на полиэтиленовой пленке продукты, рассортировав их из транспортных упаковок для удобного пользования и выделив дежурную сумку с продуктами, которые должны быть под рукой сегодня: соль, масло, чай, сахар, хлеб и еще что-то. Отдельно - рыболовные принадлежности.

Весла - под байдарки, чтобы звякнули, когда байдарки будут красть. Ну, сделали стол, если на стоянке его еще нет. Нужны гвозди, время и сноровка. Можно и без гвоздей (см. Агидель, Дикфорд). Ну, слили воду из байдарок и повернули их днищами вниз для просушки. А на ночь - днищами вверх, чтобы дождь не затек. Ну, нарубили дров для костра и разожгли его. Топоры - под палатку, справа от входа, наган и фонарик под изголовье, чтобы всегда под рукой. Ну, принесли снизу два ведра и два котелка воды. Ну, решили, что будем варить (это труднее всего). Ну, сварили и съели - это легко. Ну, вымыли посуду. Теплой водой, если догадались согреть и если есть для этого свободная емкость. Чем больше котелков и ведер - тем теснее в лодках и тем свободнее на стоянках. Берите больше!

На ночь - герметичнее упаковать продукты (концы пленки, на которой они лежат, заворачиваются наверх, сверху все накрывается еще одной пленкой от дождя. Сверху камни или бревна - от ветра. Еще сверху - камуфляж, чтобы воры сразу не нашли в темноте. Убрать лишнее со стола. Снять вещи с бельевых веревок. Проверить где все. Спать крепко и спокойно, не вслушиваясь в ночные шорохи. А их много.

Уход со стоянки еще проще. Проснулись. Дождя нет. Костер - туалет - купание - завтрак (сначала приготовить, потом съесть!) - посуда. Уложить вещи. Уложить продукты. Уложить посуду и все остальное - рыболовные снасти, полиэтилен. Снять палатки. Все - вниз. Лодки вниз. Лодки уложить. А теперь все то же самое, но под проливным дождем, как это было почти две недели без перерыва на Кубене.

И в самых трудных походах я стараюсь изучить окрестности стоянки хотя бы в радиусе километра. Когда плывешь по реке, почти не видишь окрестностей, а если берега обрывистые - не видишь ничего. В этом походе я нагулялся вволю, уходя иногда за десять-пятнадцать километров от стоянки (кордон Еловка!). На свободе я легко поднимаюсь рано. Костер - туалет - купание - легкий завтрак. На все около получаса. Высокие ботинки. Американский камуфляжный очень легкий и быстро сохнущий комбинезон и камуфляжный же (чтобы комары не увидели) накомарник. Серебристая пленка - космическое одеяло весом граммов в пятьдесят - для тепла, от тепла и от дождя. Компас. Нож - герберовский, весом в 85 грамов. Непромокаемые спички. Бинокль Витакон 10 - 30 х 25 на поясном ремне, почти невесомый, умещается на ладони. Десятикратное увеличение и ненужный зум до тридцатикратного. Фотоаппарат - моя старая уже двадцатилетняя Минольта, с которой я в силу здорового консерватизма не могу расстаться, хотя она иногда барахлит на самых ярких и ценных кадрах. А иногда снимает просто великолепно. Вот у Ланички на фото текст можно прочесть на странице книги. В фотоаппаратной сумке два объектива: 35 - 70 и 70 - 210, пара пленок, плитка шоколада, паспорт и немного денег. Еще одни спички. Карта - носится в левой штанине. В сапогах - за голенищем. Очень удобно. Метров десять тонкой, но прочной веревки. Носовой платок. Всё.

Если смотреть со стоянки вверх по реке, немного видна деревня Взвоз и дачный поселок рядом с ней. Это примерно в километре на правом берегу реки. Если стать к реке спиной, то видны три тропинки. Правая, самая утоптанная, ведет в отхожее место вниз к берегу затона. Левая выводит на уютную стоянку ниже по течению метров в четыреста, сразу за крутым поворотом реки. Тропа, ведущая прямо, метров через триста раздваивается: левая идет вдоль реки по грибным местам, правая, превратившаяся в езжую дорогу, менее, чем через километр впадает в еще более езжую дорогу, которая левым концом выходит на грунтовку Заводская Слобода - Горки километрах в полутора от Заводской Слободы. Правый конец приводит, скорее всего, в Подгорье и Заднепилово (Задне - Пилово или За - Днепилово??). Вправо я не ходил, но больше ей вести некуда.

Я шел от стоянки прямо, затем направо по езжей дороге. Свернул с нее налево по отростку, который привел к стогу сена и у него закончился. Прошел по еще более езжей дороге, наснимал по пути золотую розгу, мох, березы на мху, лесосечный столб. Потом свернул на просеку налево и по ней через пару километров вышел прямо на мост дороги Завслобода - Горки. Назавтра на просеку я не сворачивал, а вышел эту магистраль, пересек ее и еще через километр вышел к реке километрах в семи от места стоянки.

Жизнь на стоянке была мало чем примечательной. Быт в сухую погоду не обременителен. Костер разводится легко. Дров изобилие. Продукты в достатке. Вода рядом. Разнообразили жизнь мелкие события, вроде найденной яблони с крупными красными яблоками, найденной всего в двух шагах от того места, где вчера я снимал крупным планом яркий цветок - золотую розгу. Изредка проплывали две-три лодки таких же, как и мы скитальцев, да прилетал канюк, проверить, все ли в порядке.

Из крупных событий случались закаты. И какие! Я неплохо снимал восходы и закаты у моря в Измире и Кемере. Той же камерой. На ту же пленку. Здесь у меня закаты получились достаточно худосочными, не передающими и десятой доли того божественного величия, которое мы сподобились наблюдать почти каждый вечер.

Ловили рыбу. Извините, бреднем. Это не такое уж браконьерство по сравнению, скажем, с динамитом, если ловить в старицах, затонах, потаенных озерах, куда все равно никто больше не заберется. Работа с бреднем требует отваги, усердия, выносливости и, конечно, знания тонкостей ремесла, без которых шансы на улов не выше удочных.

Вы забираетесь в такие топкие и неприятные на вид и на ощупь места, куда без бредня никогда бы не решились даже сплавать, не то чтобы пройти по дну по шею в воде и по колено и выше в липкой грязи, измеряя ногами глубину и температуру ледяной воды родников. Остановиться нельзя - рыба выйдет из бредня, который, по сути, представляет собой большой дырявый мешок с двумя палками по краям. За эти палки вы его и тащите, проваливаясь в ямы, натыкаясь на ставшие вдруг жесткими кочки, но все же стараясь держать нижний конец мешка как можно ближе ко дну: поднимешь - рыба уйдет туда. А она ой, как хитра и коварна, вражина! Особенно проворно надо выгребать мешок на берег - тут уж не спи! Спотыкаешься, надрываешься - полтонны грязи в мешке, не меньше. А сверху, сбоку - отовсюду! - слепни и оводы. Для них это редчайшее развлечение. Как гастроли Киркорова в Тамбове.

Зато когда почти вся грязь уже на берегу, а вода пульсирует через ячейки бредня десятками маленьких родничков, в мотне вдруг всплеснется огромная щука или зазолотится крутой бок бывалого карася.

И был затон, прелестный с берега, но оч-ч-ч-чень топкий и холодный в его глубинной сути. И были слепни на пределе человеческой выносливости и долготерпения Севы. И были достаточно язвительные зрители в лице Валентины Алексеевны, сравнившей наш затон с болотом Дуремара из бессмертного Алексея Толстого. И была настоящая уха, в две закладки (см. походы по Кокшеньге и еще где-то, где были описаны рецепты ухи, данные великим товарищем Кондратьевым).

Назавтра мы уходили с обжитого, до последней тропинки исследованного и очень милого места.

4. Стоянка у 273-го кордона

Паустовского я раньше, конечно, и читал, и ценил. Я восхищался его самым блестящим для меня тогда рассказом "Ручьи, где плещется форель". Остальное помню смутно: это было лет двадцать пять - тридцать назад, и меня, выросшего и в основном сформировавшегося на Хмелинском кордоне в 178 квартале Горельского лесхоза Хмелинского же лесничества, манила и впечатляла другая жизнь, другая красота, а не та, что была воспета Паустовским и являла собой мою обыденную повседневность. Тамбовские леса так похожи с Мещерскими! Чистая сосна, мягкий рельеф, торфяные болота, узкоколейки, лежневки, картошка на песчаной почве, поселки и кордоны, отстоящие друг от друга на 5 - 7 километров и связанные абсолютно такими же извилистыми дорогами, две белые колеи которых режут серовато-коричневые, многолетние слои опавшей хвои.

Надо было прожить достаточно большую жизнь, изъездить страну от Бреста до Авачи, от Сумгаита и Эчмиадзина до Мурманска и Соловецких островов, изъездить мир от Нагасаки и Шанхая на Востоке до Солт-Лейк-Сити и Денвера на Западе, от финского заполярья в Ивало на Севере до Эн-Геди на Мертвом море на юге, пройти всю Европу и под старость быть из нее вышвырнутым как персона нон-грата, надо было пройти испытания славой (сначала), деньгами и властью (потом), чтобы вернуться назад к чистой, близкой Богу и близкой к Богу, абсолютной красоте среднерусской природы, вернуться к простой и высокой духовности жизни естественных людей в естественных условиях.

Мы ушли со стоянки напротив Взвоза достаточно рано: около девяти утра. Плыли с наслаждением - соскучились по нагрузке, по ощущению низкого и плавного бесшумного полета над водой, которое дает байдарка и еще, пожалуй, небольшая парусная лодка. Через час прошли мост в Заводской Слободе, саму Заводскую Слободу - красивый и достаточно большой лесной поселок. К этому мосту я позавчера рано утром выходил, едва продравшись через окрестные болота и достаточно проплутав между старицами. С воды мы не заметили и просто проплыли мимо следующего живописного места на реке, отмеченного на фотографии вчера утром и расположенного в километре от впадения нашей еще более езжей дороги в магистраль. Ну, да Бог с ним. Впечатление от того утра осталось. А сотрется, вытеснится из памяти другими, более свежими - не надо жалеть: оно ведь БЫЛО!

Через какое-то время с правого берега пришли сразу две стоянки. Одна, ближайшая, достаточно симпатичная, полузакрытая. Вторая, чуть ниже, - просторнее. На ней уже укладывали палатку, готовясь уплыть, наши предшественники. Приди мы на десять минут позже, считали бы себя первооткрывателями, а ведь сколько тысяч людей - разных! жили на этой стоянке так же, как будем жить мы. А потом придет кто-то после нас - и для него все будет впервые - и этот молодой дуб, под кроной которого нельзя не поставить палатку, и этот необычно короткий спуск к воде. И даже геометрия неба, отражающегося во всей своей прелести в таких же прелестных и плавных изгибах реки.

На этой стоянке мы прожили, кажется три дня, прибрали ее, подмели (мой портрет с метлой именно отсюда!), устроили навес над столом. Здесь же мы пили чай в воде, ловили рыбу в очередном окрестном Дуремарстве (как красив был тот золотистый карась, который был с тихой радостью отпущен на свободу, правда, в соседнее Дуремарство). Здесь же впервые появились колбасоиды, о которых будет подробно рассказано в свое время.

Самое интересное нас ждало на другое утро. Как всегда, отправившись бродить по окрестностям, я уже через километр вышел к заброшенному кордону на берегу длинного, тихого и очень живописного затона. На большом щите русским по белому было написано, что именно здесь стоял описанный у Паустовского в одноименном рассказе знаменитый кордон 273. В десяти метрах - прозрачный и холодный, недавно обустроенный родник. Почти голубые сосенки, посаженные лет десять назад на том месте, где в былые времена положено было находиться огороду с единственно возможной для этих мест картошкой. Сколько маслят будет здесь после первого теплого и продолжительного дождя!

Мы придем сюда на другой день вместе с Лялей и она, обычный городской житель, тоже будет замирать от простой и вместе с тем таинственной, глубокой и гармоничной прелести этого уже исторического места.

Дети придут сюда вдвоем чуть позже. Красоту нельзя созерцать толпой, колхозом. Толпой ее можно потреблять, чтобы где-нибудь потом при случае упомянуть, приподняв свой статус в глазах окружающих таких же.

От стоянки к кордону выйти можно, пройдя через предыдущую стоянку (это метров пятьдесят), далее вверх вдоль реки по тропинке еще метров пятьдесят, затем бывшая дорога резко влево, по ней не более километра - и вот он, кордон 273. Метров через двести от кордона вы выходите на ту самую магистраль Заводская Слобода - Горки, из-за которой был построен пройденный позавчера мост. Влево - дорога на Жуковские выселки, вправо сразу же за указателем "Кордон 273" - мост через протоку из озера Орос, которая впадает в уже виденный затон, делающий в месте впадения крутой, на 180 градусов, поворот назад к реке. Далее дорога раздваивается. По левой примерно через полтора километра вы выйдете к озеру Орос - огромному, заросшему, с колыхающейся трясиной у берегов и запахом гниющих водорослей, удушливым, но не отталкивающим.

По правой дороге, свернув с нее влево примерно через километр, вы придете к другому озеру, Шуя, симпатичному, с твердыми берегами. А если пойдете дальше, оставляя Шую справа, придете к тому же Оросу.

По левой дороге через километр вы попадете на Жуковские Выселки, где уже более пятнадцати лет живет лесник, а теперь пенсионер, Фоминов Григорий Яковлевич. До октября. А в октябре по настоянию жены бросит все и переедет в село, где три магазина, электричество и ноющая тоска по этим глухим, чистым и незабываемым местам.

Когда я вышел из леса, весь в паутине и седой ветоши отцветшего кипрея, Григория Яковлевич занимался очень важным делом: старался не пропустить исторический момент, когда разделится рой, чтобы рассадить старый и новый по разным ульям. Пчеловодство - это не наука, и не искусство, это вторжение в иную цивилизацию.

Мне об этом кратко, за три часа полета из Парижа в Москву, рассказал Евгений Павлович Добрыднев, редчайший человек, в миру бывший тогда генеральным директором крупного концерна АБК "Иргиз" из Балакова (пять тысяч работников во времена исторического материализма), а в другой, более высокой жизни - поэтом, хотя, кажется, не написавшим ни строчки стихов. Впрочем, за последнее не ручаюсь. В то время, когда другие красные директора скупали себе виллы и яхты в заморских странах, Евгений Павлович завел себе дом в деревне в Саратовской области и устроил там пасеку, постигая высокое искусство пчеловодства по книгам.

Вы тоже, наверное, не знаете, что коллектив рабочих пчел, обнаружив, что матка, усердно оплодотворяемая трутнями, выдает на-гора меньше личинок, чем коллективу казалось бы достаточным, проводит соответствующую агитацию среди трудового населения улья и организует свой ГКЧП, правда, пока тайный. Закладывается более крупная ячейка, в которую приносится отборный нектар и все прочее, необходимое для рождения новой матки. Принимаются все меры по легендированию и маскировке этого процесса, включая ложные цели, поскольку правящая матка вовсе не жаждет импичмента и делает все, чтобы ГКЧП сокрушить. В глубокой тайне новая матка взращивается и воспитывается, чтобы в один прекрасный день - нет, не воззвать по телеканалам после "Лебединого озера", а взмыть в небеса для первого совокупления прямо в полете с бывшими пролетариями воска и нектара, рабочими пчелами, которые тут же перековываются в трутней. Перековываются ли бывшие трутни в рабочих я, допивавший тогда с рассказчиком бутылку какого-то 0,7 V.S.O.P., уже не уяснил. Скорее всего нет.

Тем не менее, несмотря на историчность момента, мы с Григорием Яковлевичем довольно подробно поговорили о жизни вообще и жизни в Мещере, в частности. Он коротко изложил мне географию окрестных мест, поделился чудесным липовым медом, свечами, которые делает по какому- то особому секрету, и мы расстались. Фотографии из Москвы я ему уже отослал.

-- Краткое отступление. Колбасоиды

В этом походе мы почти ничего не читали. У Ляли была "Иностранная литература", у меня "Новый завет" с комментариями. Света изучала какую-то крайне сложную научную книгу о внутренней сущности человека в смысле правильности его питания и пищеварения. Содержание книги сводилось к плоскому "Каков стол, таков и стул", но подано это было в глубоко обоснованном виде. Сева схватил книгу юмористических рассказов, купленную мной по чистому недоразумению. Единственной стоящей вещью в этой книге была заимствованная пародия, в которой по-своему излагалась история периодической системы элементов Менделеева. Автор утверждал, что Менделеев в голодном сне открыл периодическую таблицу питательных элементов: чем правее и ниже располагается продукт, тем выше его цена и питательная ценность. V-водка, O - огурец. Отсюда V2О - не закись ванадия, как вы подумали, а один огурец на две водки, т.е. после первой не закусывают.

SrRh - сервелат ряженки - исходя из законов таблицы, сочетание невозмжное. Cl - колбаса и целый ряд подобных элементов - колбасоидов (Os - останкинская, Mo - московская, K - краковская, и так далее. К сахароидам относилась количественная проблема по имени югославского профессора Слипница.

Чушь, конечно, собачья, но так совпало, что практически одновременно с нами на реке находился Рязанский общероссийский слет туристов "Мешера". Двести, как-никак, человек детей от десяти до восемнадцати лет, сопровождаемый сонмом взрослых (от двадцати лет до семидесяти) инструкторов, спасателей, поваров, докторов, просто начальников и неизменных нахлебников. Плыли они на всем, на чем в 43-м году наши форсировали Днепр. В основном, правда, на катамаранах всех мастей, оттенков и степени пригодности. Мы тоже плавали на катамаране в прошлом году и определили его как "раскладушка на двух презервативах". В этом году так совпало с только что изученной таблицей питательных элементов, что сначала катамараны, а затем и их обитатели были названы нами просто "колбасоидами".

Мы их однажды спасли.

Было это так. Глубокий вечер. Никого не трогаем. Ждем, что с соседней стоянки в гости придет новый знакомый Володя, опытный байдарочник, ходивший по пятой категории в Саянах и вообще - везде. Придет с чадами и домочадцами, плывущими в таком же развлекательно-отдыхательном темпе, что и мы, рассказать о настоящей жизни на воде. И вдруг вместо домочадцев на стоянку вваливается толпа усталых и промокших колбасоидов во главе с когда-то командиром четырнадцатого отряда, а ныне просто Леной, робко жмущейся к такому же юному и потерянному Павлику. Пошли искать известный по литературе кордон 273, сбились с пути, заблудились, переплыли на другую сторону реки, надеясь здесь пройти короче. Пока искали путь покороче, совсем заплутали, попали в болото - в итоге лагерь где-то ниже по течению, там уже знают, что они в отрыве (слава Богу, с собой взяли мини-рацию, Walky-Talky). А где именно - не понять, не определить и не навести. Колбасоиды, несмотря на измотанность, боевого духа не потеряли и все порывались на ту сторону - дойдем, дескать, сами.

Ну, посадили мы с Севой в свои байдарки четырех первых колбасоидов во главе с командиром и при луне поплыли искать лагерь. Нашли километрах в полутора внизу спустя три-четыре затона с каждой стороны. Высадили, перешли в Севину двойку, тройку на буксир и - назад вверх по течению за остальными. Остальных таким же образом доставили почти до лагеря - первоспасенные организовали две байдарки, и мы сдали своих с рук на руки на темном и пустынном пляже.

Назавтра, когда мы проплывали мимо колбасоидного лагеря, вместо "здрасьте" услышали от вчерашних путников: "Вы наш ножик не нашли?". Колбасоиды, одним словом. Хотя молодцы. Две недели на воде!

Некоторые аксиомы для байдарочников из моего личного опыта:

-- Не допускайте дробления тургруппы.

-- Не ходите по незнакомым местам без карты в 1 см 500 м или, хотя бы в 1 см 1 км с современным состоянием местности. Другие карты показывают лишь взаимное расположение населенных пунктов, фантазируя во всем остальном.

-- Не ходите без компаса НИКОГДА.

-- Не ходите напролом. В конечном итоге тропы и дороги будут чуть длиннее по геометрии, но значительно короче по времени. Если бы тропу можно было проложить, будьте уверены - ее проложили бы лет за пятьсот - шестьсот до вашего приезда.

-- Не попадайте в потемки - это РЕАЛЬНО ОПАСНО.

-- В лагере должны знать хотя бы сектор вашего местонахождения для будущих поисков.

-- Заблудившись, выходите к реке. Найти вас можно будет только там.

-- Двигаться вдоль реки, почти всегда можно, только выйдя из зоны ее непосредственного влияния (два-три километра перпендикулярно общему направлению реки). Только тогда вы избежите купания в старицах и утопления в трясинах.

-- Никогда не форсируйте болота!

-- Подойдя к реке, абсолютно убедитесь, где вы: ВЫШЕ или НИЖЕ лагеря. Если измотаны - лучше ждите сутки: вас гарантированно найдут.

-- Уходя на час и в солнечную погоду, берите с собой питание на сутки, непромокашки (пленку), нож, спички, бинт, жгут, йод. Карта и компас даже не обсуждаются.

-- При трагедиях (переломы, укусы змей и пр.) на помощь рассчитывать не ранее, чем через пару суток и не паниковать по этому поводу.

-- Поиски потерявшихся начинать только через сутки (выйдут сами). Иначе вместо одной группы потерянных будете иметь несколько

-- Одна байдарка крейсирует вверх километров на 10 от лагеря, вторая так же вниз от лагеря. Крики, опрос и инструктаж встречных.

-- Поиск в секторе возможного нахождения пропавших ведет самая опытная, четко проинструктированная группа.

-- Через сутки безуспешных поисков обращайтесь к властям (если есть).

-- Избегайте дробления групп.

Наверное, здесь сказано далеко не все и не так, как принято канонами. Но все это выстрадано моим собственным опытом неоднократного плутания по безлюдной тайге в районе байдарочных стоянок.

-- Стоянка чуть выше Ольгино

Перед уходом со стоянки у кордона 273 меня потянуло на трудовые подвиги. И я не отказал себе в удовольствии превратить простой пень в кресло. Очень удобно пить чай и смотреть на реку, особенно, если по ней плывут колбасоиды.

Река до стоянки перед Ольгино запутанно извилиста и противоречива, хотя, впрочем, общий ее облик сохраняется. По левому берегу было село Ювино, но оно у старицы, достаточно далеко от теперешнего русла реки и с воды его не видно. В километре от реки слева и справа идет грунтовая автодорога. Ее тоже с реки не видно, но ее присутствие выдают автотуристы, расположившиеся со своими палатками чуть ли не на самых живописных и благоустроенных стоянках. Вот и до нас на месте нашего нового дома жили, видно, автотуристы - в таком загаженом бытовым мусором и гниющими рыбьими головами она нам досталась. Да и уходили они, видно, в спешке: оставили висеть какие-то носки, грязные майки, соль на столе. Вот он, наш простой русский человек, конечный продукт советской эпохи, бывший народ-богоносец. Неистребимое хамство, загоняемое на время внутрь в городах, где человек почти всегда на виду, и фонтанирующее наружу, как вода из лопнувшей трубы под напором, как только он выходит из зоны страха. Других сдерживающих начал у него просто нет. Забыли предусмотреть. А данные Богом - совесть, в первую очередь, - забыли развить. Так и ходит он по земле с неразвитой совестью. И зеркала узнать про свое уродство у него нет - это зеркало та же совесть. Благие люди!

У меня заканчивается фотопленка - ее осталось на две кассеты меньше, чем я предполагал. Просто осталась дома. В результате мир лишился почти половины зрительных образов похода. Пленки всегда не хватает. Придется дальше украшать дневник ранее снятыми цветами.

Продолжаются сухие жаркие дни. Потягивает гарью - видно, опять, как в 1972 году начали гореть торфяные болота. Ляля несколько раз робко пыталась убедить нас, что горит рядом, но какой у Ляли авторитет в лесных делах? И лишь на другой день, когда я где-то около полудня вернулся из очередного дальнего похода, Ляля настояла, что лес действительно горит прямо рядом со стоянкой.

Действительно горело рядом, метрах в двухстах выше, за поворотом реки. Вовсю дымилось и кое-где просто горело черное пятно, расползшееся от тропинки вдоль реки метров на пятьдесят в каждую сторону и остановленное пару дней назад неглубокой канавкой, отрытой в спешке простыми лопатами. Кто-то, скорее всего поспешно бежавшие с нашей стоянки прежние постояльцы, развели костерок возле тропинки, а удержать не сумели. Он так и остался свидетелем происшедшего: три-четыре полусгоревших поленца. Городские в этой ситуации просто бы сбежали, обрекая окрестные сотни и тысячи гектаров на уничтожение. Здесь были местные, хорошо понимающие гибельность энергии огня и сохранившие еще самые глубокие крестьянские инстинкты. Наверное, их было пять-шесть человек на грузовой машине, у них, слава Богу, были две-три лопаты и несколько ведер. Работали они, надо признать, самоотверженно: длина канавы, которой они отсекали огонь, не менее трехсот метров, а на самом пожарище остались тропинки, которые они протоптали, непрерывно таская воду из-под обрывистого берега реки, благо до нее от костерка не более десяти метров. Им удалось блокировать расползание огня. Горелые пни, валежник и сучья они залили водой, сбили ветками пламя со стволов деревьев и грязные, потные, пахнущие гарью и обессиленные, в спешке уехали, чувствуя себя героями и преступниками одновременно.

Я за свою жизнь тушил всего два-три пожара в лесу, один совсем недавно недалеко от Рогачево в Подмосковье, но хорошо понимал, как силен и коварен огонь. Расхожий штамп - силен и коварен. Но огонь в таких ситуациях действительно превращается в живое существо. Ты борешься с ним - он борется с тобой, норовя зайти сзади, окружить, отрезать. Он неутомим и неистощим в выдумках. Сказка о головах, вырастающих на месте отсеченной - это про него: казалось, вот все, последний язык пламени, добьешь - и все. Ан, нет, справа сзади вспыхивает еще один, а слева уже пробирается узкая змейка, которая вдруг стягивает золотыми кольцами куст можжевельника - и он вспыхивает, обреченный. А как горит зеленая трава! Ну, сырая же, попробуй зажечь ее сам. Сухая подстилка, прошлогодняя трава и все другое, невидимое под чистой зеленью новой травы, но не ставшее от этого менее горючим, пылает, подсушивая зеленую, и зажигая ее через короткие, почти не ощутимые в общей суете, мгновения.

Так с Марса виделась, наверное, линия фронта в июне 1941 года: медленно, неуклонно, все уничтожая ползет, извивается обозначенная сизым дымом лента, то медленно, натолкнувшись на какой-нибудь пень и не в силах быстро прогреть его до температуры вспышки, а потому вынужденная обходить, не оставляя все-таки своего подлого замысла. То быстро-быстро, распространяясь сразу в трех плоскостях: по иссушенным до хруста прошлогодним сосновым иголкам в плоскости Х-У и по таким же высохшим кустам можжевельника в плоскости Z.

Коварство огня еще и в том, что он, уходя, не совсем сдается. Остается пятая колонна под теми самыми пнями, что сразу не загорелись, в ямках, сверху прикрытых почти сгоревшей, но еще сохранившей потенциал горения подстилкой. Те же сосновые шишки могут подолгу тлеть без видимых признаков горения, а потом вдруг породить сначала тоненькую золотистую змейку, ползущую сначала под горелой подстилкой и потому не видимую.

Таких вот змеек мы и душили, заливая их водой, все никак не добираясь до их источника, который иногда находился в трех-четырех метрах от дымящейся норы. Часа два понадобилось нам, чтобы окончательно добить врага в его логове. В последующие дни мы регулярно проверяли пожарище - все было тихо.

Стоим мы на не очень высоком левом берегу реки, там, где к воде выходит из глубины соснового леса еще не разбитая до песка машинная дорога. По утрам я ухожу именно по ней.

Во время моей самой глубокой вылазки Ольгино - озеро Урцево - кордон Еловка - Ольгино (назад уже по другой дороге) - стоянка я прошагал дорогами, лесами и болотами почти беспрерывно километров двадцать пять.

Ольгино - обычная лесная деревня, затерявшаяся в песках, окруженная сосновыми посадками на очень прибалтийских дюнах и почему-то расположенная почти в километре от реки. Есть электричество. Есть дорога - глубокая песчаная колея, хорошо проходимая для Камазов и Уралов и очень трудная для легковых машин. Хитрый народ проторил в песках, минуя вершины дюн, десятки мелких дорог, поэтому в Ольгино можно въехать с любого направления и в любую часть села сразу, минуя околицу. Основная дорога перед Ольгино уходит вправо на Горки. Через Ольгино, несколько левее села, идет дорога на Голованово (левая) и на кордон Еловка (правая). Иду налево. Километра через три справа открывается просвет. Глухая дорожка в направлении этого просвета быстро выводит к берегу чистого озера, на противоположной стороне которого солнце рисует бронзовые от загара стволы сосен.

Южная сторона озера выходит в мокрый лес, поразивший меня изобилием черники. Крупная утка медленно увела поздних и потому еще не умеющих летать утят, прикрывая их своим телом от возможного выстрела и глядя на меня с кротким вопросом: "Ну ведь ты не будешь стрелять в моих детей?". Конечно, не буду! Страстный охотник в молодости (своего первого глухаря я добыл совершенно самостоятельно на самолично открытом току, когда мне еще не исполнилось тринадцати лет), я теперь уже не смогу загубить ни одну живую лесную душу. И не жалею об этом. Скорее горжусь.

К кордону Еловка я вышел по просеке, начинающейся на южной оконечности озера и идущей в юго-юго-западном направлении до пересечения с дорогое Ольгино - Еловка. Это по карте. В действительности просека упирается в огромное болото, топкость и глубину которого я измерял своими собственными ногами. Можно было бы и обойти. Сушился, уже шагая по песчаной, не очень наезженной дороге, на которую я все-таки попал.

Еловка была покинута людьми не менее чем десять лет назад. Не будь обозначения на карте, можно было бы проехать мимо, только смутно догадываясь, что здесь когда-то жили люди: волновались, переживали, ждали и провожали кого-то, может, влюблялись и надеялись на случайную встречу на каких-то сейчас уже совсем заросших тропах. Сколько таких брошенных мест! Люди переселяются не в города. В конечном итоге они переселяются на кладбища. Меня потрясло, как выросло новое кладбище, на котором всего шесть лет назад была похоронена мама. Закон сохранения действует и здесь. Сумма живых и мертвых селений остается постоянной.

Для кого?

Еще в одно путешествие я отправился на другой день уже к вечеру. Малаховские выселки на противоположной от стоянки стороне реки. Нежилое селение на пересечении дороги Слобода - Горки и крупной мелиорационной канавы, сбрасывающей в Пру избыток воды огромного, почти в десять тысяч гектаров, болота в районе озер Дубовое и Ленево, канавы, прорытой, может еще генералом Жилинским. Место это еще обозначено на карте черным квадратиком жилого селения, но уже не имеет имени.

Малаховские выселки находятся километрах в шести от Жуковских, где я встречался с Григорием Яковлевичем. Красивый и крепкий дом под шифером, новый частокол изгороди, большой и чистый колодец с холодной водой, аккуратная банька. И никого. Совсем никого. Только огромная борозда, пропаханная мощным тракторным, а скорее танковым плугом этой весной. Борозда, отгородившая дом от стены огня большого лесного пожара, остановленного этой весной не более, чем в пятидесяти метрах от дома. Сгорела почти тысяча гектаров чистого соснового леса. Сосны еще живут. Новая трава уже заселяет пожарище. А люди - ушли. Как же им было тогда страшно!

На обратном пути заблудился, не попав в узкую и единственно проходимую расщелину между двумя старицами, выводящую прямо напротив стоянки. Вместо этого улетел куда-то в сторону и долго не мог определить, выше это или ниже стоянки. Принял самое правильное решение: переплыл на противоположную сторону реки, пошел на восток к дороге на Ольгино и через полчаса неожиданно вышел на километр ниже самой деревни. Добраться до стоянки далее было просто делом техники.

Кстати, кордон Еловка находится всего километрах в пяти от того места, где этой весной мы наслаждались тетеревиными токами. Практически вдоль всей Пры по ее обоим берегам я прошел пешком на глубину от трех до десяти километров!

6. Стоянка чуть ниже Горок

На предыдущей стоянке были и другие события. Еще раз проплыли мимо колбасоиды. Приезжали головановские ребята на грузовом ЗиЛе, искали, где можно стать на берегу до утра. Мы с Севой распилили прямо в реке здоровенную корягу, которая своим гнусным видом портила прекрасный плес, а еще мешала спокойно купаться - течение здесь достаточно сильное. Мы оттащили ее вниз, а потом за нее же зацепилась моя блесна, и ребенок держал меня на страховочной веревке, пока я нырял под корягу и отцеплял дорогую мне уловистую блесну. В конце концов, нам надоела эта почти городская суета, мы свернули лагерь и поплыли дальше, вниз по реке, не забывая делать законные остановки для купания.

Прошли самую колоритную группу на реке: древний дед, не менее восьмидесяти лет от роду, со своей старухой, которая была лет на пять помоложе и потому руководила всей навигацией. Плыли они на весьма странном сооружении: на комбинированной лодке-палатке весом тонны в две. Верх лодки, такая крыша на время плавания, на стоянках откидывался на берег и образовывал подобие крова для ночлега в полуметре от кромки воды. Представляете, как это сыро и вообще мерзко! Плыть еще хуже. Посудина тяжелая и трудно управляемая. И как они перетаскивали этот дредноут через мостики и завалы? И все равно, молодец дед! Народный умелец! А сила духа! А его боевая подруга!

Перед самыми Горками нам встретилась первая на реке серьезная навигационная проблема: сплошной завал. Поменьше, чем в Рустае на Керженце, но тоже ничего: старый, уже проросший ивняком, занимающий все пространство реки от берега до берега и метров сто-сто пятьдесят русла реки на ее крутом повороте. Мы о нем знали, ожидали, но не думали, что обнос будет таким длинным и неудобным. Непонятно только, почему тропки обноса столь слабо выражены: ведь тысячи же людей прошло, одних колбасоидов, идущих впереди нас, двести пар ног.

Разгадка крылась в редкой изворотливости ума простого российского байдарочника, бывшего строителя коммунизма. Параллельно реке идет длинная, метров триста, старица, открытый конец которой выходит в реку ниже завала, а левый ее берег не далее, чем тридцать метров от правого берега реки до завала. Надо только пройти сквозь кустики. Тропка, вернее, торная дорога обноса шла не вдоль берега реки, а перпендикулярно к нему, прямо в старицу. Всего тридцать метров! Я подозреваю, что другим своим концом старица тоже выходит в реку метрах в двухстах выше завала, то есть, можно вообще не перегружаться. Будете на Пре - проверьте, пожалуйста, а то мы уже разгрузились.

Еще одна задачка - проход мод мостом у Горок. Ничего страшного, просто хорошее течение, узкий, метра полтора, проем между двумя концами распиленной кем-то коряги, крутой поворот и обычная мель на нем. Даже интересно! На "двойке" Сева шел один и прошел под мостом довольно спокойно, хотя я его и страховал, стоя в самой критической точке поворота. Девушки с визгом в особо напряженные моменты наблюдали всю картину с высоты моста. На "тройке" мы с Севой шли уже вдвоем. "Тройка", известно, корова. Конечно, чуть зацепились, коснулись, вернее, но не пробились и все-таки прошли без задержки. Ура!

Сама стоянка не была примечательна ничем. Стол без навеса, гнилой и не на том месте. Пришлось тряхнуть стариной и соорудить более приличный стол, установив вместо навеса над ним натянутый камуфляжный тент, купленный несколько лет назад во Флориде и впервые опробованный в качестве навеса над столом в походе по Кокшеньге. Из достопримечательностей рядом была огромная подковообразная старица, целое озеро километра полтора длиной и метров сорок шириной - шире реки! Хотел отсюда дойти до того самого кордона Еловка, здесь до него около четырех километров, но не смог даже выбраться из зоны реки - старицы, полои, овраги какие-то. Жили мы на этой стоянке две ночи.

7. Последний переход и стоянка у Деулино (Лесохим)

В конце похода, как всегда, женщинами овладевает зуд. Город, телевизор, горячая вода манят их с непреодолимой силой. В итоге мы возвращаемся в четверг 6 августа, на день раньше запланированного. Пятого августа мы снялись со стоянки ниже Горок и медленно поплыли вниз. Последний переход. Мало мы были на воде в этом году! Если бы не пешие вылазки по окрестностям, вообще не получили бы никакого удовольствия от физических нагрузок.

Оба берега забиты народом, приехавшим на машинах. Попадаются даже "Мерседесы" и "Ауди". Дожили! Сухое лето. Небось, весной они бы сюда не сунулись!

Наша июньская стоянка занята лагерем, прибывшим аж на двух машинах. Следующая, ниже - тоже. Еще ниже - опять люди. Через один поворот реки - Лесохим, еще через один - мост в Деулино. Слева под дубами замечаем пустое пространство. Выходим - откуда-то здесь взялся стол, вполне прилично обустроенное место. Еще в июне и следа его здесь не было. Все меняется! Стоим здесь. Байдарки в последний раз в этом сезоне поднимаются из воды. Палатка, вещи, костер - всё, я ухожу в Деулино за Муркой.

Уже на мосту в самом Деулино спохватываюсь, что без весла на байдарке плыть можно. Без ключа открыть и завести машину - тоже. Но лучше этого не делать. Возвращаюсь за ключами к палатке.

Встреча с Муркой достойна отдельного описания. Это как прощание Олега с конем, только наоборот. И в эмоциональном плане тоже. А с Анной Петровной мы теперь друзья навек. Приедем сюда, и не один раз. Замечательные места. Замечательная река. Замечательные люди.

Под вечер сделали еще одно доброе дело: помогли профессору Борису Дмитриевичу вытащить его "Форд" из того самого песка за мостом в Деулино, из которого мы с Лялей весной вытаскивали свою Слониху. Профессор по слуху у пресмыкающихся. Чудны дела Твои, Господи! А собака у него прелестная.

Этот эпизод был заключительным в нашем путешествии. Логического завершения у похода не было. Остался высокий берег, туман и маленькая лесная тайна.

До будущего года?

Комментарии: 4, последний от 25/04/2009. © Copyright Чуксин Николай ( nick1159@hotmail.com) Обновлено: 17/02/2020. 56k. Статистика. Водный:Подмосковье	Оценка: *5.508** Ваша оценка:

Техподдержка: Петриенко Павел.

Активный туризм

ОТЧЕТЫ

Это наша кнопка

Чуксин Николай: другие произведения.

Впечатления: Пра-98. Краткие заметки

Комментарии: 4, последний от 25/04/2009. © Copyright Чуксин Николай ( nick1159@hotmail.com) Обновлено: 17/02/2020. 56k. Статистика. Впечатления. Водный:Подмосковье , 70 км , Байдарка Дата похода 26/07/1998 {11 дн} Маршрут: р.Пра - Спас-клепики - Заводская Слобода - Кордон 273 - Ольгино - Деулино Иллюстрации/приложения: 10 штук.		Оценка: *5.508** Ваша оценка:
Аннотация: Еще более старый и еще более камерный поход. Интереснейшие места! К сожалению, фото отсканированы не те. Те поставлю чуть позже - надо искать и сканировать, но они есть! Об этих же местах смотрите здесь: http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/kordon2.shtml; http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/meshtshera.shtml; http://samlib.ru/c/chuksin_n_j/solotcha.shtml