Дмитрий Дервенёв
Горы, лошади, эклипс и... "Высотник"
Давно смолкли залпы орудий,
Над нами лишь солнечный свет.
Владимир Высоцкий
- Ну что, народ, - сказал я, подняв стакан, - давайте выпьем вот за что. Поверьте мне, вся эта херня, что здесь творится, забудется довольно скоро. Останутся только горы, лошади, песни, костер и друзья. Давайте за это и выпьем!
Была отвальная. Сегодня мы вернулись на базу, завтра у нас ранний подъем, долгий трансфер "в погоне за солнцем", ужин в ресторане со свининой вместо тушенки и вином вместо водки, гостиничный номер с белым унитазом вместо кустов и душем с горячей водой вместо горной речки, простыни вместо спальника и подушка вместо свернутого свитера под головой. Но все это завтра. А сегодня еще нужно разбираться с "ЛенАльпТурсом", у которого мы покупали тур.
Сейчас придут наши друзья - проводники-коноводы, с которыми мы сроднились и которые - небывалый случай! - проставились водкой, да ещё из дома натащили всяких вкусностей. А до этого - тоже неслыханно! - принесли в общий котёл бок горного козла теке. Они выменяли патроны на мясо у коллег, встреченных на стоянке над Кучерлинским озером. Очень мы им глянулись. А они - нам.
На середине пути, вечером после ужина на верхней базе "Ак-Кем" у подножья коварной красавицы Белухи, которая на этот раз открылась нам отовсюду - и с Ороктоя, и с Тухмана, и с Текелю, и с Ярлу-Боч, что, по местным поверьям, говорило о дружной группе, меня вызвал из кемпинга Аржан, один из проводников.
- Дима, выйди, пожалуйста.
- Да, сейчас.
У алтайцев не всегда поймешь, шутят они или серьезно говорят, всегда спокойны и невозмутимы, так что какие мысли могли возникнуть в голове инструктора? Что-то случилось... С кем? Травма? Напились коноводы? Драка? С конями что-то? С погодой?
- Что случилось?
- Пойдем со мной.
- ??
- Тут недалеко.
Блин... Что-то не так... Разборки? Морду бить будут? Что я и когда не так сказал?
- Иди за мной. Осторожно! Растяжки!
В ущелье, где стоит верхний лагерь, темнота, только от неимоверного количества звезд слабые тени на каменистой земле. Фонарик? Черт! Я его не взял. Мелькает абсолютно дурацкая мысль: "Нож, нож на бедре - это хорошо".
- Заходи, - Аржан откинул полог кемпинга.
Сидит улыбающийся Егор - наш старший проводник, с ним еще двое проводников аж из Мульты (всех коней в округе наша турфирма забрала, за несколько десятков километров пришлось арендовать).
- Заходи, Дима, - подталкивает Аржан, - садись. Выпить с тобой хотим.
- Держи! - протягивает круговую Егор. - За тебя хотим выпить! Отличный ты инструктор! И команда у тебя хорошая. Редко такие встречаются.
И он начинает рассказывать мультинским, какая у нас хорошая команда да какой я замечательный инструктор.
- И за то выпьем, - добавил Аржан (теперь он улыбался), - что ты нам доверяешь, к советам прислушиваешься, не то что другие инструкторы.
- Ребята... - аж растерялся я, - спасибо... Спасибо вам!
Это очень сильно! Чтобы алтайцы выпить пригласили - такого и не слышал никогда! Высшее признание и уважение. Что говорить, очень приятно, очень.
- А помнишь, когда на Тухмане мы ушли к Василию?
- Помню, конечно.
- Нам просто стыдно было перед вами, - сказал Аржан.
- Лишку хватил я тогда, - признался Егор, хоть и трудно, наверное, было ему это сказать.
- Ладно, ребята, проехали.
Ещё б я не помнил! Тогда они поутру приложились немного. Приложились, усевшись в сторонке под кедром, да ещё и меня угостили.
- Ребята, смотрите! Нам ещё идти и идти! Давайте, заканчивайте.
- Да мы немного, чтоб веселее ехать было.
- Хорошо.
Тут же предложили сегодня пройти дальше, до следующей плановой стоянки, и уже там устроить днёвку.
- Доедем до Тухмана - посмотрим, как группа, - и решим.
- Хорошо.
А когда доехали и спешились на перекус, оказалось, что замыкающего Егора развезло на солнцепёке, да так, что даже Аржан за ним поехал.
Группа, каким-то образом узнав, что проводники предложили мне сделать за оставшийся день второй переход, хотела снова сесть на коней и двигаться дальше, но я сомневался. Сегодня - всего лишь второй день пути (и пока этот путь был совсем не труден), и половина суворовцев, впервые севшие в сёдла, говорит, что чувствует себя нормально, только оглядываясь на товарищей. Силы у них скоро кончатся - ведь идут они пока на городских запасах, энтузиазм ещё не ослаб и эйфория даёт чувствовать себя сильными не по силам. Всё это я видел. А ведь ещё Белодеденке надо бы после сегодняшнего перехода отдохнуть. Тяжело... Ещё раз каждого наедине спросил, сможет ли он двигаться ещё минимум часа четыре. Те, за кого я опасался, как-то так ответили, озираясь на товарищей, что, мол, да, дойдём. А я всё сомневался. Посоветовался с Маленьким и...
- Народ, ставим лагерь!
- Что? Как ставим лагерь? Зачем? - недоумение в ответ. - Пошли дальше!
- Ставим здесь, чуть выше по склону, метров двести.
- Дим, может, пойдём? Мы тут посоветовались и решили идти дальше!
- Народ, советовать вы можете, но решать буду я. И я принял решение: стоять будем здесь.
Тяжело и жёстко было такое говорить, но так было надо.
- Всё понятно, разбиваем лагерь, - сразу помог мне Толя, бывший у группы в огромном авторитете.
- А, слышь, куда идти-то? - тут же поддержал меня и Белодеденка - он тоже не понаслышке знал, что такое инструктор и что такое горы - бывших альпинистов не бывает.
Показались проводники. Егор сидел в седле и покачивался. Только выше пояса его болтало из стороны в сторону. Он спал. Поразило меня в который раз это зрелище - как пьяного алтайца везёт конь. Человек сидит в седле как влитой, ноги в стременах не шелохнутся, и только где-то от груди тело начинает раскачиваться, да голова болтается из стороны в сторону. А конь везёт его по горам. И, что удивительно, и с конём, и со всадником всё будет в порядке - доедут куда надо самым кратчайшим путём.
Я пошёл им навстречу, высказал Аржану всё, что думаю о его старшем товарище, и сообщил, что разбиваем лагерь здесь, на плановой стоянке.
- Не пойдём, значт, дальше? Ладно, ладно, Дмитрий. Извини. Мы сейчас поедем дальше, с чабаном договоримся... А это... не повториться больше, пить больше вообще не будем! Честно. Да и нету у нас больше.
Если до этого момента я всё ещё сомневался, правильно ли поступил, то теперь совсем уверился: да, надо было остановиться! Куда с таким Егором дальше идти? Ведь к тому же следующий этап пути к Коиру был мне неизвестен. Как было идти с половиной проводников, не зная тропы?
А на следующий день зарядил дождь, порой переходивший в ливень, и не прекращался два дня.
Проводники прислали чабана и... не показывались до самой завтрашней седловки. Обиделись, решил я. И решил, как потом выяснилось, не правильно.
И ещё по одной причине мое решение не идти дальше было верным: Аржан тоже ни разу до этого не был у Коира (но это выяснилось уже позже, при почти трагических обстоятельствах). Нет, молодец я всё же, "ай да Пушкин, ай да сукин сын!"
Когда разбили лагерь и все ожидали обедо-ужина, четверть команды просто заснула по палаткам: устал народ.
Проводники больше на Тропе не пили.
Группа была замечательная, дружная, но для конного похода просто огромная, да и не только для конного - четырнадцать человек, плюс два проводника-коновода, шестнадцать лошадей. Мама родная... Спасает, наверное, только то, что почти всех сотропников мы с Маиньким приглашали сами, все - друзья, почти со всеми были на тропе.
Мы очень опасались и разнородности группы: почти половина - "монстры", прошедшие всё и вся, матёрые альпинисты, походники и путешественники, а другая половина (почти) - молодняк, многие не то что на лошади не ездили, а и в походе-то были в первый раз, тем более в горном. И чтобы самим не валиться с ног от усталости, чтобы каждый при деле был, мы с Маиньким очень грамотно провели предпоходный инструктаж, присвоив каждому участнику заранее определённые должность и звание, естественно, вместе с налагаемыми при этом обязанностями. Так как мы носили гордое имя суворовцев, то и должности у нас были под стать. Всех монстров назначили генералами. Были у нас и лейб-медик, и тамбур-мажор, и корнеты с есаулами.
Только две девушки нам были незнакомы: одна шла вместе с Никитосом - сыном Толи, вторая - с Димкой, замечательным фотографом из Можайска.
Рэмбо, как мы сразу назвали Димку за накачанные мышцы, любовь к камуфляжу, к своему ножу дамасской стали, который с середины похода не резал ни хрена, за силушку молодецкую и уверенную основательность. Ему самому нравится такой образ: мускулы, камуфляж, бандана, разгрузка, нож - все дела. Нож свой - и это было сильно - он на последней стоянке подарил Егору к его уважительной радости. Такой стали в Тюнгуре никто не видел!
Когда встали на Кучерле - последней нашей стоянке основного маршрута - попросил я Димку за дровами сходить. Он увидел поваленную лиственницу на склоне и давай ее сурово рубить маленьким туристским топориком - только щепки летят. Вырубил полутораметровое бревно, притащил, обливаясь потом, на могучих плечах и, довольный сам собою, бросил гордо у костра. Топорик аккуратно воткнул.
- Ну и зачем ты это притащил?
- Дрова же!
- И что теперь с этим делать?
- Рубить!
- Руби, - не спорил я.
И тут как раз тихо подошел Серёжка и свалил на землю ворох сучьев, сухих, как порох, - он их за 15 минут насобирал там же, на склоне.
Девушка Димкина, Светко, приятно нас поразила. Первый раз в горном конном походе. Но всегда улыбалась, наряду с Наташкой была первым помощником генерал-кюхенмейстера, всё время что-то резала и перемешивала, за хозяйством семейным следила, фотографировать цветочки-лютики с пейзжами успевала, да еще и Димкину крутость перебарывала. В той памятной пешей радиалке на Коир, куда великая троица ходила купаться, и о чём речь еще впереди, Светко после неожиданной восьмичасовой дороги по скалам и карликовой берёзе вверх-вниз, спокойно отказалась от предложения проводников подвезти ее до лагеря. Пришла на зубах, но улыбалась... Назвал я её Молотком, а она еще смущалась, не понимая за что...
А получилось так. Когда стояли на вынужденной днёвке у Соен-Чадыра, так как идти по маршруту через Коир было нельзя - река поднялась от дикого ливня и катала такие камни, что лошадям было не ступить в воду, образовались две радиалки: одна на гольцы (жандармы по-альпинистски), вторая - купаться на Коир. По тропе к реке вдоль кедровой гривы отправились Саша Московский (Харик, как его звал Белодеденка и как сразу стали звать его все мы), Никитос и Светко. Егор с Аржаном показали им ориентиры и тропу - не собьешься, она тут одна - и собрались обратно в лагерь.
- Сколько тут до Коира? - спросили ребята.
- Ну, к ужину вернётесь, - ответили проводники.
- Да ладно! - усомнился Дядька Сашка. - Вон же она, река. За двадцать пять минут сбегаем!
Они "бегали" восемь часов!
Мы с Маиньким, Сергеем и Танюшкой уже и на гольцы успели сходить, и сбежать оттуда из-за дождя и ветра, а Толя с Томчеком и Валей - мини-баню у избушки чабана организовать; Маинький успела приготовить вкуснющий борщ; мы пережили несколько облаков, туч и дождей - а наших вторых "радиальщиков" всё не было. Уж и Димка с Томчеком пошли их встречать под честное слово не сходить с тропы ни на метр, уж и Толя с Танюшкой отправились в ту же сторону фотографировать камушки и коряжки, уж и Сергей с Валей зачем-то в той стороне бродили, а Наташка на всякий случай на полпути к гриве со своим конём беседовала - а их всё не было... Тогда я попросил Егора с Аржаном оседлать коней и выйти во вторую спасательную экспедицию. Ребята сами были несколько обеспокоены, поэтому совсем скоро их можно было увидеть верхом далеко внизу...
В лагере остались четверо: Сашки - Белодеденка и Киевский - да оба инструктора, фактически без группы и без проводников... И тишина... Хреново как-то чувствовали себя командиры без своей команды!.. Белодеденка неспешно перебирал струны гитары, второй Санька лениво копался в солнечной батарее, а мы с Маиньким делали вид, что поминутно смотрим в сторону Коира только потому, что там облако красиво сливалось в долину... На одной из вершин шёл дождь, а соседняя ярко зеленела в неожиданном в такой пасмурный день солнечном окне...
Где-то через час начали возвращаться дозорные "фотографы":
- Идут! - кричали ещё издали.
Потом вернулись проводники:
- Всё в порядке, Дмитрий, сейчас будут.
Затем пришли хмурые "спасатели", Димка с Томчеком, и молча встали рядом с нами.
И вот показались экскурсанты, вымотанные донельзя. С палками в руках они медленно поднимались по косогору, еле переставляя ноги...
- Тур-р-ысты, бля! Ну, как оно?
- Зашибись! - удовлетворённо ответили Харик с Никитосом сдавленными голосами.
Светко могла только слабо и чисто улыбаться в ответ.
- Пить есть? Вода?
- Вода! Ха! Да вы достойны большего - ананасов! - и я протянул им открытую банку. - Пейте - и к столу скорее!
- Вы бы видели Толю! - поделилась наблюдением Наташка. - С каким глумлением во взоре он стоял сверху на скале и молча смотрел на сына! "Двадцать пять минут"!
Они успели и искупаться, и слегка блудануть в горах, срезая путь, и попав на скалы. И ползли по выветренным плитам неподготовленные Никитос и Светко, не способные по неопытности даже оценить все эти трудности и опасности, думая, что так и надо... Страх-то приходит только с опытом. Опасно, очень опасно! Слава тому-кто-там-у-нас-наверху-сидит, всё обошлось, только очень устали тур-р-ысты.
- И почему мы дальше не пошли? - очень эмоционально спросил Дядька после восстанавливающего силы обеда. - Там низинка, солнце - хорошо! Проехали б ещё немного.
- Да, чего мы туда-то не пошли? - на весь лагерь подхватил Никитос.
- Проводникам этим не всегда надо доверять, они хитрые и ленивые, - продолжал Дядька Сашка. - А там хорошее такое место. И вода есть, и дров полно.
С этим же вопросом он подходил и к Маинькому, но та его послала к старшему, то есть ко мне.
Я проводникам доверяю, иначе зачем же я их брал? Да и как иначе? Мы же с Маиньким отвечаем за всех. Проводники, к слову, тоже. Только они знают местные условия, они в ладах с местной географией, погодой, приметами. Иная стоянка кажется хорошей, но там может быть до воды или леса километр по склону, может быть неудобным пастбище, может вообще травы не быть. Всё это знают проводники only. А вчера мы не пошли дальше, так как Коир мы не перешли бы и пришлось бы возвращаться именно на это самое место...
В любом отрицательном есть и положительное - закон сохранения действует не только в физике. Да, мы не смогли перейти Коир, стояли в дождях на вынужденной днёвке, а потом возвращались и срезали маршрут по бездорожью, зато мы с Маиньким смогли показать группе такой незнакомо бурный водопад на Текелю, куда по плану похода не должны были заходить.
Банку ананасов открыл Толя 126-м способом - цветком. Она осталась будущим поколениям: венчала капище, которое мы соорудили из трёх коряжистых веток лиственницы. Капище использовалось большей частью как основа для натягивания тентов. Архитекторами-капищестроителями выступала фирма "Анатолий и сын".
Эти двое чудиков заслужили обращение "Гусары, молчать!" за постоянные шутки "на грани", весёлые, неожиданные и всегда к месту, за искромётные комментарии и ремарки ко всем разговорам, за постоянную готовность "глумиться" над окружающими и прежде всего друг над другом. Они замечательно поддерживали дух в команде, а уж когда схлёстывались в педагогических спорах, то этот самый командный дух резко поднимался до высот неимоверных.
Толя у нас был в звании генерала-альпенмейстера и в должности шнапс-капитана, то есть заведовал отрядной выпивкой. Замечательно заведовал: проинвентаризировал на базе все наличные запасы, составил список и потом просто говорил каждый вечер, кому и какую принести к костру. Всем всего хватило, пили в меру своего разумения и кто что хотел - вплоть до мартини. Не позабыт был и НЗ, и запас на отвальную, который был оставлен на базе. А когда мы спустились "к цивилизации" и посетили магазин, то никому и в голову не пришло спиртное покупать. Отличная работа!
Вообще Толя ассоциируется у меня со скалой, в которую можно вбить крюк, и эта скала будет держать и крюк, и всю группу на нём. А он (Толя) ещё и поддерживать его (крюк) будет. Хохмить может в любой ситуации, но, если она того требует, сделает всё, что нужно, никого не спрашивая, молча и незаметно.
Замечательный фотограф, удивительный портретист - в его работах люди предстают "голенькими", как есть, характеры читаются без прикрас. И как он умудряется это делать?
Сын его, двухметровый Никита-Никитос, второй суворовский Рэмбо, уже сейчас похож на отца, такой же надёжный, хоть по молодости и ветер у него в голове иногда погуливает. Раззудись, плечо, размахнись, рука! Светлая голова, максималист, чист и честен, смеётся добро над всеми. И в первую очередь над собой, что особенно ценно. Брал на себя всю Томчековую усталость и недовольство пространственно-временным континуумом, в котором она оказалась.
Вечно с улыбкой до ушей, с улыбкой, как бы хреново ни было: ведь он тоже практически впервые в седле, а ему достался самый сильный и быстрый конь. За Никитиными перемещениями в седле практически невозможно было уследить. То он в начале колонны, то в конце, то обгоняет под крики "Никита! В смену!", то обгоняет на склоне поверху...
- Да не могу я с ним совладать! - сваливал он всё с улыбкой до ушей на своего Аллюра. - Это он сам носится, как угорелый!
А когда у него получился первый случайный галоп в несколько шагов вверх по горушке, восторгу Никитиному не было предела.
- Вы видели?! Мы галопом шли! Мне Дима сказал, что это галоп был! Я чувствую - не так как-то всё, а это - галоп!
На очередное замечание командира в конце похода он радостно отреагировал так:
- Я понял! Понял, почему я не могу им управлять! Потому что руками за переднюю луку всё время держусь!
Я обещал суворовцам, что будить буду каждый день по-разному. И в первое утро попросил об этом Никитоса. Так, как это сделал он, не делал до него никто! Никита залезал в каждую палатку и, не полагаясь на свою сногсшибательную улыбку, почти вытаскивал из неё обитателей. При этом он всех фотографировал. Рассердиться на него было невозможно! Все только улыбались ему в ответ.
Потрясающий человек! И тоже, что характерно, фотограф. Интересный фотограф! Яблочко от яблони.
Подарил Аржану навороченные ножны, так как сам нож забыл на перекусе в предпоследнем переходе по Кучерле. Обнаружилась пропажа только на стоянке. И Никитос упросил проводников дать им с Томчеком коней, чтоб вдвоём отправиться на поиски. Я тоже, взглянув на Толю, согласился, хоть и муторно у меня было на душе, поскольку знал я Никитосово лихачество. Но всё обошлось, хотя ножа они не нашли.
Никитос в команде с Димой, Серёжкой и Санькой Киевским, отвечал за дрова и воду. Носился с топором, котелками и "полторашками". И добровольно взял на себя обязанности собирания хабариков на стоянках. В зависимости от результатов идентификации тот или иной хабарик инкриминировался курильщикам, но, как правило, безуспешно.
Третий член семейства - тростиночка Томчек (она же Тамара, она же Детёныш, она же Ребёнок), в камуфляже не по росту и в берцах не по ноге. Трудно ей было, но благодаря постоянной помощи семейства это было практически незаметно для окружающих. Танцунья-веселунья, но в решающую для неё минуту может взять нож и пойти искать любимого, что она и продемонстрировала, когда Никитос "пропал" в двадцатипятиминутной радиалке на Коир.
Эти двадцать пять минут стали в команде притчей во языцах.
- Сколько идти до перевала?
- Двадцать пять минут!
- Двадцать пять минут алтайского времени, - непременно давалось уточнение.
- Когда обед?
- Через двадцать пять минут!
- А сколько нам ещё лететь?
- Двадцать пять минут!
- Когда начнётся затмение?
- Через двадцать пять минут!
Замечательно работало, по-эйнштейновски соединяя время и пространство.
Третьим двадцатипятиминутником был Саша Московкий, Дядька Сашка и просто Харик - суворовский генерал-квартирмейстер, ответственный за дрова, костёр, воду, тент, в общем - за весь лагерь. Костёр всегда горел и вода всегда была, когда бы генерал-кюхенмейстера не разбудили согласно инструкции. В костёр ни разу не попал хабарик, да что там - не горело ничего кроме дров, ибо Сашка строго следил за чистотой пламени, выделяя каждый раз пепельницу и мусорные мешки.
Сам-то он не курит и не пьёт, живёт в непрекращающейся гармонии с собой и окружающим миром. И даже не ест при этом по нескольку дней - замечательный, очень экономичный член команды. Аскет, ходивший босиком и ездивший на лошади в сандалиях, полуголый при любой погоде, ни разу не спавший в палатке, ежедневно - и не единожды, если представлялась возможность! - купавшийся в любом водоёме, от ледниковых озёр до водопадов, специалист по приготовлению блюд из ягнёнка, конник-кентавр, тихонько и незаметно опекавший тех, кто впервые сел на лошадь, очень опытный, всегда улыбающийся и спокойный, он зачастую забывал, что группа всегда идёт по самому слабому, что многие суворовцы - перворазники и не могут бегать вверх-вниз по горам, переправляться по заливаемым камням через горные речки-водопады, так легко и непринуждённо, как теке и он сам, чем доставлял инструкторам немало переживаний.
Человеком, добиравшимся до Тюнгура с Хариком на своих четырёх колёсах, был его тёзка - Дядька Сашка Питерский, он же Белодеденка, наш капельмейстер и тамбур-мажор, он же и форс-мажор. Тёзки умудрились - для бешеной собаки тысяча двести километров не крюк - и заехать на Телецкое озеро, и посмотреть другие достопримечательности, постоянно останавливаясь, чтобы окунуться куда-нибудь, а потом, подождав нас на трассе, снова мчались вперёд. Авангард, одним словом.
В первый день я заметил, что Сашка Питреский всё время отстаёт.
- Сашка, да подгоняй ты коня! Не жалей его! Понужай, как здесь говорят!
Сашка пытался это сделать, но у него никак не получалось.
- Неудобно мне! Больно!
- Саша, всем неудобно! Как ты сидишь?! Конечно, больно будет. Что ты к передней луке-то прилип - откинься назад да в стременах растопырься.
- Не могу.
- Сашка, блин! Да откинься ты, сядь свободней!
- Димка, не могу.
Как выяснилось на перекусе, ему досталось странное седло, сплющенное не только в направлении справа-слева, но и спереди-сзади, а он, думая, что это просто он не умеет сидеть, раз все мужики довольно улыбаются и вполне счастливы, терпел несколько часов дикую боль, чудило. Такую боль, что я всерьёз намеревался аварийно спустить его на базу...
Я подошёл к Аржану.
- Слушай, там у Сашки что-то там... седло какое-то детское.
- Как? У нас не бывает детских сёдел. Сейчас доедем, уже немного осталось.
Подстелили Сашке на седло егорову куртку - всё полегче...
- Сашка, смотри, сейчас мы дойдём до стоянки, там тебя осмотрит врач, и по его решению будем действовать дальше. Или мы тебя аварийно спускаем - благо недалеко отошли - или... В общем, посмотрим.
- Димка, я всё понимаю, - очень серьёзно возразил Сашка. - Но аварийно я не спущусь. Я не вернусь на базу. Что бы ни случилось. Хоть режь. Пешком за вами пойду, понял? Отставать буду, но дойду.
На следующий день на Сашкиного коня посадили Маинького, а в тот вечер Белодеденка, постонав и полечившись в палатке, вышел к костру и стоя пел песколько часов подряд, перемежая их громогласным "Минуточку!", предваряющим байку, анекдот или тост... Это - подвиг, по-другому и не скажешь. А ночью я опять звал к нему нашего отрядного врача Валю...
С Белодеденковским здоровьем всё в порядке - от его трёхчасовой поездки в детском седле не наступило никакой дисфункции, как авторитетно заявила Алёнчик. Одна сплошная функция.
Белодеденка, помимо песен, прославился ещё и галантностью. К женскому полу он неизменно обращался так:
- Наташенька (Танюшка, Светик, Маинький, Ребёнок, Валюшка), какие у тебя глазки (щёчки, ручки, ноготочки на ногах) красивые! Принеси мне, пожалуйста, кружку (гитару, миску, добавки).
Когда девчонки раскусили эту тонкость, они уже не ждали комплиментов, а спрашивали сразу в лоб:
- Так, чего надо?
И его за это женский пол любил. Ох и любил же его женский пол! Не только, конечно, за это. Просто Сашка - он какой-то настоящий. И большой.
А лейб-медик у нас был замечательный! Валя, Чёрный Эмбриолог. Провела вербально-бесконтактную невизуальную консультацию, дала чего-то Сашке выпить, что-то посоветовала - и практически на следующий день он был здоров и, будучи пересажен на другого коня, продолжал, улыбаясь, движение в смене.
Другим пострадавшим от особенностей своей мужской анатомии всадникам тоже всегда оказывалась своевременная и действенная врачебная помощь.
Вале было тоже очень тяжело, она была в первый раз в такой большом походе, зачастую приходила на стоянки просто без сил, злая на весь мир, но смотришь, полежит в палатке трупом пяток минут - и уже у кухни стоит:
- Свет, чем помочь?
Она из тех, кто "стонал, но держал".
Занималась собирательством разноцветных мхов и лишайников, аккуратно складывая их в консервные банки.
Всех потрясла её интереснейшая лекция на Тухмане о технологии непорочных зачатий (обошлось без практических занятий), особенно после того, как только что все были очевидцами следующего эпизода: окровавленная рука Чёрного Эмбриолога сжимала ещё тёплое сердце ягнёнка и она (не рука, конечно же) дотошно выспрашивала у чабана, почему это оно (сердце) такое жирное.
Ягнёнка этого нам продал чабан Василий по просьбе наших проводников. Его первыми словами после обязательного ритуала встречи были:
- А не ты ли у меня в аиле жил с дочкой лет семь назад?
Ни фига себе! Действительно, было такое. И именно семь лет назад. Вот это память!
С баранами тоже случилась замечательная история. В то время как Никитос с Дядькой Сашкой, совершенно отстранив Маинького от кухонных забот на этот день ("Баранина - мужское дело"), взялись за