Аннотация: Два дня неторопливого шага с обзором всего горного района, наиболее красивых его мест.
Сборы в горы проходили довольно оригинально. Выпили по паре Красного Тяньшая и натрескались яичницы с колбасой. Впрочем, деньги были практически последние, так что тратить их необходимо со вкусом и на пиво. Айдар требовал продолжения, я был не против. Но праздник кончился, когда позвонил Санька. Он за рулем, а мы набурдешафт. Он про спорт, а мы в его сторону старались не дышать.
Настроение нормальное, дорога полная людей в форме. Солдатики по дороге на Медео через каждые 50 метров развернуты к нам демонстративно - тылом. Охраняют чью-то персону известным всем местом, и с нашей стороны к ним никаких посягательств. На Медео у катка дядьки в форме пузатей и круче. Тульи фуражек роскошно - высокие, а поля, словно взлетно-посадочные полосы для кукурузников. Гордая гвардия, сытая, вальяжная, даже вежливая слегка.
Машину бросили у бывшего домика Шершавчика около старого альплагеря Туюк-Су. За Чимбулаком солнышко потерялось среди туч. Рюкзаки легкие, легкие покалывает разреженность высоты за 2500, но настроения хоть отбавляй.
Санька гундит про Горбунова. Юрча обещал показать скальные маршруты, которые он подрядился делать для федерации альпинизма. Вообще, это историческое событие. В первый раз, в Казахстане появляются реальные категориванные трассы. Все просто: подъехал на машине под скалу с напарником, глянул из окошка на погоду. Достал каски и прочую снарягу, прицепились и полезли.
Кто пробовал эту радость - стеновое восхождение, меня поймет. Вся заграница давно выбрала именно эту схему. Она эффективна и безопасна. Стационарно пробитые пункты страховки это не кое-как вколоченный крюк. Риск при срыве практически минимален, только пункты не пропускай, а удовольствие высоты полноценное, даже сверх. И тащить на горбе разного рода железок куда как меньше.
Прошли пешкодралом почти час, когда обнаружили Юрку. Он висел на центральном бастионе трех великанов. Двухсот пятидесяти метровые, суровые, покрытые седым мхом и вязкими морщинами тысячелетий стены Ворот Туюк-Су подпирали низкое пасмурное небо. Из правого ущелья бил водопад, и ежило от этой картины препорядочно.
Юрка обрабатывал маршрут где-то ровно посередине. Маленький, крохотный по сравнению с этими древними исполинами. И так у него почти каждый день: перфоратор, веревки, каска, целый мешок и вперед к вертикали. Труд конечно адский, о привычке к высоте и ее тонким психологическим особенностям я и не говорю. Я не знаю людей, разговаривающих с высотой на "ты". Это бессмысленно и очень опасно. Страх - единственное, что предохраняет нас от трагедии, страх высоты вполне обычное и даже нужное дело.
А еще одиночество. Именно там, на вертикали ты по-настоящему одинок. Все, что есть у тебя в жизни сосредоточено только в тебе, и нет рядом других. Это удивительное чувство полной тишины, прерываемой шорохом капель, шелестом клочьев тумана, ползущего сквозь ущелье, запахами удивительной свежести, и даже не новизны - первозданности дикой природы.
Санька в полной мере оценил мужество Горбунова, тут же дозвонился к нему по мобиле, распаковал рюкзак, достал колбасы и водки. Юра что-то хрипел издалека, возникли помехи, и мы естественно предположили, что ему и так хорошо, выпили и закусили за дружеское здоровье. Приятно, когда у тебя такие друзья, трудятся во твое благо, а мы с Санькой обязательно подойдем и пощупаем этот маршрут. Уже и чешутся руки.
Ночевали у метеорологов на Манжилках. Радостно, что нас тут не много. Дежурный хозяин - Василий естественно не отказался разделить с нами стол, а на столе всего было вдостоволь, и завязался долгий мужицкий разговор вокруг двух излюбленных тем: о бабах, и о жизни. Разве поймешь, что это такое? А уж друг другу рассказать...
Где-то посередине вечера и священного действа, я вывалился из домика пройтись, прохладиться. Там внутри стало уже душно, Санька с метеорологом приканчивали вторую пачку сигарет, Айдар травил скабрезные медицинские истории, а за хлипкими стенами маленького людского жилища творилось настоящее чудо.
Закат на бастионе жандармов пика Амангельды зрелище особое, памятное с самого детства. Мы выросли в этих горах, пропитались их красотой и свежестью с самого детства. Потому и приходим сюда, подновить свое бренное тело, подпитаться ощущением вечности и силы, исходящей от наших гор.
Они пылали, плыли среди разреженной, полупрозрачной белизны - облачности, укутанные словно в фату невесты - вечности скалы. Играя бесчисленными гранями восприятия, запутавшись в необъятном лабиринте собственного разнообразия, растворив свое основание в лоне огромных осыпей, прикрытых пушком давешнего снега, скалы дремали, созерцая ясную синь вечернего неба. Я знаю, именно в эти минуты к нам в душу нисходит сама Вселенная.
А утром, ранним погожим утром, когда ясность неба такая, что кажется, слышишь скрип его хрустальных Платоновых сфер, я пытался будить моих друзей. Вчерашний полночный разговор не прошел для них даром, и ни обещание крепкого свежего чая, ни запах гренок никого не прельщал, пришлось применить экстремальное обливание горной водой.
В девять все-таки пошагали, они понуро, а я в кайф. Так хочется побежать, хотя точно знаешь, что на высоте за 3000 метров, это будет весьма туго. Дорога на Т1, езженая гусеничными траками, приходит в запустение. Горы, вода и время поглощают любой след человеческой деятельности медленно, но неотвратимо. Быть может это напоминание нашей суетности, тщетности стремлений, но бетонные блоки раскалываются пополам, остатки асфальта, источенные рекой, приобретают округлые формы, а сама дорога, будто русло ручья с мутными берегами.
Но вот уже снег, и мы вышагиваем словно аисты, протаптывая тропу, зависая в воздухе с каждым шагом, ищем место, где поверхность прочнее. Холодно, с вершин дует утренний ветер. Они, нахохленные белым варевом будущих лавин, смотрят на нас сурово с каменным равнодушием.
Всего полтора часа хода, и нам открывается панорама всего горного района. Ничего особенного, бедность красок, лишь белый, голубой для небес и серый для скал. Но яркость потрясающая. Вершины как на ладони, виден мельчайший штрих каждой стены, каждого контрфорса.
Останавливаемся на удобной, чистой от снега прогалине. Айдар тут же объявляет, что выше он не пойдет. У него своя метода. Он акклиматизацию получает ступеньками. В прошлое воскресенье досчитал до 2850, назвал енто анаэробной зоной. И принялся нам теории втирать.
- Друзья, - радостно картавит неугомонный высотный доктор, - а вы замечали, что после нормальной попойки на высоте более 3000 тысяч метров, можно не похмеляться? Заметили? А бывало с утра идешь к ручеечку, выпиваешь грамм двести пятьдесят чистой воды и снова пьян. Так вот, дрх-узь-хя, происхоит это дело вследствие того, что спирхт на этой высоте переходит не в глюкхозу, а в сахарозу...
И так далее, и тому подобное. Радовало одно, согласно его практическим наблюдениям, и теоретическим выкладкам, док не встречал ни одного действующего альпиниста с циррозом печени. Вот она, целительная сила горных вершин!
Короче друзья остались валятся и разглагольствовать, а я поперся в одиночестве топтать тропу на Малыша, который высок не по-детски где-то к четырем тысячам над. Ноги промокли в ноль сразу и бесповоротно, Снег мокрый, тяжелый, Опасаясь лавин, иду только от кочки к кочке, так чтобы по щиколотку, но разве всегда попадешь? Проваливаясь по пояс, топчу тропу и проклинаю ленивцев, которые мне не в помощь, а в собственное пузогрейство. Их маленькие фигурки почти не различить.
Еще чуть-чуть! А выше я не пошел. Где-то слева гулко и мощно пророкотала очередная лавина. И этого напоминания мне хватило. Снег выпал на прошлой неделе, чуть подтопился, да не растаял. Конуса белой смерти почти во всех выкатах. Туда соваться - головы не снести. И даже на гребне чувствуешь себя неуютно. Все кажется зыбким и таким неуравновешенным. Белизна, призрачная, хрупкая, холодная и коварная Белизна. Она скроет в конце концов все сущее. Но как притягательна высокогорная Белизна...