После прыжка с Деда и прочих отчаянных куролесов Петручио принялся смотреть на себя свысока. Масла в огонь, подлил случайно услышанная диалог парочки юных посетительниц Столбов на камешках под Первым.
- Юлька! Я знаешь, сейчас кого видела?!
- Кого?
- Плохиша.
- Того самого? А которого?
- Ну, того который красивше...
Вот оно признание. Плохиш валялся на квартире у Никодима и покуривал тайком. Без него было хуже, но свободней. Никто тебя не опекает, планы спортивные не строит, зацепы брать не учит, в спину не гундит. Петручио лазал с кем попало, хаживал в Эдельвейс в одиночестве и в компании. Сам залазил в верхнее окно над пропастью, чтобы открыть дверь и потерял страх окончательно.
В одно из таких посещений к нему пристал друг Егорка с одной, но весьма рисковой просьбой. С лица мальца вечно не сходила добрая иногда даже беззащитная улыбка. Чуб темно-каштановый вечно лез ему на глаза. Выдавал Егорка непрерывно какие-то хохмачки, был остёр на язык, а потому у сверстников в авторитете. А вот калоши он завязывал неправильно, пятка в них не вырезана, края носка лезвием не побриты. Но плечами за лето, малец, раздался порядочно и уже походил на взрослого.
- Петручио! - визгливым голосом канючил Егорка. - Ты меня на Коммунар своди. Мне пора уже. Я на Китайке за день километр наматываю.
- Ага, намытывает он, - не сдавался Петручио, по болдам и корытам, там, где уклон в семьдесят градусов. Рано тебе!
- Петручио! - фальцетил Егорка. - Вы же Поручика туда занесли, а он мослами нескладный и в роговых очках. Он был, а мне обидно!
- НЕТ!
Как-то в одно из воскресений, когда билеты на паровоз домой, в Азию были уже взяты, возвращались пацаны из избы чуть опосля обеда. Проходя мимо Первого столба, решили размяться немного. Автобусы ходят до десяти, времени вагон. С чего бы не потереть калошиками катушки и ходы всякие?
Накануне ночью прошел дождь, но день выдался сполна солнечный. Пахло свежестью, листья берез трепал мягкий, еще не знающий осени ветерок. Солнышко давно миновало зенит и стало ласковым. Ели и сосны сумрачными громадами колыхали царство теней, шептали непонятные нам истории. Уходить от такой красоты в трудовой, вечно дымный город Красноярск не хотелось совершенно. Вот и полезли.
Егорка лез легко и привычно, только немого более дребездливо, чем сам Петручио. Старший товарищ, страховал снизу, контролировал ноги на зацепах у себя над головой, советовал, как ему казалось, со знанием дела.
Мытая небесными водами, просушенная полднем скала держала просто на ура. Быстро справились с подходом не кругами а вертикалью, подошли под первую накатили ножками и поехало пошло. Над второй катушкой вылезли крутое ребро. Петручио и Плохишом ходить его опасался, а тут следом за Егоркой шагал не останавливаясь. Видно ощущение шефства прибавляла разгона.
Потом ушли влево в садик. Карнизом из него, конечно, не пошли высоковато там. На хитрушки Теплыховские поглядели, даже дернулись по паре раз. Егорка пока никак, а Петручио в верхнем моменте, когда уже нужные зацепы доставал, менжевался накатывать без нижней страховки старших товарищей. Вот вальнешься и мальца раздавишь. Но приятно было, как никогда.
И тут Егорка опять за старое:
- Петручио, а пошли на Коммунар?
- Нет! - решительно отрезал временный предводитель, а потом сел на плиту посреди Садика и крепко о чем-то задумался.
Прямо перед носом горел желтыми отблесками Второй столб. Хмурый, неподатливый, черный отвесами во мху сквозь серые пятна скалы. Единственный ход (даже не ход ведь не снизу), Теплыховская петля. Говаривали, что лазал он ее раз в году, в минуты особого настроения, когда со скалой на ты. Страшно.
- Пошли, - неожиданно разрешил дело Петручио.
- Куда?
- На Коммунар. Сам напросился.
Не знаю, с какого перепуга, но зашли под Рояль. На полке в уже верней тени долго почти ритуально сдабривали канифолькой калоши и пальчики. Потом Петручио еще раз проверил, как малец шнурует и затягивает их киперкой.
- Сюда что-ли?! - Выдохнул Егорка, когда Перучио заправился пальчиками в щель и встал на стену.
- Ты же не Поручик, - хмыкнул старшой, посмотрел на Егорку сурово, даже зло.
Егорка полез.
Справа от Петручио перебирал нагими и пыжился друг Егорка. Легкий он словно клещ и страха нет. Только глаза пучит.
- Делай все точно как я, с хвата на хват!
Наверх по щели выбрались легко. Подержались за красный флажок, даже на спине полежали для приличия. Но не засиделись, давило предчувствие спуска. У Петручио от того, что никто его теперь не страховал, у Егорки - скорей бы до дома от высоты этой.
На удивление, и вниз все пошло. Только последний шаг, когда выходишь из горизонтали Крокодила получился скомканным. Петручио даже качнул не туда, но среагировал, удержался. С Егоркой было проще, его по-братски просто пихнули мордой к скале.
К подножию Первого попали почти к темноте. Запад просто пылал алым, но дурного в себе пока не нес. Скачками вниз до автобусной остановки.
- Как мы его?! - Вопил Егорка.
- Ыы! - радостно ухмылялся Петручио.
Но долгая дорога вниз, когда ноги подкашиваются от усталости, отрезвила их детские восторги. Очень хотелось есть и спать одновременно. А еще, не хотелось, пилить на автобусах с двумя пересадками. Равнодушный, вечно напряженный город заглотнул их и не заметил. Смутно в нём.