Вот же странность, абсолютно посторонние к этому делу люди, точно знают кому, когда и главное сколько пить. Мы же не указываем, как им жить трезвыми?! Вмешательство в чужую жизнь из єдобрых? побуждений напоминает санитарный отстрел волков в целях увеличения общего поголовья. Все эти акцизы, наклейки о вреде здоровья, передачи, ведомые єздоровыми? ведущими, ведущие нас к унылому, постному образу жизни, где каждое утро гадостно и без похмелья. И сухие, лощеные одеколоном кадыки сивеют, ветшают в ожидании лучшей доли. Да чтобы им икалось мозгами в штаны! Никакого спасения...
Где-то в конце восьмидесятых, когда туристическое имущество еще было дорого государству, самый главный, но как всегда не умный в нашей стране решил, что этой самой стране пить в общем-то не зачем. А потому устроил так, что пить в стране стало нечего. Натурально ввели талоны и столь же натурально их отоваривали. Почему-то через боковые проходы, мимо ярких витрин, отпускали водку по разнарядке (хорошее дело через задний проход никак не случится). В Крыму вырубили двухсотлетние виноградники, а к нам на стол пришел самогон. Напиток, в общем-то, не плохой, под стать времени: демократичный, забористый и дешевый до слез. Если бы не участковые, с их ржавыми потугами к исполнению дебильных законов, быть стране в благоденствии. Так нет, запретили и сахар, обложили дефицитом томатную пасту, конфеты "Дунькина радость". Все нормальное сырье смели в государственные закрома. С этого новая буржуазная революция и началась. Конечно, и с лохотронщиков затеялась та беда тоже, но нам - настоящим любителям прелестей жизни из глубин вшивые правительственные процессы куда как виднее. Иззавидовались в политбюро нашему сытому и доброму бытию, вот перестройку и завели.
Новый год в среде туристических инструкторов праздник особый, на него никогда не жалели ни денег, ни благоустройства. А тут, видно в духе перемен, устроили сбор на турбазе єТрудовые резервы? той, что для бедных пэтушников. Да еще и назначили туда завхозом Петровича, а этот жлоб не то, что праздники, детей до Бухенвальда доводил.
Натурально, выходим из автобусов и в конференц-зал, а там столы уже от яств ломятся - бутербродики под бумажную копирку нарезанные на каждом аж по три шпроты, и мутно-жижный, чуть сладкий чай, и каша какая-то перловая. Плакат - объявление во всю заднюю стену - єВ Новый 1988 Год, самый трезвый год 20-го столетия!?. Ему бы по его столетним, скудным причиндалам. Вот тебе и праздник.
Сразу история про Петровича старая вспомнилась. Он перед этим назначением работал завхозом на Т1. Ну, и перебрал в бережливости до самого поноса. Короче, обнаружили, что все подсолнечное масло куда-то на сторону продал, ни капли не оставил для общественной столовой. Завхоза давай трясти, а он подлец не признается. По дороге уперли, твердит, кивает на водителя, что делал последнюю ходку вниз в город за продуктами. А к водиле в память не достучаться, у него отдых со смены, дровами лежит, ни тяти, ни мамы. И завхозу тогда бы глаза на правду жизни открыли, подсветили фонарями по периметру, так нет, нашелся еще один доброволец - метеоролог Вася.
Знаю, кричит, куда он спрятал масло. В дальнем вагончике, бутыль восемнадцатилитровая, сегодня там хлам перебирал, видел самолично. Принялись за дознание, Петровичу засветили разок для острастки. Молчит, как рыбой об лед. Кинулись к вагончику, а там тьма, высокогорная метель, дорогу найдешь кое-как.
Но точно, среди прочего хлама обнаружилась масла целая бутыль, не все восемнадцать литров, но больше десяти точно, и на электрическом свету играет, играет так ласково. Но повар в горах тоже не дурак, как бутыль вскрыл, так и высказал свои подозрения в глаза народу. Масло, грит, подсолнечником не пахнет совершенно, подозрительное оно. Наверно старое, с испорченным сроком годности.
Плевали мы на тот срок, но засветили Петровичу глаз и второй. Тот даже отбрыкиваться не стал, как можно идти наперекор народу, когда он держит тебя за грудки?! Помяли завхоза еще маленько, он достал отступного целую литру. Да не водки какой-то вшивой, а самого спирту єРояли?. Тут оттаяли широкими душами даже те, кто его мордой об стол.
А стол тогда удался. В начале зимы всегда так, закрома Родины еще не погнили, пахнут свежестью. Масло в дело пошло! За стеками метель снежная воет, мороз поднялся, перевалы лавинами обрастают, а тут всякие фрукты и салат из огурцов с помидорами, картошка на масле жареная и сало свежепосоленное, и то, это, и пятое, и десятая. Пили то из мелких шкаликов. Но вот после 10-ой и началось.
Масло то, как на зло, оказалось касторовым. Забыли его, видать, для какой-то надобности, а к перестройке нашли. Считай, в шестидесятых тот вагончик строили, а масло употребили только сейчас. Настоялось оно крепко, запах совершенно отшибло, но вот лечебные свойства...
Отходило у них обильно и почти безболезненно. Главное, организм прочищать время от времени, а то оно жутко застаивается во внутрях. Иные после такой чистки, шкурой, где сало на животе копилось, провисают чуть ли не до колен. С нормального касторового масла, остановиться в этом деле никак не возможно. Пока организм считает, что в нем что-то лишнее есть, извергается самопроизвольно с завидной регулярностью.
Так двое суток и перебивались. Исхудали на нет, а спуститься вниз в город, никто не может самостоятельно. Когда машина пришла, и того хуже. По одному не повезешь, а всех сразу собрать, никакой возможности. Обязательно кто-нибудь отлучится. И про распри забыли, и про Петровича. Тихие высотники, ноги еще таскают, поднять руку, сил нет, а если голос подать, одна дорога - прямиком на горшок. Но с должности завхоза вышибли, еще в выговор занесли в личное дело. За чрезмерное загрязнение окружающей среды.
Что Петровичу в тот раз с рук сошло, то по нам рикошетом ударило. На пэтушных харчах завхоз взрос и в ширину, и в толщину, и рожа раздулась так, что чуть не трескалась. Важный, словно павлин с зоопарка. В духе истых партийцев установил в столовой трибуну с кумачом, рассадил притихших и обездоленных инструкторов по полупустым столам, и ну наяривать про политику партии, да полезность трезвости под Новый Год. Я же говорю, больные на голову. Тишина, всеобщее уныние, и мухи, оттаявшие с сентября, ползают по скорченным бутербродам.
И тут здрасте-страсти. В уличные двери вламывается вполне нормальная сыто-пьяная троица из деда отморозка и двух снедурочек. Ряженые, никакие, в помаде перемазанные, колготки из под юбок дырявые, но главное с двумя подносами, на одном бутыль ведерная с самогоном, а на второй килограмм пять ливерной колбасы кусками на занюх.
Администрация в шум, в топот, да попробуй нашему пьяному народу отказать в настоящем празднике. Порвут как тузик грелку, зацелуют в засос так, что геморрой вылечится самостоятельно. Тут то и понеслось. Глазом не успели моргнуть, а на плакате вместо слова трезвость хрен моржовый наваляли помадой губной. Словом, все честь по чести. А мы давай заначки свои доставать.
Вот пива оказалось маловато, горные инструктора - народ дюже серьезный. В заначках слабоалкогольного не держат. Все белое, да белое. Тогда в мишку косолапого играть принялись. Мишка побурел, мишка побелел - старая полярная игра. Сначала водку пивом, а потом пиво водкой разбавляют, и в каждом состоянии по пол стакана. А добеливали мишку до такой степени, чтобы через граненый стакан можно было передовицу про трезвость прочитать, и опять по полстакана, пока не отвалятся все игроки. А победил доктор Айдар. Во-первых, жульничал и глотки делал меньше всех, во-вторых, прорвался втихомолку на кухню к Петровичу, где тот заначил для себя казан с крутозаваренной шурпой. Дернул пять больших пиал перед игрой, и не берет его хмель полярный.
Потом когда кладовую и столовую окончательно вскрыли, от ихнего изобилия поднялась в народе дикая злоба. У завхоза в каптерке разве что виски с содовой не нашлось, одной колбасы сортов десять. Но мудрый Петрович от народа давно к себе в домик сбежал, заперся. Тогда решили его всем миром ущучить, наказать за позор давешний по полной программе.
У инструкторов с Алма-Тау хохма имелась новая - маска Кин-Конга, что на голову напяливалась как противогаз. Тогда этой дряни еще никто не видал, ну и пугались граждане довольно натурально. Дамы падали в обморок жухлым снопом, кое-кого даже откачивать приходилось. А в этот раз подошли к забаве по-особому, и маскарад меховым, вывернутым наизнанку костюмом дополнили (как есть снежный человек), и доктора Айдара для разыграния особой прелюдии подослали Петровичу в домик.
Айдар человек научный, работал лаборантом на режимном предприятии по распространению холеры и чумы, разговоры умные ведет туго. К тому же Петрович ему верил и уважал за широкое знание казахской горной фауны и флоры. В общем, уже минут через двадцать они в домике такой хай-вай подняли, что если бы снежный человек слышал, прослезился наверняка.
В самый отвественный момент, когда после пятой закусывали, им в окно маскарад мохнатый в полный рост и почти натуральным звериным рыком. Что тут началось, Айдар в обморок от нежданности бухнулся, а бандит Петрович вдруг выхватит из-под койки пятизарядный карабин и прямо в звериную рожу. Как снежный человек от пули увернулся, до сих пор никто не поймет. А как по сугробам, вверх по склонам предгорья рассекал, с какой скоростью и силой?! Этого не объяснить ни страхом, ни феноменальной ловкостью и упорством.
Швыдкий Петрович уже через секунду был на пороге домика и давай оптикой снежного человека в спину выцеливать.
- Я его завалю!- кричит, - А ты доктур козла препарируешь. Нобеля можно срубить, да еще в иностранной валюте!!!
Тут на него хором навалились зрители. Давай вязать, заламывать руки. Человеку добра хотят, а завхоз отбивается как оглашенный.
Короче, когда драчки улеглись, по очередной уже вполне мирно выпили, Петрович двинул великую мысль, - могли, грит, Человека завалить. Хоть снежного, хоть не снежного, а завалить Человека...
И то правда, не любим мы наших братьев меньших. Нам бы все Нобеля...