Рассказать о Эргаках "все" невозможно. Эти далекие сибирские горы напитываются потоком времени гораздо быстрее, чем любой из нас. Горы столь древние и столь загадочные, что вымысел о них оказывается правдой, а правда - досужим вымыслом, не имеющим ничего общего с их сущностью. О них писали Ефремов и Федосеев. Тома геологических отчетов об их ископаемых кладовых пылятся где-то в недрах московских архивов, да так и не откроется в них "всей" правды... Их вроде "обжили" туристы и альпинисты, их любят, пишут с натуры и фотографируют, о них поют у костра. Но их сердце..., их сущность..., их тайна... Она еще жива, а потому неуловима притягательна.
Эргаки расположены на самой южной границе Красноярского края и прилегают к северу Республики Тыва. Красноярский край, территория которого три раза покрывает Францию, как бык овцу, действительно столь огромен и разнообразен, что его юг не похож на наши представления об этом теплом слове. Этот юг обладает настолько суровым климатом, что нормальный человек может пребывать "... на югах.." лишь в конце июля - начале августа.
В результате этого имеется одна радость - отсутствие энцефалитного клеща. Имеется и другая, еще более редкостная - дикость и первозданность природы. А насыщенность, буйство красок и форм здешнего недолгого, таежного лета столь неординарны, что сравниться им просто не с чем.
День первый. Начало
Так получилось, что мы с сыном не укладывались в положенные временные рамки с самого начала. Мне мешала работа, пик ее обязательной нудности выпадал на вторую половину лета, и в том, что я вырвусь из города, приходилось полагаться на удачу. Тот самый нужный, но короткий период: конец июля - начало августа, характерен отсутствием дождей, во все другие времена в Эргаках сыро настолько, что обыкновенная прогулка превращается в противное и даже рисковое предприятие. Но однажды, наплевав на это верное правило, ранним пятничным утром в самом конце июня, я выглянул в окошко и постановил: если не сегодня, то никогда!
День обещал солнечность, но, памятуя нелегкий норов здешней погоды, на всем протяжении нашего автопробега от Минусинска до Эргаков я ожидал худшего - беспробудного ливня и позорного возвращения домой. Хороводом ходили дождевые тучи, где-то недалеко грохотала гроза, пахло озоном и сыростью, но Бог миловал, и по курсу движения время от времени светило солнышко. За Григорьевой начались первые, но вполне посильные проблемы. Обыкновенная бабочка капустница именно в этом месте, именно в этот момент размножается словно саранча.
Миллионы, а то и миллиарды крошечных тел, и белых крылышек усеивают дорогу плотными живыми облаками. Они везде и в воздухе, и на дороге. На лобовом стекле желтыми яркими пятнами их неудавшаяся жизнь. Чувствуешь себя виноватым в массовом бесполезном убийстве, даже геноциде, но что делать, если хочется в Эргаки? Утешаюсь одним, природа ничего не делает бесполезным, бабочки гибнут сотнями тысяч, чтобы немногие дали продолжение роду. А если отбросить всю эту дребедень, главное - вовремя заслонить радиатор картонкой. По иному, бабочки набьются в него столь плотно, что потом их выковыривать особое изощренное развлечение. Через час езды в такой облачности, при таком подъеме, и радиатор кипит, будто штатный самовар.
Но с нашим замечательным опытом и исключительной сноровкой, у Тормозаковского моста были около двенадцати дня. Запаковали рюкзаки и вышли исключительно быстро, машина осталась на стоянке под охраной за совершенно небольшие деньги. И волноваться особо не о чем. Небо в просветах между туч, а вокруг...
Мы сразу же окунулись в царство нежных, свежих трепетно ярких жарков. Среди этого моря великолепия как-то не вериться, что они занесены в "Красную книгу". Как-то не верится, что можно уничтожить благодать. Но людей больше чем их, и мы этим пользуемся бездарно, расточительно и нелепо.
От Тормозаковского моста до озера Радужное два часа хорошего бодрого хода. Обычно нормальные люди там и ночуют, не утруждая себя гудением усталых ног. В ход идут мудрые рассуждения о высотной акклиматизации, о правильном планировании нагрузок. Но мы местные и налегке. Я давно понял, что носить излишнее количество еды в горный поход - ошибка не из нужных. Когда рюкзак перебирается за вес в 20 кг, это вызывает гордость у молодых, пышущих здоровьем новичков, но сия докука не для закаленных травмами и опытом ветеранов.
Зачем тянуть лишние запасы, если они уже отложены в виде порядочной прослойки жира на брюхе? Мы что, идем сюда жрать? Я принимаю модные теории насчет нештатных ситуаций и критических дней. Понятно, что нужно иметь неприкосновенный запас на несколько суток при тяжелой работе. Но посчитайте, сколько калорий вам необходимо и достаточно? А шашлыки, свежие овощи, и горы консервов, они зачем? Зачем болотные сапоги и горы целлофана, канистры с бензином, буханки хлеба и 90-литровые станковые рюкзаки?
Соотношение цена-качество известно всем, а соотношение тяжести горба за плечами, умноженное на количество пройденных километров, поделенное на невозможность впитывать окружающую красоту, дается на удивление туго. В каждом деле есть крайности, понятно, в горы не пойдешь с конфеткой и босиком. Должны быть: аптечка, бинт, сухое горючее и еще масса мелочей на случай кризисных ситуаций. Но тащить сорок кило на неделю маршрута летом? Я пробовал - мазохизм редкостный.
Мы шли налегке. Потому через два часа на Радужном глотнули чая с парой конфет и поспешили вверх к подножию Спящего Саяна. Путь до Радужного - разминка для настоящих пацанов. Идешь и впитываешь красоту кожей, а чистоту и насыщенность таежного воздуха ноздрями. Высота еще впереди, а усталость пока не пришла. И так хочется, так хочется в горы...
Особенно тяжел подъем по осыпи от озера Радужное. По крайней мере, я так думал в тот момент, но цветочки начались позже. Плутали среди можжевеловых зарослей. Тропинка мечена через раз, туры из камней будто раскиданы игроками в кости, или выдумщиками лабиринтов. Ветки кустарника цепляются за ноги, под их плотным покровом не видно куда ступить. Тропа может быть коварной, и подставить невидимую подножку, хуже того, вывернуть голеностоп. Но мы вознаграждены сторицей. Пространство ширится веером, распадается на отголоски, насыщается далью. И там, там в ее синей, чуть дымчатой продолженности оживают наши мечты.
Помните дымчатую размытость гор на картинах Рериха? Именно она насыщает наши мечты ожиданием нового чуда. Детское первовосприятие... Изначальное, незапятнанное привычкой к обыденности восприятие таинственной притягательности сущего, мира, вселенной, что окружает нас, рождает и пестует на протяжении всей жизни, наполняя смыслом, чувствами, обнаженностью души... Именно это ощущение, открытие нового, чистого зовет нас в горы. Тянет к вершинам, к вечерней опаленной оранжевыми лучами солнца закатной купине, розовой, пропитанной обещанием нового, растворенности рассвета, яркости вошедшего в полную силу летнего дня, когда горизонт, подхваченный ветром странствий, откатывается так далеко, что бессилен человеческий взгляд, и мир дополняет воображение...
На самом перевале я понял, что окончательно сдох. Спящий Саян навис над нами крутыми белыми стенами. Выражение его лица неуловимо изменилось, и стало почти погребально торжественным. Слишком давно он здесь лежит, слишком большое количество тысячелетий облака омывают его ноги, ветра бреют впалые щеки, снега охлаждают нахмуренный лоб. Родендодроны как венок от памятных, но ушедших до срока близких и друзей.
Саян так велик, что мы и в слабое подобие его не сгодимся. Суетливые букашки, донимающие своими вывихами небеса. Вот так, мы их, а они нас. Т.е. пара- тройка бомбовозов - слепней доводила нас в процессе подъема до поноса. Мы отбивались, а они становились все назойливее. На смену падшим бойцам подтягивались голодные новобранцы. Идти приходилось с остановками, помахивая руками, словно ветряная мельница.
За перевалом открылся потрясающий вид на каменный город. Гигантский замок сказочного великана с башнями, мостами, колоннадами, анфиладами и всей вычурной прелестью архитектурного искусства. Но мы туда не пойдем, нам до озера Черного под Тайгишем, а это направо. Как увидите каменное яйцо, забытое впопыхах птичкой Симург, так и сворачивайте по тропе вдоль и вниз, по тропе, пересекающей огромную, вертикальную стену - обратную сторону саркофага Спящего Саяна. Мы в самом центре Эргаков и нас ждут чудеса...
Для начала, спускаясь вниз по очередному курумнику мы напоролись на иностранцев. В самом центе Азии иностранцы, и что их сюда занесло? Я послал сына к ним с заданием вполне прозаическим - узнать, где перевал, ведущий к Тайгишу. Сам на том перевале не был, а мальцу не доверял. Сын пошагал бодро и вернулся недоумевающий. Во-первых - уверял, что америкосы показали туда, куда мы и шли, во-вторых - от них так сильно разило разного рода одеколонами, что невмочь. Реплиентами, мудро и почти грамотно поправил отрока я лично. А сердце сжалось в предчувствии. Все мазилки от насекомых дома позабыли, надвигалось беда. Километра через два нашли озеро, где обычно делалась вторая маршрутная стоянка, и встать бы лагерем здесь, ближе к вечеру, но беда уже точно пришла.
Неожиданно нас облепили плотной тучей кровососущие насекомые. Уже через минуту мы, словно взбесившиеся вьючные животные, неслись через кусты и перелески, дико размахивая руками, при этом, стараясь не дышать ртом. Мы оба находились внутри огромного интернационального роя кровопийц самого различного калибра и видопринадлежности, но одной явно кулинарной направленности. На этом масштабном пиршестве жизни, пищей соответственно были мы.
Уже через пять минут выяснилась еще одна гадостная подробность. Сказывалась высота, и вьючные животные были загнаны. В глазах стало темно, но паника брала свое. Я жутко не хотел быть съеденным заживо этими мерзкими тварями, меня просто колбасило от этой гадостной мысли. При этом, насекомая публика вела себя крайне интеллигентно. Видно строго зная свои силы, они никуда не торопились, наоборот пристраивались спокойно, неторопливо, выбирая на открытых от одежды участках наиболее уязвимые места. И только тогда принимались нас жрать заживо. А мы бить себя по этим интимным местам, размазывая насекомых в слизь, но вот беда, добровольцев не убавлялось.
Уже месяц как здесь тепло. Пригревает дневное солнышко, и ростки трав жирные, сочные, нежные увеличиваются в размерах не по дням, а по часам. Прошлогодние личинки вытаивают из-подо льда. Крохотные слабенькие, но на диво настойчивые в отсутствии реплиентов они жрут эту зелень в три горла. Они становятся сытыми бомбовозами с лаковой, хитиновой поверхностью и крылами будь здоров, они взростают хоботами и жалами, они готовы к размножению! Им просто необходимы для этого дела животные жиры, кровь и еще раз кровь. А тут мы, холеные, теплые городские жители. И понеслось! Все радости секса в одном двуногом, прямоходящем стакане. Все для самоудовлетворения!
Потом помню довольно смутно. Единственным правильным решением, было как можно быстрее набрать высоту, покинуть зону их сволочного жития. Но бег в гору под рюкзаками на приличной высоте занятие довольно забавное. Я чувствовал, как судорожными толчками заходится мое сердце, я понимал, что уже не молод, и сын мой словно раненый лось скачками летит далеко впереди...
Время от времени падал харей в ручей. Благо воды доставало. Там, плеская пригоршнями воду себе в лицо, хватал воздух, и пил, пил. Потом подымался, и бежали опять. Никогда бы не подумал, что можно передвигаться эдаким, военным манером два часа подряд, молча, целеустремленно отыгрывая право на собственную жизнь. Вся эта копошащаяся на тебе рукокрылая мерзость. Но мы выжили.
Где-то на высоте около двух тысяч метров кровососущие наконец от нас отстали, и мы увидели перевал. Хотя какой там перевал! Я не думал пройти трехдневное расстояние в семь часов ходу и два часа бешеных скачек. Я вообще о подобном не хотел думать. В том числе и о том, как завтра выбираться из этого насекомоядного ада. Не делать же великий траверс скальных вершин. С нашем умением и снаряжением, выбрались бы к осени...
И тут выяснилось старое правило, - беда в одиночку не ходит, ей нравится "дружить" с нами парами. Короче, до перевала оставалось еще метров 200, и светового времени минут сорок. Вроде бы все пучком. Можно и преграду одолеть, или бухнуться снопами в палатку на любом пятаке. Черт с ним с костром, дайте дух перевести, перевсхрапнуть минуток с шестьсот, а там, а там...
Хрен там. Прямо снизу на нас двигалась огромная, недобрая, темная грозовая туча. Она светилась изнутри явно неприрученной человечеством электрической силой. Она клубилась рваными краями темных слоев, она словно тянулась к нам своими холодными, очень опасными руками. Мы были в зоне ее поражения.
Для того, кто хоть раз переживал грозу на возвышенности это чувство незабываемо никогда. Мягкое, назойливо объемное почесыванеие тела во всех местах. Словно ползают по вам насекомые, теперь электрические насекомые. Гудение всяких железных предметов, в преддверии разряда. Вашей последней молнии в этой жизни. По крайней мере, это было знакомо мне. И взбодренные моими дикими выкриками, про то, что алес капут, мы лихо побежали на перевал. Это был славный финиш.
Теперь нужно сказать о перевале. В первый раз я услышал о нем от друзей в далеком 2000 году. Они тогда мотались по Эргакам дружненькой компанией, в которую входили мой десятилетний сын Витек и жена. Вот сюда их и занесло. Собственно их впечатление в тот момент было таким, что перевала здесь нет, а есть одно великое заблуждение ведущего Сусанина Олега. И сейчас этому самому Олегу придется ой как туго от тумаков остальных участников той незабвенной экспедиции. Их изумление понять можно. Вернее поймет его всякий, кто видел ущелье Тайгиша сверху с этого самого перевала. Например, мой сын в тот памятный раз сказал, что никуда далее не пойдет. И его уговаривали остальные, и у них была веревка и крючья. А он не соглашался долго, ни за какие коврижки.
Сейчас сзади нас полыхала гроза. Невыносимо душно, воздух перенасыщен сыростью и убийственным электричеством. В сторону Тайгиша чистое небо, вот бы туда, но перевал обрывается вниз двухсотметровой, гладкой стеной. На ней нет полок и расщелин, она чиста и строга. Она походит на самоубийство в некотором отношении. Это и есть визитная карточка Эргаков - огромные, чистые, натечные скальные сиенитовые стены. Их перепад их высот достигает километра. Именно здесь можно стать чемпионом России по альпинизму в скальном классе или чем-то никому не нужным другим.
Я не кривлю душой, и вы знаете, туристические двойки такими не бывают, даже если их сопровождает аббревиатура "б". Нормальные герои всегда идут в обход. Если встать к спуску с перевала лицом, здешний обход числиться влево. Там пару отрезков спуска метров по 10-15. Вполне приемлемого лазания для бывшего скалолаза с животиком и двадцатилетним стажем хождения на красноярские Столбы. Вполне достаточно и без молотка, и без крючьев.
Короче, после гонок с отдышкой мы оказались в грозо-временном цейтноте. Я кричал на сына, чтоб он лез вниз. А он не хотел без веревки ну никак. На этот случай очень годиться парашютная стропа. Весит она раза в четыре меньше веревки, укладывается в маленький, удобный комок, а держит ничуть не хуже. Носить ее в поход одно удовольствие, особенно, когда случай действительно крайний. В общем, сын лез со страховкой и довольно быстро. А я его догонял без оной, но тоже весьма споро. Скала гудела от грохотания грозы, там за спиной разыгрывалась вакханалия. Тучи штурмом лезли на перевал. А мы вниз, и таким общим порядком двигались метров 30-40, уже падали первые шальные капли. Мокрая скала на такой высоте вообще каюк, я волновался...
Как разом грянула ночь, и все стихло. Мы оказались на вполне сносной тропе, она чуть видна, хотя и уходит вниз ой как круто. Но главное, главное было исключительно, празднично спокойно, и ни кали дождя. Так к нам пришла долгожданная победа.
Дело техники неторопливо спуститься вниз, найти площадку под вековыми кедрами, услышать мирно урчащий внизу ручеек, и набрать воды. А суп, сваренный тут же, быстро и со вкусом из бичпакетов, с добавлением колбасы? Это не суп, это сказка! Затаренные мной на меня лично 150 грамм на день кагора и костерок, мерцающий теплым пламенем, пыхающий дымной успокоенностью и уютом без дождя. Точно победа. И спалось в ту ночь на удивление круто.
День второй. Дивные небеса
С утра какой-то гад единым порывом сдернул верхний полог нашей палатки, и всех разбудил. Впечатление, будто летел на крыльях раннего утра злой хулиган, увидел наш тряпичный домик и решил подшутить. Сгреб его сверху в кучку, хлопнул как половичок, и дал деру. И как после этого спать!?
Пока разводили костерок и готовили завтрак, я понял, что быть дождю. Это не какая-то блажь, а исключительно приобретенное с годами умение. Опыт - сын ошибок трудных. Ведешь себе носом слева направо, и все, понимаешь - быть дождю. И собираться нужно в шесть секунд, пока не подмочили завтрак. Не об этом ли хулиган - ветер нас предупреждал?
Прямо перед нами нереально огромная, вертикальная стена верхнего Тайгиша. Ее высота теряется в клочьях белого тумана, она нависает над нами своей невыразимо дикой, притягательно-страшной красотой. Я никогда не ходил такие стены, в ней метров 800, не меньше. Она словно лезвие судьбы, гора, ради которой стоит жить.
Мне уже сорок, и я никогда не попробую ее на зуб. Так и буду тянуть унылую лямку повседневных забот, неторопливо, вяло. С течением времен перестану различать вкус сена от вкуса сырого мяса. Потом того хуже, малейшая кочка на моей уютно и привычно пахнущей постели будет приводить меня в дикое раздражение. Я уткнусь в придуманное мною окно во внешний мир, и примусь морализировать на вновь пришедших.
В сущности какого рожна они такие борзые? То лазают лучше, чем мы раньше, то молоденьких девок тискаю аппетитнее, чем делали это мы. Сволочи. А наши взгляды, взгляды ветеранов, закаленных в житейских боях, тускнеют, мутнеют год от года. Жалуется на спину дружище Искандер, Поручик располнел так, что перестал ходить в горы, Олег погряз в делах комбайнового завода. Валера Болезин уже не Болезин, а тренер сборной каких-то сопляков. А эти "сопляки" ходят такие горы, что нам и не снилось. И мы важные и крутые своим историческим прошлым, мотаем соплю на кулак и впариваем им наши подвиги по три рубля за пучок. Неужели это капут, и эта стена не станет моей никогда?! Неужели мое брюхо заполнило меня целиком?! Я сам лишь центнер холеного рыхлого жира, свято верующий во вчера, которое так и не станет завтра. Хочу кагору, но алкоголь можно только вечером...
Когда-нибудь я вернусь к этой стене. Пусть уже не лидером, готовым лезть что угодно с закрытыми глазами. Пусть я уже никогда не подтянусь на одной руке, и мне не поймать чувство волшебной легкости, когда сама скала играет с твоим восприятием в кошки-мышки, позволяя нащупывать тонкую путеводную нить движения, чувствовать ее пульс, словно свой шаг. Чувствовать общение с чем-то невыразимо большим, чем человек, раствориться в его длани, вверив неизведанному собственную судьбу. Пусть... Я вернусь сюда с пацанами, что уже после меня, пойду с ними стену, и пускай впереди будет чужая спина. Пусть кто-то будет сильней меня, и я буду вторым, даже третьим. Но я к ней вернусь.
И тут грянул дождь. Когда-то очень давно я заметил, что дождь имеет свою правоту. Он тоже склонен разговорам по душам и тишине, что впитывают в себя капли, струи, порывы ветра. Той внутренней тишине, спокойной уверенности в отмеренной нам жизни, что взросла из земли, и возвращается в лоно матери легко, спокойно, уверенно. Эргаки мир шамана. Великого шамана - человека, принявшего в себя небеса, проросшего сквозь жизнь корнями в землю. Имя его Спящий Саян.
Мы спустились к озеру Черному и принялись продираться через очередной, похожий на застывший камнепад курумник. Та самая стена высилась над нами, уходя в скрытые туманами небеса. Болезин говорил, что основные стены в Эргаках еще не пройдены. Значит, пацанам еще достанется, и нам что пожевать есть. Я вернусь, пусть и не скоро, но...
Через пару часов ходьбы, я вдруг понял, что дождь это навсегда. Неунывающий сын запакован в дождевик по самые уши, он весь во власти новых приключений. Ему так нравиться его новый костюм, что сам дождь, только некоторое действие, вынужденно иллюстрирующее его крутизну.
А горы подпирают собой небеса. Мы в самом сердце лабиринта, где привычная нам жизнь: тайга, трава, мхи, редкие птицы, даже насекомые, вторична, а миром правят камни, ветры и вода. Они составляют свой бесконечный хоровод целей и перевоплощений, наделенный той же разумностью, что и привычная нам жизнь. Они тоже жизнь, или нечто большее, неподвластное, недоступное человеческому разуму. Некая игра граней мира, гораздо более протяженная во времени, чем мы. А от того холодная, совершенная, вечная.
Кедры оплетены мхом, по мхам скатывается вниз вода. Под ногами вода, тропа тоже вода и кроссовки разбухли так, что стали обмотками. А стены Тайгиша расчеркнуты белыми вертикальными струями гигантских водопадов. Они приходят прямо с небес, и исчезают вникуда, теряясь в курумниках, прокладывая свои пути под землей, пропадая в безвестность. И зелень, и белые пятна не стаявших ледников только подчеркивают, обрамляют извечный хоровод трех изначальных стихий, дополняют его другими цветами.
Существенно ниже опять появляются жарки. Уже не холодно, монотонное движение не позволяет дождю высосать то тепло, что осталось за нашими воротниками. Но мы впахиваем четыре часа без остановки, а еще не дошли до реки Тайгиш? Это ни в какие временные рамки, и главное ускориться практически невозможно. А сегодня просто необходимо закончить пораньше, разбить палатку, сварить еды. Разжечь костер в такую дождину искусство не из легких. Но там, в корнях вековых кедров есть сухая прошлогодняя хвоя. Нужно только пошукать, да поглубже засунуть руку.
Вот и Тайгиш. Только что это с ним?! Маленькая речушка наконец стала рекой - серьезным, бурным препятствием любому движению. Бревно, по которому ее переходили посуху, смыто в безвестность. И что теперь?! Достаю очень важное приспособление - парашютную стропу, обвязываюсь, и вброд. Что мы не пацаны?! Вот место, где мой центнер веса только на пользу!
Опять хрен там. Хорошо была стропа, хорошо вывернулся ловко. Река подкосила меня, словно гнилой сноп, и я чуть не утонул. Но нить Ариадны потеряться не дала, и я торпедой пошел из воды, оттолкнулся от скользкого дна, а там на тот берег, на тот берег. Плевать уж на все, выбраться поскорей, сохранить рюкзак. Сын переправлялся дольше, но удачней. Моя уверенность, что меня подвела под монастырь, была ему чужда, и парашютную стропу я держал жестко. В общем, он даже не перевернулся.
Два часа гребли вверх по течению левым берегом. Янтарные ванны даже не увидели, все затоплено, река вышла из берегов. Потом долгий мучительный подъем к озеру Художников. Дождь не прекращался ни на минуту, и мы принялись подмерзать. Нам реально грозило переохлаждение. Упакованные в целлофан рюкзаки пока не промокли, но мы сами... Сейчас необходимо, что-то горячее вовнутрь. Еще пару часов такой гадости и я буду расходовать неприкосновенный запас кагора. И на себя, и на сына.
Но на озере нам повезло. Там были люди. Целая стая туристов безуспешно пыталась разжечь огонь, согревая газовой горелкой мокрые кедровые сучья. Тут произошел исторический обмен походного опыта на горячее какао. Я нашел им сухого топлива, а они выделили горячего пития и сладкого. Разводить еще один, свой собственный костер в таких условиях, да без горелки - необоснованное расточительство.
Два часа дня, мы почти подсохли, сыты, согреты, и дождь потихоньку сходит на нет. Почему-то очень не улыбается ночевать на озере Художников. Мощное желание поскорей выбраться из непогоды, с маршрута и опять попасть в тепло и уют города. Как мало требуется романтических неудобностей, чтобы нас потянуло к сытым, родным местам. И как ночевать, когда все вокруг вымокло до нитки, а высота довольно прилична, ночью будет холодно?
Решаю, за два-три часа выбраться на перевал под пиком Птица, а там, часика за полтора скатиться до озера Лесного. Его берега существенно ниже, и скорее всего там стоят лагерям красноярцы. Можно прибиться, подсушиться, подкормиться. Стоит рискнуть. Спросил сына, он согласен. Ночевать в холодной луже никакой радости. С тем и пошли к озеру Горных Духов.
Подъем с устатку давался ой как не легко. Местами тропа, словно слизистый желоб, улететь с нее вся недолга. Но мы парни упорные закарабкались в один час. Когда миновали озеро, выяснилось две интересные подробности. Как всегда одна плохая, другая хорошая. Первая - мой сын выбился из сил окончательно, и дальше никуда не пойдет. Вторая - дождь кончился, и где-то вдалеке, в районе покинутого нами Тайгиша, показался клочок голубого неба.
Сын еще не понимает, его распирает слово "не могу", он дует щеки, и шумит, и клокочет на окружающие нас горы. Как же, как же... Если он психанет, ситуация выправится сама собой и совершенно в лучшую сторону.
Друзья мои, никогда не насилуйте своих спутников в долгой дороге! Друзей не имеют, их любят. Эта истина стара именно оттого, что она есть истина. Вот сейчас он выплеснет всю свою злость и усталость в холодный горный воздух, насыщая его паром и сотрясением звуковых волн. А я тем временем вытащу конфеты и печенье, схожу к ближайшей луже за водой. И мы выпьем и перекусим, возвратим настроение и чувство комфорта. И только тогда он поймет, как все классно. Дождь кончился! Небо больше не падает на наши головы! Вон там, вдали открылась из тумана Мать Гора. На чуткой глади озера Горных Духов остановило свой бег время, да так и застыло в немом изумлении, любуясь собственным зеркальным отражением.
Как быстро даль насыщает пространство первозданной чистотой. И я уже вижу Зуб Дракона с его тысячеметровой стеной, уходящей вниз, вникуда. Медленно, но верно очищается от липкости тумана пик Звездный, встает в полный рост вертикалями стен, строгостью правильных линий, возвещая законы вселенской симметрии. А прямо над нами свила гнездо сама Птица, та, что зовется Симург, да только кто об этом ведает, кто помнит?
Как-то мы ночевали на берегу озера Горных Духов вдвоем с женой. Люди не любят здесь ночевать, говорят - нехорошее место. Как сказал Вова Лебедев, там ночь пятьдесят на пятьдесят. То тихо и гладко, а то...
Тогда был потрясающий закат. На абсолютно ровную гладь озера наползла тень от скалы Большой Брат, и тут случилось первое чудо. Противоположный, солнечный склон отражался в воде настолько ярко, что обе реальности слились воедино. Отражения и оригинала более не существовало. Они спаялись в одно, и озеро исчезло, превратившись в некий нереальный двусимметричный мир, где не существовало понятия привычной нам перспективы. В этом мире небо отражалось в небесах, и вершина пика Звездный падала в глубину невозможную в обычной реальности.
Именно тогда мы увидели лица самих Горных Духов. Кромка воды стала осью симметрии, и прибрежные камни, скалы приобрели вторые половики. Нужно было только лечь у воды и рассматривать целый сонм странных чудищ, нужно было только поверить в их существование. И тогда бы они ожили.
А ночь была замечательна вдвойне. Мы практически не спали, потому, кто может уснуть в эдаком бедламе?! Ветер хлестал палатку словно шальной. Он кашлял и хрюкал, он пинал нас под бок, он пытался заставить нас выйти наружу и посмотреть. Но вот этого не хотелось совершенно. Время от времени я все же проваливался в дремоту, и тогда видел их, сидящих у нашего вечернего костра, видел их наяву. Словно двенадцать месяцев из детской сказки, они расположились у потухшего очага, и все их внимание шло в нашу сторону. Они явно пытались со мной заговорить, нужно было только посмотреть им прямо в глаза. Я знал, и мучительно боялся этого. Даже во сне, я четко понимал, что это не сказка.
Потом ближе к утру ветер принялся смеяться. На берег спустились нияды, и давай шумно плескаться в воде, перемежая купание шутками с негромким смехом. Они болтали о чем-то восторженно беспечно, я улавливал смысл их фраз, оттенки настроений, я точно знал, какая из речей кому принадлежит. Вот только слова их были мне не знакомы, слога музыкальны, а смысл слишком далек. И сон перемежался с явью, но выходить из палатки не хотелось и тогда...
Утром озеро было безнадежно тихим. Берег казался удивительно пустынным. Затушенный с вечера костер не желал разгораться, и запах вчерашней гари, особенно жгуче- острый. У самой кромки воды плавала пена, смытая волнами с плеч нияд. Или пена, взболтанная шутником ветром в течение той долгой ночи. Озеро хранит свои тайны, оно не любит света дня. Ей больше нравится темный полог ночи, полет звезд в ее холодной, неведомой людям глубине...
Сейчас над озером Горных духов все еще клубятся вихри дождевого тумана. Как сложно воде оторваться от воды. Она всегда пытается собраться воедино, сплетаясь из капель в струи, из струй в ручейки, из ручейков в реки... Но слава Богу дождь ушел окончательно. Солнце пока невидимое, но яркое пятно в пока облачном небе. От нас валит пар, мы опять идем на перевал, и с каждым шагом, я все больше жалею о том, что остается за нашей спиной. Там за спиной остаются Эргаки, и когда я еще сюда попаду.
На самом перевале лежит огромная, словно каменный дом плита. Точно отмеренная природным балансом, она свисает одной стороной к озеру Горных Духов, другой к озеру Лесное. Словно весы, отмеривающие меру реальности. Природный балансир, делящий два мира надвое. Но мы искренне радуемся возвращению в мир привычных реалий. Мы опять одолели очередной перевал. Всего час от озера, и мы черпаем по тропе вниз, и погода окончательно разыгралась. В первый раз за сегодняшний день солнце на синем небе.
Эргаки вобрали в себя такое количество воды, что над ними поднимаются струи испарений - вновь рождаемых облаков, вращающих извечный круговорот воды. Я никогда не видел Долины Гейзеров, но живо ее представляю сейчас. Тайга, вода, облака, ветер и синее небо. На полянке кучно цветут родендороны - насыщенная, желтая яркость.
А озеро Лесное одарило нас тихим, спокойным вечером, отсутствием людей, наличием дров, и теплотой лета. Мы прошли врата, и холодные, суровые горы за спиной. В обычной тайге конец июня уже лето. Я даже искупался и допил свой кагоровый НЗ. Зачем он мне дома?! Тем более такая искренняя радость под обильный двухжильный ужин. Если недельный маршрут пройден в два дня, зачем экономить недоеденные продукты? Завтра до дороги два-три часа ходьбы. После сегодняшней маяты под дождем с семи утра до девяти вечера, оставшийся путь выглядит куцым, почти прогулочным.
День третий. Скомканное окончание
Дождь все же догнал нас. Глубоко ночью мягко, словно домашний кот заскребся, зашуршал о крышу палатки. Он был неназойлив, вял, ему не доставало ни настойчивости, ни силы. Он оставил ее на перевале, перекатился вниз только самой малостью, напоминанием о вчерашнем дне. Дождь утих перед рассветом, оставив после себя терпкий запах мокрой хвои, талый вкус воспоминаний о пройденном нами маршруте.
Озеро лесное оплетено тропами и стоянками по всему периметру вдоль и поперек. В июле - августе здесь собираются тысячи людей, желающих посетить Эргаки. Стены Звездного и Птицы, словно врата меду двумя мирами: нашим и иным. Как-то мы разговаривали с охотниками и грибниками, пользующими местную тайгу. Они не ходят в эти горы, когда там нет нас - туристов, мечтателей, ходоков. Дурные места - так говорят о них таежные люди.
Странная, застывшая в каменных изваяниях сказка. Может она и правда не знает добра, а скорее, это сказка чуждая всему человеческому. Странная симметрия, удивительная гармоничность, невероятная череда случайностей - авторы того, что мы называем Эргаками.
Мы бродим в этом саду чудес, мучительно пытаясь зацепиться сознанием за столь непонятную красоту. И видим лишь сонм нечеловеческого разума, и видим лишь притягательную, кристально чистую несхожесть этого мира с нашим человеческим. Кем и когда создан он? Кем населен? Мучительно мечтаю побывать на каменном плато, что над Тайгишем. Вечерними часами, разглядывая эти места с Параболы, я был схвачен, порабощен его немыслимой красотой. В нем есть некая тайна совмещающая "Троицу" Андрея Рублева и образ учителя Шамбалы Рериха. Разве истина в устах настоящего Учителя достижима человеческому пониманию? В высшей истине есть грань, которую можно перейти, только отречением от собственного "Я".
Сколько религий, сколько народов пережили эти сумрачные скальные изваяния, несущие печать начала времен? Сколько тайн хранят воды озера Горных Духов, и есть ли нить Ариадны, способная привести нас к глубине его вод? Прикосновение к Эргаком, словно дверь в иной мир. Она открыта, да вот беда, мы и до порога дорасти не сумели, куда уж шагнуть...
От озера до трассы всего три часа спокойного хода. Ноги идут легко, спуски, повороты, отчаянная красота жарков, спуски повороты. И тайга обступает нас все плотнее, заслоняя далекие, уже несбыточные очертания гор.
Там на трассе нужно ловить машину, что подвезет вас до Тормазаковского моста. Малое Кольцо - все, что сделали за три ходовых дня. А могли большее: через Зуб Дракона выйти к Безрыбному, или еще куда. Да дождь спутал все карты - заторопились, изнемогли. В прикосновении к вечному, мы настолько суетливы ... Слишком рано отдергиваем руки. Боимся потерять себя, или стать маленькой частичкой чего-то большего? Просто боимся...
Но возвращаемся. Тянемся в эти таенные места, словно бабочки на огонь. Прикасаясь к ним, обжигая их незабываемой красотой человеческий разум, терпим крушение несбыточности надежд, стареем, обрастаем одышкой и ненужными животами, но возвращаемся, ведомые инстинктом поиска нашего родового истока.