На юность безотказно действует закон "запретного плода": хочу именно того, что никак нельзя! Вот тут-то я впервые и ощутила: почему сибиряки с таким "остервенением" рвутся уехать в отпуск?
Куда-нибудь!
И как только наступали каникулы, Я старалась уехать из города. Куда-нибудь, хоть в тайгу!
Там было значительно чище и красивее. Там была настоящая сибирская тайга и чистый воздух.
Но скука! И если бы не "запертость в Этой Сибири"! Психологическое ограничение для юности - страшная вещь!
А лучше всего: на ЮГ! Помнится, у кого-то из бардов написано: "Ждите нас, невстреченные
школьницы-невесты в маленьких, асфальтовых южных городках..." Главное слово для сибиряков
было: "южных". Это так вдохновляло, что вызывало поток восторга, а следовательно - стихи и песни!
Мои каникулы - уже тогда - проходили в поездках по стране и приносили мне знакомства, которых я не искала, и которыми не дорожила.
Меня интересовала культура, интересовала природа, а люди - еще нет. Я им совершенно не доверяла. "Недоделанные роли" чувствовались за каждым из них. И только. Ах, если бы это "недоверие" помогало!
Почему-то я изредка получала отклики.
ТОЛЯ
Двумя словами поздравления
Хочу напомнить о себе.
О нашей встрече на мгновенье
И о Авроре, о Неве.
О тихом звоне брызг холодных,
О неудавшемся на "ты",
О песнях Ваших, не народных,
А Ваших, Ваших, как мечты,
Которых Вы мне не сказали,
А прочитали в двух словах.
Лишь прочитали, помолчали,
Оставив след на двух сердцах.
ФЕЛИКС
Привет с Юга!!
Пусть будет, Ольга, зайчик этот
Залогом счастья твоего.
Нет ничего для сердца моего
Милее взгляда и твоей улыбки,
На всем свете.
Я рванулась было навстречу! Да, оказывается, не Ему, а Югу! Еще бы - жить в маленьком
поселке в Сибири, в Горной Шории, никогда не видеть Юга... И я, раскрыв глаза, как Золушка,
просила эту "Фею":
"Расскажи мне, как там, на Юге? Солнце светит во все глаза? Не бывает зимы и вьюги? И вода
горчит, как слеза?
Я живу в Сибири, в Калтане, только Юг очень нужен мне! И меня по ночам качает на высокой
морской волне!
Паруса, корабли большие... Ух, как тянет! До боли, аж! Хоть взглянуть! Глазами своими на
забрызганный морем пляж.
Есть, конечно, свои представленья, только как-то отрывками все: Море - только "киновпечатленья", - остальное - рассказы и сон.
Вижу: где-то отдельно рынок, горы яблок... нет, что-то не так!
Горы яблок лежат на чем-то? А на чем? Не вижу никак.
Вдруг, из песенки, дева вышла, или странный и шумный - джигит. Виноград, почему-то, как вишни. И осколками смех звенит.
Где-то, сбоку, ларечек винный, там, в больших бутылях, вино. И торгует им дядька видный, и о
чем-то кричит в прононс...
Мне, зачем-то, уж очень нужно побывать в тех чужих местах! Может, пальмы зеленых кружев не
хватает в моих стихах?
Я не знаю запах магнолий, мне чужда родовитость роз, но березок мне мало школьных и румяных и сладких рос!
Расскажи обо всем: что видел!?
Буду снова я в снах грустить.. Может, ветер морской бы вытер капли моря со щек?.. И стих?..
Что ж, поэты большие правы: изумительна скромность берез! Только сердце дыханьем травит обжигающий запах роз!
Запах моря?.. Какой он? Соленый? Но не пахнет соленый след. Что-то смутное и зеленое уплывает за сном в рассвет. Вот и все? Под руками стынут волны горькие снов моих... И девчонка сибирской России вновь не сможет представить их".
Он почему-то ничего не ответил. Испугался, что ли, этого напора и страстей?
Но счастье вернулось в виде:
турпутевки по пешеходному маршруту Хаджох - Дагомыс. Но вначале я летела на самолете
на ЮГ! Это было прекрасно, как стихи!
ФАУСТ.
Целый день на небесах!
В голове подозрительный звон...
Кто летал "на всех парусах"?
Только тот, кто, наверно, влюблен?
А мы - спокойны, но мы - в полете!
По билетам, в Аэрофлоте.
И под нами, уже под нами!
Горы в облачной панаме.
Сквозь стекло продену пальчик
И коснусь этих сморщенных лбов!
Солнце прыгает, как мячик,
С языков ледников.
А нам не спрыгнуть - мы в полете!
По билетам, в Аэрофлоте.
Мы нырнули уже в туман,
Горы скрылись, как первый обман...
Впереди сплошные обманы:
- Ожидание слаще, чем жизнь!
Вот и Тбилиси уже в тумане!
Что рассказывать? - Пронеслись.
И так всю жизнь, в сплошном полете!
Хоть без билета и не в Аэрофлоте...
Один лишь Фауст "сигает" вниз
В смертельном крике: "0становись!"..
А наш расчет всегда опоздал.
А нам гарантии бы! - Так кто же выдаст?
А глупый Фауст коснулся скал...
Ах, кто-то катится вниз на лыжах!
Большая часть "курортного" времени прошла в достаточно трудном переходе с рюкзаком, набитым металлическими банками с консервами...
Мы шли по горам Кавказского хребта, где шли в войну немцы - дивизия "Эдельвейс".
Мы, туристы, повторяли этот переход и даже поднялись на ледник на горе Фишт (3,2 тыс. метров).
Лишь за шесть суток до конца путевки мы добрались до турбазы Дагомыс, что рядом с Сочи.
Длинная дорога уже как-то нас сроднила и сделала более своими, чем долгое лежание на пляже и перегрев на солнце.
И тут, наконец, все начали знакомиться с теми, чьи пятки и рюкзаки маячили перед глазами
целых две недели. Правда, ничего восторженного я от этого знакомства не ощутила.
Среди прочих был и Дима из Твери. Дима был скромным внешне и чахлым научным мальчиком... но за неимением более ярких и выдающихся, он вдруг начал пользоваться большим успехом, чему был очень рад и даже говорил, что настало его время. Он не оставил без внимания ни одну из туристок. А туристкам хотелось хоть раз в жизни стать героинями самых популярных тогда песенок:
Сколько неба, сколько моря,
сколько солнца! Неужели это мне одной?..
Или:
У моря, у синего моря
Со мною ты, рядом со мною.
И сладким кажется на берегу
Поцелуй соленых губ...
На что он, правда, строго сказал: "Какая пошлость! Никаких "поцелуев у моря"!
Странными были эти советские юноши?..
Мы, конечно же, обменялись адресами. И я, конечно же, получила несколько писем. Некоторые из них сохранились...
Письмо первое, г.Тверь
Здравствуй, Оля, дорогая. Принимай-ка мой привет: Не большой (то лишь начало!)
Фотокарточек "букет". Володя (т.е. Дима).
Ответ первый:
Здравствуй, Дима! Я "счас" вспомнила, как здО/рово мы, приветствовали всех: "Физкулът-привет,
привет, здорО/во" - В ответ задорный "ржёшь" и смех!
Не удивляйся, не ошиблась, что нарекла тебя вот так: "Дим" - это корень от Владимира, а
остальное всё - пустяк. Отныне я до дней кончины тебя лишь так изволю звать. И нет тебе теперь
причины простым "Володей" пребывать. Ты пишешь мне, что "занят очень", однако, я того не зрю:
округлость фраз и четкий почерк - твое старанье выдают.
Итак, покинув все причалы, помчалась я (вагон 13) навстречу ночи и зиме... Меня мотало и
качало, как на прибое. Было мне немножко грустно, "множко" сонно...
Дорога, словно хвост змеи, вагон болтался, как "скаженный", глаза и уши - все в пили. Я
пострадать хочу сначала - не дали: быстро укачало. "Потом" страдать - не успеваю. Успела яблоки
купить, наелась груш, и дыни тают. Ну, где ж стра?дать? Сижу - болтаю.
Раз поспала - уже Москва! В Москве мне некогда тем боле! Я не теряю время. Вскоре сидела в
зале "Комеди". Театр "черный" - хоть гляди. хотъ не гляди. Хоть слушай, а не так - не слушай:
здесь ни к чему тебе, друг, уши. Все - пантомима! Колос?сально! И здорово оригинально. Часа
четыре про?молчали (и нам артисты помогали), потом довольные пошли в пенаты матушки Земли...
И - снова радость, как награда: попала на "Лен-град. балет" (Хоть трудно было взять билет!)
Я там узрела Колпакову! И Соловьева чудный взлет! (Еще один наш Космо-Юрий -- так про него все
говорили!)
Потом, я мчалась на такси, чтобы взлететь "на небеси". Взлетела. Сла-а-вно! И не страшно.
Семь тысяч! Ох, не-без-опасно! А красота!
Москва, как дождик, что в Новый год с елей бежит, иль как до?рожки серпантина - горит!
Красиво так горит!
Чихала я на облака (мне было холодно слегка), потом я ужин уплетала и уж к рассвету
подлетала... (О изумленье и восторг!): Все краски радуги пре?красной горели под Луной неясной.
Она бледнела (видно с злости). Но я не брошу ей и кости. Влетели мы в зеленый цвет, вверху
сияет желтый свет, под нами - нежно-голубой, такой же чистый и слепой, как тот порыв любви
Джульетты... Но Вам ли говорить об этом?
В Новосибирске я - с рассветом. Еще рывок - и вот я дома. В 7.30 вечера, седьмого. И потекли
рассказы снова!
Теперь уж брату надоело про отпуск слушать. Право слово, он слышал уж "разов 15". И мне пора
уж закругляться. Пока, дружок! Пока, пока... Пока - дорога далека! И наша встреча, ох, не
вскоре! Но не грусти, коль сможешь, Оле так длинно-грустно не пиши и не терзай моей души. Пиши
легко, неторопливо и жди ответа терпеливо. Мы встретимся когда-нибудь: Земля тесна и шаток путь. Вот посмеемся оба вволю!
Ну, не скучай.
С приветом. Оля.
P.S. В другом письме продолжу о том же праведный рассказ. Рассказ изящный, без прикрас...
Сейчас мне спать пора, пора. А утром - на попутный КРАЗ или какой-нибудь там МАЗ, и - на завод. Там ждет меня работа. Вот.
А ты, читай посланье это, полное "тепла и света",
"Ты вернись ко мне: море... Море!" Словно бред заболевшего корью. Я хочу назад возвратиться!
Я ищу тебя, южная птица! До тебя мне - четыре пояса, до тебя не хватает голоса, до тебя -
одиннадцать месяцев! Нет, так можно с тоски повеситься! И хожу я, словно контуженная, вижу
днем свои сказки южные, роюсь в этих мореных камушках; а не в мыслях ученых - "мамушках"...Ты
вернись ко мне: море... Море!" Словно бред заболевшего корью. Та же боль, неожиданность,
яркость: мои руки за поездом тянутся! (Начинается кислое хлюпанье под досадное улюлюканье..).
Вот так. След в душе после первого отпуска, как след на рельсах от поезда. А я, как та Анна
Каренина, вся изломана и растеряна.
Но не плачь, не будь как тесто - тут ирония "в подтексте". Югом я переболею, ироничной стать сумею. И тебе советую: дальше плыть не сетуя.
P.S. У тех, кто внимательно прочтет эти впечатления, не останется сомнения, что их вводят в заблуждение. Верно. Прошу извинить. Единственное несоответствие в том, что этим запискам уже тридцать лет. И написаны они с целью спросить внимательных читателей: а что, собственно, изменилось в природе? По крайней мере, даже маршрут остался тем же:"Хаджох-Дагомыс".