Не знаю, какая сила заставила меня взяться за перо сейчас, два месяца спустя и за три тысячи километров от места, где произошли описываемые ниже события. Возможно, это было желание снова их пережить.
Сложив вещи в рюкзак, я, выйдя из дома, решительно погрузился во тьму. Начальный этап путешествия нельзя назвать оригинальным: вначале трамвай, потом метро. И вот я на вокзале. Как всегда, приехал раньше брата Василия. Стою, смотрю по сторонам. Вокзал всегда волнует, в особенности в полночь. Несмотря на позднее время, вокруг много людей: туристы (пешие, водные, с велосипедами), грибники, "обыкновенные" пассажиры, встречающие, подозрительные субъекты. Восприятие обостренно. Спать не хочется.
Наконец и брат, жизнерадостный, надежный. Купили билеты и прошли в вагон. Обменявшись несколькими фразами, укладываемся и пытаемся заснуть. Сказывается опыт: турист использует каждый удобный случай отдохнуть, поспать. Рядом шумная компания, поют песни. Наконец они угомоняются. Мы засыпаем.
Просыпаюсь я от слов: "Граждане, приготовьте билеты". Такое может присниться только в кошмарном сне. Но я почему-то сразу понял, что это не сон. Тем не менее я остаюсь лежать и притворяюсь спящим. В этом наш последний шанс. Однако меня трясут, будят. Я, как актер на сцене, изображаю, что просыпаюсь и не понимаю, где нахожусь. С нас все же требуют билеты. Я достаю имевшиеся у нас билеты до Решетникова (которое мы давно уже проехали). Контролеры, несмотря на позднюю ночь, делают все, чтобы нас оштрафовать. Они с негодованием отвергают как наши билеты, так и наши робкие попытки объяснить, почему мы проехали эту станцию, и требуют уплатить штраф. Мы по инерции отказываемся, хотя и понимаем, что надежды на спасение нет (убежать нельзя, у нас тяжелые грузы, байдарка). В Твери контролеры привлекают к операции милиционера, который просит нас пройти в отделение. У входа мы "раскалываемся", платим положенную сумму и, огорченные, направляемся в зал ожидания. Вспомнился Чехов: "Если Вас тащат в участок, радуйтесь, что не в геенну огненную...". Так неудачно начинается наше путешествие.
Вокзал забит пассажирами. Свободных мест нет, и мы устраиваемся на полу, как и многие другие. Некоторые даже на полу спят, подстелив под себя газету. Время идет. Постепенно, по мере отправления поездов, люди расходятся. Подошло и наше время. Навьючив на себя свои вещи, мы выходим на улицу. Похолодало. Заморосил мелкий дождь. Что может быть хуже дождя ранним утром! В такие минуты возникает справедливый вопрос: почему мы не дома? Садимся в поезд, составленный из вагонов времен гражданской войны. Теперь можно и перекусить. В холодном вагоне мы молча пьем холодный кофе и мрачно молчим, размышляя, что нас ждет дальше.
Через час пути пересаживаемся на третий поезд, узкоколейку. Поезд трогается, и мы под мерный стук колес засыпаем. Так мы проводим еще час, то впадая в сон, то просыпаясь, мерно трясясь в узких вагончиках.
Нас разбудил скрежет буферов вагонов. Поезд стоял. Потом он тронулся. Какие-то люди спешно стали собирать свои пожитки и направляться к выходу. Василий тоже стал собираться. Поезд набирал ход. Мы покидали из тамбура вещи и прыгнули вслед за ними. Кое-как надев на себя рюкзаки, мы бросились к другому поезду, уже тронувшемуся. Пока мы спали, вагоны расцепили, и мы поехали не в том направлении. Василий дико заорал машинисту. Тот удивленно выглянул из кабины и затормозил. Такое случается редко - когда поезд тебя ждет. Мы, радостные, загрузились в тамбур последнего вагона и, оживленно болтая, поехали дальше... Остановка. Неожиданно то, что мы думали стенка, а оказалось дверью в вагон, открылось, и, деловито перешагнув через наши вещи, мимо нас, не обращая на нас внимания, прошло несколько человек. Поезд тронулся дальше.
Так мы доехали до конечной станции. Рельсы кончились, и нам предстояло преодолеть дальнейший путь пешком. Почва пружинила, идти было нелегко. Нас окружала чахлая растительность: в основном сосенки, попадались иногда ели. От багульника шел сильный, дурманящий аромат. Несмотря на то, что мы шли по довольно утоптанной тропинке, вокруг не было ни души. Тропинка вилась то вдоль берега канавы, то взбиралась на холмик торфа, то пропадала в зарослях растительности. Наконец, вначале блеснуло, а потом и показалось озеро Светлое, вытянувшееся в длину на несколько километров. Оно производило мрачное, гнетущее впечатление. Над поверхностью воды низко шли тучи, из которых моросил мелкий дождь, время от времени усиливающийся. Противоположные берега то открывались, то пропадали в серой дымке. Дул пронизывающий ветер, было зябко. Берега озера оказались топкие, заросшие растительностью. Мы двинулись вдоль берега, ища подход к воде. Сделав несколько неудачных попыток пройти к озеру, мы, наконец, остановились, поняв, что дальше лучше не будет, и стали собирать байдарку. Василий разложил все составные части и начал колдовать над ними, я смотрел и выполнял его приказания. Вскоре из беспорядочного нагромождения деталей родилось стройное, длинное, остроносое судно, и мы потащили его к воде. По мере продвижения становилось все более сыро, и мы начали толкать байдарку, уже сами держась за нее. Добравшись кое-как до чистой воды, мы взгромоздились на свой корабль и поплыли. Было что-то странное в том, что только что мы несли байдарку, а теперь, мерно покачиваясь, несет она нас. Нам предстояло преодолеть часть озера и войти в протоку, соединяющую его с другим озером - Щучьим. Возле берега было много разной высоты стволов мертвых деревьев, чернеющих на воде. Верхушки некоторых, самых опасных для нас, были ниже поверхности воды, но благодаря волнению, их иногда было видно. Я сидел на носу и смотрел вперед, руководя курсом байдарки. Бывало, черный кол выныривал перед самым носом, и я тогда истошным голосом кричал Василию "лево руля" или "право руля". Были случаи, когда мы садились брюхом на кол, и тогда приходилось лишь удивляться прочности шкуры. Выплыв на открытую воду, мы увеличили скорость. Грести было трудно. Ветер срывал брызги воды с весла и нес их на нас. По истечению часа мы подплывали к новому частоколу, торчащему из воды у другого берега. Успешно преодолев и это препятствие, мы вплыли в протоку, которая представляла собой неширокую канаву, заполненную черной, настоянной на торфе водой. Весла часто задевали за берега. Появились голубика, брусника. Отдельные ее кустики свешивались с берегов к воде, и мы лакомились, не выходя из лодки. Проплыв некоторое время, Василий высадился на берег и отправился на разведку, доверив мне "корабль". Я в эти минуты ощутил подлинное блаженство, управляя им. Из-за того, что я сидел впереди, байдарка меня слушалась нехотя, лениво изменяя курс под взмахами моего весла. Те же ощущения человек испытывает, впервые сев на лошадь или за руль автомобиля. Мимо медленно плыли заросшие пестрой болотной растительностью берега. Плывя по большому водному пространству, движение ощущается не так. Там ты гребешь, гребешь, а все на месте. Здесь же сказывалось каждое движение весла, каждый взмах двигал тебя вперед. Периодически попадались небольшие плотинки, державшие в протоке повышенный уровень воды и позволявшие плыть, не опасаясь сесть на кол. В этих случаях приходилось вылезать и перетаскивать байдарку.
Наконец Василий набрел на ягодное место, и я вылез, оставив байдарку на произвол судьбы: протока была такая узкая, что можно было не бояться, что ее унесет ветром или течением. Начались наши "ягодные" будни. Собирать ягоды - занятие однообразное, однако время летело незаметно. Мы медленно продвигались вдоль протоки, периодически возвращаясь за байдаркой. Но вот деревья стали редеть, и впереди показались свинцовые воды Щучьего озера. Опять налетел шквалистый ветер, пришлось тщательно застегнуть штормовки, одеть капюшоны. Озеро это было шириной около полутора километров, и нам предстояло его переплыть поперек. Дул яростный боковой ветер, срывавший с весел капли воды и кидавший их на нас. Из-за этого приходилось грести только с подветренной стороны. Полузатопленных кольев практически не было, мы гребли смелее. Через полчаса мы были на середине. Периодически я оглядывался по сторонам. Вокруг была вода, под нами тоже была вода и вода холодная, и нехорошие, унылые мысли приходили в голову. Но я встряхивался, с новой энергией принимаясь грести, чтобы поскорее проплыть этот неприветливый водоем.
Еще через полчаса мы подплывали к началу следующей протоки, связывавшей Щучье с озером Великим. Из-за обилия кольев мы долго не могли подойти к берегу. Наконец нам это удалось, и мы выбрались на сушу. Немного покачивало, но я чувствовал себя счастливым.
Плыть дальше было нельзя, и мы повели байдарку по протоке, Василий спереди за бечевку, я толкал сзади веслом. Постепенно проводка байдарки перешла в сбор ягод. Я собирал их на одной стороне протоки, Василий на другой. Мостом служила байдарка. Ягод было много как на одной, так и на другой стороне, и никто со своей стороны уходить не хотел. Мной овладело какое-то рвение, ажиотаж, что на меня было не похоже. Я бросался от одной красной от ягод поляны к другой, стремясь все собрать, ничего не оставить.
Начинало темнеть. Василий предложил разбить лагерь. Несмотря на то, что мы с утра не подкреплялись, есть не хотелось. Я нарубил дров, разжег костер. Василий стал "колдовать" над содержимым котелков. Через некоторое время в обоих котелках дружно забурлила темная торфяная вода. Тем временем мы занялись палаткой.
Есть какое-то очарование в еде под открытым небом. Кажется, стоит вытащить обыкновенную еду из дома, и сразу же она будет значительно вкуснее. Закончив есть, Василий пошел укладываться, мотивируя свое решение тем, что уже темно. Я же, вытащив книгу, решил еще посидеть у костра. Однако не читалось. Василий говорил, что мы в тот момент находились в наибольшем отдалении от всех населенных пунктов. Я размышлял, где сейчас ближайшие люди, чем они занимаются. Вот парадокс: бежишь от людей, но мысленно остаешься с ними. Я смотрел на костер, который безжалостно поглощал все новые прутья, которые я в него подбрасывал. Вроде бы ничего хитрого в огне нет. Люди его освоили давно. Но как он разнообразен! Пламя кидается из стороны в сторону, то затухает, то вновь разгорается, то становится синеватым, то ярко-красным. Человека всегда привлекало разнообразие. Именно поэтому хочется остановить глаз на церкви, а не на унылых фасадах современных домов. Костер догорал. Становилось прохладно. Я тоже отправился в палатку. Ночью, сквозь сон, я слышал голоса каких-то людей, проходивших мимо по одной из тропинок. Насколько я мог разобрать, они говорили что-то о нашей байдарке. Вот тебе и глухое место!
Проснулся я от звука топора. Василий уже хозяйничал у костра. Позавтракав остатками вчерашнего ужина, мы собрались и двинулись дальше. Утро было солнечное, теплое. Проплыв немного по протоке, мы решили пособирать ягоды. Место было болотистое, однако на крупных кочках росла великолепная брусника. Рядом собирала ягоды компания, приплывшая на моторке по озеру Великому. Вместе мы быстро справились с брусникой и отправились дальше. Судя по всему, приближалось озеро Великое. Я, памятуя предыдущие озера, стал срочно утепляться, однако это оказалось излишним. Вначале дул легкий ветерок, но потом и он стих. Мы плыли в совершенный штиль, гордо разрезая гладь озера. По дороге мы пробовали было половить рыбу, но нас постигла неудача, и мы, надеясь, что с рыбой нам еще повезет, двинулись дальше. Мы взяли курс на большой остров, разбивавший озеро на две неравные части. Большая еще нам не была видна. Я смотрел по сторонам, стараясь понять очертания озера, однако перспектива скрадывала расстояние, и сделать это было очень трудно. Постепенно выяснялось, что то, что я считал единой береговой линией, на самом деле состояло из двух отрезков, один из которых был гораздо ближе к нам и за которым открывался большой залив. На острове и на части материка, подходившего ближе к острову, размещалась деревня. Вот мы уже проплываем мимо главной улицы, протянувшейся вдоль берега. У воды выстроился ряд аккуратных банек. Проплыв под мостом, мы вступили в залив, за которым виднелись бескрайние голубые просторы озера Великого. Наконец мы вошли в основную часть озера. Противоположный берег был едва виден. Поражало, что при такой площади глубина озера редко где превышала полтора метра. Мы пошли влево вдоль берега, выбирая место для стоянки. Несмотря на высокий берег, он был сильно заболочен. Это было типичное верховое болото, болото, располагавшееся выше уровня окружающей местности. Торф чрезвычайно плохо пропускал воду, что и приводило к застою воды. Нам с большим трудом удалось найти сухой участок местности, на котором мы разбили палатку. Окрестности представляли собой печальное зрелище: чахлые сосенки, перемежающиеся с кочками. Только вид на озеро радовал глаз. Огромный простор всегда волнует и завораживает. Когда человек встречает что-то несоизмеримое с собой, он испытывает при этом чувства благоговения и страха одновременно, перед природой, перед неизвестностью.
Наш отдых омрачил внезапно поднявшийся сильный ветер, дувший со стороны озера. Наскоро поужинав, мы укрылись в палатке...
Утро было солнечным, и все также дул ветер. Мы с шумом прибоя засыпали, с шумом прибоя проснулись. Собравшись, мы двинулись в путь. На этот раз гребли против ветра, гребли изо всех сил, но вперед продвигались с трудом. После непрерывной многочасовой работы мы продвинулись всего на несколько километров. Учитывая, что ветер не стихал, мы решили остановиться на южном конце острова. Своим острым концом остров в этом месте близко подходил к противоположному берегу. Возможно, это своеобразное географическое положение места, где мы остановились, было причиной большой его популярности среди туристов: то тут, то там виднелись следы костровищ, валялись срубленные сосны, ветки. В этот вечер мы опять пробовали ловить рыбу, и опять безрезультатно.
На следующий день мы двинулись в дальнейший путь. У нас оставалось два дня, и за это время надо было пройти около 80 километров. Мы пересекли в узкой южной части озеро Великое и стали продвигаться среди островков камышей у юго-восточной части озера. Постепенно водная гладь сужалась и мы, сами того не заметив, оказались в русле реки Созь. Река сильно петляла, и нам постоянно приходилось совершать крутые повороты. Берега были довольно разнообразные: то река текла по травянистому лугу, то мы вплывали под сумрачный покров деревьев, то плыли между двух стен высокого тростника. Иногда в середине русла был остров, и мы гадали, с какой стороны его лучше обогнуть. Я внимательно смотрел вперед, стараясь как можно быстрее обнаружить буруны, таящие под собой валун или коряги. Вначале лес был чахлый, но по мере выплывания из области торфяных болот, деревья становились все выше, появилась по берегам трава, по которой мы уже соскучились. Через несколько часов мы достигли первого населенного пункта, расположенного вдоль реки - деревни Погост. Следующие деревни были почти что нежилые и производили мрачное впечатление. Время от времени встречались препятствия: то наклонившееся дерево с нависшими ветвями - так называемая "расческа"; его мы проплывали, убрав весла и съежившись; то упавшее дерево поперек русла. Особенно сложное было препятствие - упавшее дерево с последующим резким поворотом реки. Повстречался нам и газовый трубопровод, перекинутый через реку, через который пришлось перетаскивать байдарку порожняком. На примере просеки, оставшейся после прокладки трубопровода, мы увидели, как тяжело переживает природа вторжение человека: прошло уже несколько лет, как просека была проложена, но растительность ее все еще не освоила.
Прошло около восьми часов пути, и мы решили остановиться на ночевку. Нам для стоянки приглянулся средних размеров луг. По обеим сторонам его стоял сплошной стеной лес. Река делила этот луг почти что на равные части. Размеры луга были таковы, что громко произнесенный звук многократно отражался то от одного, то от другого края леса. В последний раз мы пробовали попытать счастье на ниве рыбной ловли, но кроме нескольких небольших рыбок нам ничего поймать не удалось. С сумерками на луг опустился туман. Вокруг не было ни души, и как-то отрадно было на сердце, ощущая себя наедине с природой.
Утром мы двинулись в дальнейший путь с твердым намерением закончить свое путешествие в этот же день в Конаково. Стали чаще попадаться селения. На берегу реки мы встречали женщин (хотелось написать "баб"), полощущих белье, причем все это делали с каким-то угрюмым и обреченным видом. Сразу же представлялся пропойца муж, куча детей, тяжелый быт.
Река становилась все полноводнее, течение уже почти не ощущалось: сказывался подпор воды Иваньковского водохранилища. Показался поселок Первомайский с высокой трубой кирпичного завода, а вскоре и сам завод. По-видимому, вид со стороны реки не был парадной стороной, и приходилось удивляться, как завод, находясь в таком состоянии, мог функционировать.
Русло расширялось. Вначале до пятидесяти метров, потом до ста, до двухсот.... Наше движение как бы замедлилось. Мы, боясь подводных препятствий, плыли почти что на середине и движение не ощущалось. Приходилось больше верить разуму, чем чувству, что мы все же продвигаемся вперед. Давно мы устали, но надо было грести, и мы гребли. В Первомайском была возможность сесть на местный теплоход и добраться без особых усилий до цели, но это было бы слишком просто.
Как-то незаметно мы добрались до села Устье, расположенного в месте впадения Сози в Иваньковское водохранилище. Перед нами открылись необозримые дали. Кое-где торчали островки. По фарватеру время от времени проходили "Метеоры" и другие большие корабли. Мы сделали небольшой привал и доели все, что оставалось из наших съестных припасов. Немного отдохнув, мы смело двинулись на середину фарватера. Курс наш был на трубы Конаковской ГРЭС. Однако они торчали за противоположным берегом. Водохранилище в этом месте делало изгиб, что и приводило к такому необычному ракурсу. Мы пересекли фарватер и приблизились к группе островов. Острова были самые разнообразные. Тут были небольшие клочки суши с несколькими деревьями, манящие романтической возможностью пожить там и ощутить себя "Робинзоном". Были острова значительно большие, на которых могли жить одновременно несколько групп людей, при этом не мешая друг другу. Мы продвигались вперед, еще не зная, будет ли впереди пролив, или нам придется возвращаться обратно. Наконец мы вновь увидели перед собой простор водохранилища. Оставалось пройти последний отрезок пути. Мы решили плыть по прямой и постепенно стали отдаляться от берега. Скоро мы опять плыли по середине фарватера. Слева и справа до берега было около километра водной глади. Навстречу дул ветер и гнал довольно большие волны. От проходивших мимо судов шли боковые волны, превращавшие водную поверхность в довольно прихотливую по форме и значительно усложнявшие наше продвижение вперед. Мы устали, гребли уже почти автоматически. Чтобы отвлечься, я ударился в воспоминания, и все говорил, говорил, говорил.... Хотелось не думать, какая под нами глубина, и что мы будем делать, если перевернемся. И в обыденной жизни существует много всяких "если", но мы чаще всего над ними не задумываемся.
Мы постепенно приближались к конечному пункту нашего путешествия. Вот позади Конаковская ГРЭС со своей трубой, видимой за десятки километров, вот мы минули ЛЭП, перекинутую через водохранилище. Слева показался городской пляж. Наконец мы вошли в бухту и пристали к берегу. По-видимому, мы производили впечатление пришельцев с другой планеты на фоне местных жителей. Был уже вечер, вечер теплого августовского дня. Люди купались, сидели на лавочках, прогуливались вдоль берега. И вдруг к берегу подплыли два аборигена с многодневной щетиной на щеках, грязные и непричесанные.
Выйдя на берег, мы стали разбирать байдарку, сушить палатку, тент, укладывать все в рюкзаки. Через некоторое время мы были уже на станции. До электрички оставалось еще время, и Василий отправил меня в магазин. Я купил фруктовой воды, хлеба, сыра и пирожных. Что может быть блаженнее после разлуки с цивилизацией к ней вернуться опять.