Нас шесть человек. Да и нельзя меньше. Потому, что в 1985 году по правилам спортивного туризма группа, совершающая горный поход должна иметь в своем составе не менее шести человек. Итак, пять начинающих горовосходителей, из Тамбовского городского клуба туристов, рискнули пойти в поход с Рыжовым Борей. До сих пор все мы имели (кроме матерого Рыжова и совсем без опыта Юльки) только опыт участия в горных походах первой и второй категории сложности на Кавказе. Мы ходили под руководством Царя, так звали Романова Колю. Очевидно, прозвище Царь он получил за свою громкую фамилию. Хотя как утверждал сам Царь, он никоим образом не связан с великим однофамильцем. С Царём ходить было приятно и весело. И хотя группы, руководимые им, насчитывали по 20-30 участников, нам от этого, в отличие от него, было только веселее. Только потом с пришедшим с годами ко мне опытом горовосхождений и руководства горными походами, я стал понимать какой это тяжкий груз - тащить за собой толпу неопытных, молодых "лоботрясов". Потому как самый оптимальный состав в горном туристском походе - шесть, максимум 8 участников. Любое увеличение группы более шести человек грозит неповоротливостью и медлительностью. Тем не менее, у всех нас пятерых участников, заявленной "тройки" в Фанские горы было радужное настроение, хотя и не без чувства осторожного ожидания. Потому что Рыжов был известен в кругах горников как личность авантюрная и грубоватая. Рыжов Боря - человек маленького роста, крепкого телосложения, медлительный в движениях, что, на мой взгляд, не совсем характерно для людей его роста. После дождливого и сырого Кавказа, который простудил меня насквозь, поездка в Среднюю Азию показалась мне счастливым случаем, от которого я не мог отказаться. Кроме меня еще шли Васильев Петя, на вид деревенский парень. Очень веселый и добродушный. Как говорят рубаха - парень. Затем Юля из Мичуринска. Наивная, жизнерадостная девчонка. Худая - как детский велосипед. Но очень выносливая и сильная. Парашютистка. Так мы ее прозвали, потому что она занималась помимо всего прочего еще и в парашютной секции. Прыгала ли она с парашютом или нет, мы у нее так и не выяснили. И еще одна личность, которая врезалась в мою память о туристской жизни, как глубоко отрицательный элемент - Гусаков Федя. Студент геофака педагогического института. Наши Котовские девчонки в первом горном походе на Кавказ, поняв его сущность, подшучивая, спрашивали у него, что это за дерево, показывая на ясень. На что он невозмутимо отвечал, что в среднерусской полосе, в которой он родился, хотя и нет лесов (?), но по внешним признакам это явно походит на дуб.
- Сам ты дуб, - ржали девчонки, глядя, как он величаво и невозмутимо, как гусак, не реагирует на их насмешки. - Что ты детям будешь преподавать, будущий географ? Да совсем забыл, простите, была еще Соня. Соня Большая. Большая - потому что, в клубе была еще одна Соня, и она была меньше ростом, поэтому и получила название Маленькая. К тому же в то время на экране шел фильм "Большая Соня", что и помогло реализовать разделение одноименных особей на вполне приятные и почти безобидные идентификаторы. Такую градацию произвели опять же наши Котовские девчонки во главе с Мухиной Настей, большой любительницей похохмить и поржать. Причем все это делалось настолько безобидно, что, вокруг нее, всегда было веселье и хорошее настроение. Даже когда в горах она умирала от усталости на привале, всегда находила в себе силы прошептать что-то про свои копыта, которые она забыла пристегнуть на предыдущем привале. Итак, Соня Большая. Ей в этом рассказе отводится довольно-таки существенная роль. И собственно она, можно сказать, была хоть и косвенной, но причиной развития событий по тому сценарию, которые и произошли в дальнейшем.
Восток - дело тонкое.
Ташкент. Знойный, жаркий, обжигающий. Я до сих пор помню пустой, раскаленный автобус или троллейбус, в котором мы ехали с вокзала. Я с радостью принявший поездку на Восток, с целью прогреться после сырого и леденящего Кавказа был поджарен и высушен моментально и первый день перенес с трудом. И только вечер спрятавший солнце, хотя и не избавил нас от духоты, но, тем не менее, облегчил наше страдание. Может потому, что мы уже немного адаптировались. И уже в Самарканде чувствовали себя гораздо лучше. А может, потому что после поездки в автобусе, в котором мы были как жарившиеся в консервной банке сардины, мы пересели на грузовик и тряслись в открытом кузове.
Та поездка вытрясла из нас все остатки среднерусской равнины, а заодно утрясла лаваши и другие восточные питания, которые мы успели отведать в Ташкенте и Самарканде. Начну с одного неприятного инцидента случившегося с нами, по-моему, в Пенджикенте или Айни или еще каком-то населенном пункте нашего следования по пути в Фанские горы.
Мы вышли из автобуса и, поставив рюкзаки в круг, наконец-то могли вольно распрямить затекшие ноги и руки от тряски в тесном и жарком Пазике, в котором мы ехали вперемешку с женщинами и мужчинами в восточных колхозных нарядах. Они все ехали по своим делам: кто на рынок с барашком, кто в аул с большими котомками. К туристам они были привыкшие и обращались с нами добродушно. С одним молодым парнем я разговорился и выяснил, что он служил в Армии в Белоруссии как и я. За разговором он предложил мне "насовой"*. Это местная трава, которую они жуют и используют вместо сигарет, по их объяснениям. Мне Насовой не понравился, но я не подал вида и до конца поездки делал вид, что держал его во рту. Хотя на самом деле, осторожно чтоб не видел парень (не желая обидеть, но и не желая жевать), я его выплюнул в руку и выбросил. Он стоял оттесненный от меня другими пассажирами и периодически поглядывал на меня, улыбаясь. Соня Большая, стоящая рядом со мной, наклонилсь ко мне и в свойственной ей медлительной манере произнесла:
- Макс, эта штука очень негативно влияет на мужскую силу, - заговорщически сказала она, и, видя мой изумленный взгляд, прошептала, - на потенцию и деторождаемость. Она не знала, что я уже произвел все необходимые процедуры, чтобы обезопасить свое будущее потомство от затруднений с появлением на свет. И, видя, как я усиленно жую, глядя на давшего мне насовой парня, она расстроилась с видимым огорчением. До конца поездки она с явной тревогой и сожалением поглядывала на меня. А когда я улыбался на ее взгляд, забыв уже о сказанном ею, она опускала свои большие волоокие глаза, печально, вздыхая.
Надо сказать, что употребление наса (насвая, или насыбая) весьма хлопотное занятие. Насвай (насовой) иногда называют жевательным табаком, но его не жуют. Насвай закладывают под нижнюю, или верхнюю губу и держат там, в ожидании эффекта. При закладывании его в рот стараются не допустить попадания препарата на губы, которые в таком случае покрываются волдырями и язвами. Те, кто пользуются насваем, говорят, что его нельзя проглатывать. Проглоченные слюна или крупинки зелья могут вызвать тошноту, рвоту и понос. Именно рвота описывается как основной компонент воздействия насвая, особенно у начинающих потребителей. Используется четыре точки закладывания насвая - под нижней или верхней губой, под языком и в носовой полости. Конечно же, тогда мне об этом было известно только поверхностно. Но природная осторожность и врожденная интуиция часто заменяли мне недостающие знания.
Когда мы выходили, парень спросил у меня, понравилось ли? Я уклончиво ответил, что не разобрал ещё. Он посмеялся и пожелал нам счастливого пути. Мы ответили спасибо и вот теперь стоим возле своих рюкзаков у остановки и ждем указаний Рыжова. Надо сказать, что ещё в поезде Борис нас инструктировал, что едем все-таки на Восток, а, как известно Восток-дело тонкое. А если конкретнее, то в чужой монастырь со своим уставом не ходят. И поэтому надо быть предельно внимательными и уважительными к местным обычаям и порядкам, которые очень сильно отличаются от наших - Российских. И это все несмотря на то, что все мы живем в одной стране - СССР.
- Ну, что, - спросил Рыжов. И не успел продолжить вопроса, как Юля и Соня в один голос запричитали.
- Ой, кушать хочется.
- А ещё в туалет.
- А чего больше-то? - заулыбался Рыжов, - Вы уж решите сами.
- Всего больше хочется, - засмеялась Соня Большая, и есть хочется, а особенно в туалет.
- Ну ладно, - сказал Рыжов,- надо сходить на разведку. Максим и Петя со мной. Вон там, похоже, что-то вроде кафе. И узнаем где туалет. А потом поочереди покушаем в том кафе. Гусаков, ты остаешься с девчонками, караулить рюкзаки.
Мы зашли в кафе, по пути увидели на улице туалет.
- Петя, - сказал Рыжов, - иди к девчонкам, покажи им туалет и возвращайся, а мы пока закажем обед на троих. А потом сменим девчонок и Гусакова. Прошло совсем немного времени. Плов стоял на столе. Мы с Рыжовым приступили к еде. Потому что есть надо было быстро, чтобы все успели поесть до отъезда нашего рейсового автобуса. Но вбежавший с растерянным видом Петя прервал наш обед возгласом:
Гусаков с важным видом похаживал вокруг кучи рюкзаков и на вопрос Рыжова: "Какого хрена, Гусаков?" - достойно отвечал:
- Все рюкзаки на месте.
- Девчонки где? - вскипел Борис от такой невозмутимой наглости.
- Да вот, пошли в туалет, - спокойно и с интеллигентной нерасторопностью отвечал Гусаков, - и их там поймали.
- Где они? - сдерживая себя, спросил Рыжов.
Гусаков показал рукой в сторону дувала* через дорогу. Дувал представлял собой невысокую, около полутора метров ограду, сложенную их камней.
Вход был низенький в виде маленького лаза. И для того что бы в него пройти надо было сильно нагнуться и почти стать на четвереньки. Такой вход в дувале я видел впоследствии только в высокогорных кишлаках.
Рыжов направился к дувалу. Там с обратной стороны лицом к каменной оградке понурившись, стояли девчонки. Рыжов подошел к ним и о чем-то поговорил. Затем вернувшись к нам, стал рассказывать:
- Эти свистухи, залезли сквозь дувал и пристроились нужду справить. Тут их этот басмач и застукал.
- Да, неприятность получилась, - протянул Петя, - а чего ему жалко что-ли?
- Да как вы не поймете, - вскипел Рыжов, - я же вам сто раз говорил в поезде, когда сюда ехали. Это вам не Тамбов, где за каждым углом можно посс.... Здесь, даже просто зайти без разрешения на территорию мусульманина, считается осквернением его жилища. А тут - в туалет сходить решили. Да, за это по их законам полагается смерть. Мы для них - неверные. Спасибо советская власть, а то бы здесь столько трупов было!
- Вот чему Вас не научила советская власть, - обращался он уже к Гусакову, - это уважать чужие обычаи.
- А что я? - затряс головой Гусаков, - я стою тут вещи охраняю.
- Ну, ты ж говнюк им посоветовал за забор сходить, - прошипел Рыжов, - мне девчонки сказали.
- Я пошутил. У них и своя голова есть.
Рыжов махнул рукой и отвернулся.
- Что ж теперь делать-то? Может, вытащим их оттуда, - спросил я, нас же много, справимся.
- Справимся, - протянул Рыжов. Он с ружьем сидит, караулит. Сказал, милицию вызвал, должны приехать.
Милицию ждали очень долго. Наконец, часа через три приехал милицейский мотоцикл с коляской, посадил девчонок одну сзади на сиденье, вторую в люльку и увез. На свой рейс мы уже опоздали, и следующий был только вечером. Рыжов, подошедший к милиционеру с просьбой отпустить, вернулся к нам без них.
- Ну, что? - спросили мы с интересом и потухшей надеждой.
- Сказал, не может сразу отпустить. Очень уважаемый дехканин сильно сердит. Но успокоил. Говорит, протокол составим для виду и через пару часов выпустим. Только говорит, вы куда-нибудь переберитесь от его дувала подальше, чтобы он не нервничал, потому что ему обещали наказать нас как следует.
Мы взяли рюкзаки. Свои и девчонок, и потопали пешком на станцию. Через пару часов их действительно отпустили. Причем тот же мотоциклет привез их на станцию и мы, погрузившись в автобус, не переговариваясь, отправились дальше. Девчонкам было стыдно и они почти не поднимали глаз. Рыжов молчал. Что толку было говорить? Уже все случилось. Мы молчали также, сознавая, что время упущено. Да и сама ситуация достаточно неприятна. Хотя могло бы кончиться и хуже. Уже на маршруте Рыжов как-то рассказывал, что одну группу туристов в горном кишлаке забили камнями. Так же как и в нашем случае, кто-то зашел на территорию жилища без разрешения. Их прогнали камнями. И вот представьте себе узкую улицу с обеих сторон отгороженную высокими огражденьями, сложенными из необработанных камней или глины. И из-за этих ограждений в вас летят камни. Огромные булыжники. Весь кишлак бросал камни. И взрослые и дети. И забили насмерть. А трупы побросали в горную речку. В средней Азии искать долго не будут. Это не Кавказ. Хотя и там туристы пропадали из-за конфликтов с местным населением. Много времени спустя несколько трупов нашли прибитыми к берегу далеко ниже маршрута их следования. Не знаю, был ли такой случай на самом деле, или Рыжов нас только запугивал, но это ему удалось. С этого момента, мы очень вежливо и с опаской беседовали с пастухами на пастбищах и жителями в кишлаках.
Легенды озера Искандеркуль*.
Начинался наш маршрут с озера Искандеркуль. Мы поставили палатки с той стороны озера, где не было дорог. Берег был весь заросший кустами облепихи, к тому же созревшей. Чтобы скоротать вечернее время мы принялись ее собирать. Соня Большая была осведомлена об истории Средней Азии и рассказывала нам, что название озера происходит от имени Александра Македонского. По ее словам здесь у Александра Македонского погиб его любимый конь Буцефал*. А также, что в этих местах он потерпел крупное поражение от неприятеля и повернул свои войска назад. Озеро было названо именем Александра. Трудно было представить, что в этих пустынных местах когда-то проходили огромные армии и происходили великие исторические события. Но все-таки некоторые подробности этих сведений меня смущали. Например, то, что это было место, где Александр Македонский повернул свои войска назад. Мне, например, было известно, из школьной истории, что он прошел гораздо дальше в Афганистан и Пакистан и даже в Индию и только где-то на территориях границ с нынешней Индией застрял и повернул обратно. Я, конечно, не хочу оспаривать, что название озеро получило от имени Македонского. Гораздо позднее заглянув в словари, я узнал, что действительно конь Александра погиб, спасая хозяина. И в честь коня был назван город, построенный Александром в Индии или Пакистане (по разным сведениям). А зачем было строить город в Индии, если конь погиб в Фанах? До Индии-то о-хо-хо сколько. Вы спросите меня, каким образом исторические действия могут быть связаны с горным походом группы спортивных туристов? Может быть, прямой связи и нет, но сама атмосфера переплетений исторических событий, мистической загадочности Памиро-Алая и яркой, иногда пугающей самобытности местного народа, оказала громадное влияние на наши эмоции, впечатления и дальнейшие переживания.
Вернувшись к озеру Искандеркуль, мы увидим, что переливающаяся через завал река Искандердарья образует 24-метровый водопад, который прячется от любопытных глаз в очень узком и глубоком каньоне. Сразу после обвала размеры озера и его глубина были больше. Река, постепенно "перепиливая" плотину, снижала уровень озера, и поэтому на его берегах теперь хорошо заметны следы прежнего уровня воды (на 100 м выше современного). Не вызывает сомнения, что это озеро возникло после оледенения, но гораздо ранее знаменитых походов Александра Македонского. Но окрестным жителям, да и бывающим на озере туристам интереснее старинная легенда, чем сухие данные научных трактатов. Тем более что прелесть Искандеркуля завораживает и как-то сама собой настраивает каждого бывающего здесь на лирический лад. Как нам рассказывал Рыжов, в окрестностях озера обитают медведи и снежные барсы. Но мы тогда ему не поверили и приняли это на счет очередной пугалки, чтобы, мол, далеко не разбредались. На самом деле это было действительно так, но, слава Богу, нам не довелось повстречаться с дикими обитателями окрестностей Искандеркуля. Само же озеро не может похвастаться обилием жизни, по добытым сведениям здесь водится лишь мелкая рыбешка - голец. Но этого мы проверить не смогли, так как, переночевав, рано утром отправились по маршруту. Следующим пунктом в маршруте были указаны Алаудинские озера. Я не изучал маршрут перед походом, мне это было неинтересно. Но впоследствии, когда я сам стал водить группы в Фанские горы, маршрут, выбранный Рыжовым Борисом, мне показался не вполне удачным. Начинать с озера Искандеркуль надо было в случае заезда со стороны Душанбе. А так как мы заезжали со стороны Самарканда, то логичнее было первым пунктом назначения избрать Алаудинские озера. Собственно, большинство групп так и поступает. Мне представляется, что Рыжов руководствовался двумя пунктами при выборе отправной точки маршрута. Первое это красота озера Искандеркуль и его историческая значимость. Очевидно, он хотел придать нашему путешествию приятное начало. Но мне лично больше понравились именно Алаудинские озера. К Искандеркулю же вплотную подходила наезженная грунтовка, стояли уже в то время сооружения, предназначенные очевидно для туристов, звучала громкая местная музыка, что всем нам не очень понравилось. Так как мы шли в тишину, в дикость, в нетронутость. А тут такое. Второе - надо было набрать "километраж", а это для "тройки" километров 140.
Алаудинские озера.
Итак, мы "прошлепали" по пыльным дорогам, обойдя весь район Фанских гор с юга на север, и подошли к Алаудинским озерам. Озера поразили меня своей красотой. Ранее мне не приходилось видеть воочию озер такой свежести и красочности. Кавказские озера все мутные и не обладают широкой цветовой гаммой. Алаудинские же озера имеет много оттенков от темно-синего до светло-бирюзового, в сочетании с прозрачностью - эффект поражающий! Здесь на берегу Алаудинского озера у нас была первая, скажу так "приличная", стоянка. Более того здесь на озере располагалось множество групп из различных республик СССР. Со многими мы познакомились, а со свердловцами делали восхождение на наш первый в этом походе, а для них завершающий перевал Алаудин. Перевал некатегорийный, но высокий, около 4000 метров, и для нас начинающих поход и для свердловцев завершающих его он был труден и тутэк пришел не только к нам, но и (странное дело) к ним, акклиматизированным. Хотя к ним он пришел, как мне кажется по другой причине. Да и звали его, скорее всего не Тутэк*, а Бодун*. И для выяснения этого обстоятельства нам, уважаемый читатель придется вернуться к тому месту нашего повествования, где мы встали на стоянку у озера Алаудин. Итак, мы обустроились в прекрасном месте на берегу красивейшего озера Фанских гор.Рыжов заставил Гусакова, исполняющего обязанности завхоза, провести ревизию продуктов, и они вдвоем усилено перетряхивали и переписывали все имеющиеся у нас средства пропитания. Тут-то и выяснилось, что не хватает всего походного запаса колбасы, который нес сам Гусаков. Пришлось провести допрос с "пристрастиями" (пристрастиями были все мы), потому что потеря колбасы была для нас в походе невосполнимой потерей. Рыжов и "пристрастия" выяснили, что на предыдущей стоянке, где мы вынуждены были заночевать, недойдя до нынешнего места что-то около 2-х часов хода, так как было уже поздно и мы устали, Гусаков вынул колбасу из рюкзака и бросил ее за палаткой, чтобы, как он выразился "не воняла", когда "оне" будут почивать. А так как неподалеку находились пастухи и у пастухов были собаки, то очевидно, они не могли не воспользоваться такой прекрасной халявой. Опять же утром к нам приходил пастух и спрашивал кусок ненужной веревки. Поэтому первая версия была про пастуха и его собак. Другая версия показалась утром в виде ласки, небольшого пушистого зверька, что-то среднее между белкой и куницей, но размерами точно с белку. По словам Рыжова, и первая, и вторая версия имеют место быть равноправными. Поэтому строго настрого приказал продукты, кроме консервов, из палатки на ночь не выкладывать. Да и снаряжение велел держать подальше, так как пастухи очень интересуются всем, что плохо лежит (в хозяйстве все пригодится). Когда с колбасой разобрались(то есть выяснили, что нам её больше не видать), Петя с Соней занялись сбором дров, благо кусты арчи здесь росли повсеместно и радовали нас возможностью готовить не на примусах, изрыгающих огонь и запах бензина, а пока еще на дровах, ибо дальше такой возможности с набором высоты у нас не предвиделось. Юля занималась штопкой бахил, а я пошел погулять по берегу озера и пофотографировать красоту окрестностей. В озере, несмотря на ледяную воду, купалась группа из троих - четверых ребят и двух девчонок. Ребята бросали девчонок в воду и хохотали, девчонки убегали и визжали. Одна из них спряталась за меня с просьбой:
- Ой, не давайте меня этим варварам.
- Конечно, не дам, - смело заявил я, - смотря по сторонам, куда бы положить фотоаппарат, так как приготовился, что и меня отправят в озеро вслед за ней. Но ребята обошлись ее подругой, а про мою подопечную сказали:
- Смотри, смотри, Инга себе заступника нашла.
И хотя к ней внимание со стороны ребят было ослаблено, она не уходила, а присела на камешек рядом со мной, не обращая внимания на визги подруги. Девушка была красивая, спортивного телосложения, небольшого роста с фигурой гимнастки. Выгоревший на солнце купальник выгодно оттенял ее красивое, загорелое тело. На плечах видны были синяки от лямок рюкзака, на ногах же очевидно от камней. Мы познакомились и разговорились. Она была из группы свердловчан, которые барахтались в озере. Тут же выяснилось, что завтра наши группы идут на один перевал, с той лишь разницей, что для них этот перевал был последний, а для нас первый, акклиматизационный. Ребята завершали пятерку и шли отдыхать на Куликалонские озера и оттуда домой. Инга пригласила меня вечером прийти к ним на чай, на что я уклончиво ответил, мол, режим, да и группу покидать неудобно. На что она предложила приходить всей группой.
Ближе к вечеру я решил сходить на разведку тропы на перевал. Хотя эта мера не была необходимой. Тропа была натоптанной, так как перевал хоженый - перехоженный. Скорее всего, мне хотелось занять время и немного размяться перед восхождением. Когда я вернулся, у нашего костра было шумно и весело. Это Инга не застав меня на стоянке, предложила Рыжову с группой приходить к ним. Рыжов же в свою очередь пригласил их к нам на чай и гитару. Выяснилось, что гитарой у них владеет каждый третий, как они выразились (из шести человек), то есть двое - Инга и парень по имени Сергей. У нас же в группе эта должность принадлежала мне, а с нею и гитара, подписанная Жанной Бичевской (это отдельная история). Свердловцы оказались ребята веселые да к тому, же еще и из одного из маститых на то время КСП Свердловска (клуб самодеятельной песни). Они пели песни ребят из своего клуба и нам эти песни нравились, потому что были незнакомы, и потому что были очень оригинальны. Мои песни тоже понравились свердловцам по той же причине, к тому же когда они узнали, что я и есть автор этих песен, отношение ко мне стало более уважительным. Свою гитару они разбили на одном из перевалов и поэтому мою гитару пускали по кругу. После пары кругов Инга спросила:
- Максим, скажите, а это правда, что здесь написано? А написано там было следующее: Максиму! Успехов в сочинительстве песен. Ж.Бичевская.
- Да. Правда, - скромно ответил я и рассказал, как мы с группой из Котовского клуба туристов сплавлялись на байдарах по реке Чусовой, как встретили, так же как и мы, сплавляющуюся на байдарках же группу в составе с Жанной Бичевской. И как дня два-три вместе делили и пороги реки, и берег реки и пищу и песни. Свердловцы также стали вспоминать свои приключения. К нашему костру стали подтягиваться ребята из других групп. И вскоре берег стал похож, по отзывам самих же туристов на Грушинский фестиваль. Рыжов отозвал меня в сторонку и предложил использовать запас резервного спирта (для медицинских целей) "к чаю". Я, было, высказался, мол, это же медицинский резерв (спирт нес я, да и добывал его для похода тоже я). На что он резонно заявил: "Спирт в походе нужен только для одной цели - разогрев внутренних органов. Наружным органам может помочь только быстрая ходьба. А сейчас ситуация самая подходящая. Когда ещё придется встретиться с такими ребятами? Значит, и использовать его нужно сейчас". Я согласился и пошел в палатку за спиртом. Подошедшие ребята из нашей группы стали возражать, но Рыжов стал их убеждать, так, же как и меня. Особенно возражала Соня Большая, и Рыжов, рассердившись, прикрикнул на нее. Слово за слово - они поцапались. И с этого момента в нашей группе обнаружилось явное противостояние Рыжов - Соня. Потому что до этого похода у нас был пример идеального руководителя - Царь. Тот никогда не вступал в спор, а если его не слушались, коротко назначал наряд вне очереди, но никогда не проверял, отработал ли его виновник или нет. Тут уж как говорится - на честность. И конфликт таял. И самое интересное, что и наряды-то все отрабатывали, но это случалось очень редко. А в нашем случае, неприязнь существовала между Рыжовым и Соней ещё и до похода, но экстремальные условия обострили их взаимоотношения ещё больше. Ну и, конечно же, случай с посещением жилья "дехканина" также не мог улучшить их отношений и, хотя там участвовала еще и Юля, тяжесть притязаний со стороны руководителя легла целиком на Соню. А началась их взаимная неприязнь с одного безобидного случая. Собствено и не с чего было обижаться-то, но как говорится: "Нашла коса на камень".
Гремячка.
Как всегда выходные дни большинство тамбовских туристов проводит на Гремячке, небольшой речушке струящейся в лесном массиве неподалёку от бывших "обкомовских" дач. Здесь собираются и горники и водники, и лыжники и сютюровцы. Мы Котовские туристы тоже наведывались сюда, хотя и предпочитали свой ближний лес дальнему. Но в период подготовки к походам Царь, всегда настаивал на том, что бы группы собирались как можно полнее. Здесь можно обсуждать совместные действия по подготовке к походу, отдохнуть и позаниматься отработкой техники туризма. Собирались не только летом, но и весной и осенью и даже зимой. Вот в один из зимних выходных дней и решили собраться на Гремячке, чтобы покататься на лыжах. Когда мы (Котовские) прибыли на Гремячку там уже были ребята из облсовета по туризму, горники и лыжники. Стояли даже палатки заядлых туристов, которые решили остаться ночевать. Большая часть прибывала на Гремячку, доезжая на автобусе по трассе до поворота на дачи и затем пешочком в лес до места встречи. Но были и такие, которые шли пешком от самого Тамбова. И вот когда мы уже вдоволь накатались на лыжах, поиграли в футбол и уже готовили чай на костре, на лесной просеке появилась одинокая фигура, двигающаяся медленно-медленно. Издалека невозможно было рассмотреть кто это, потому что фигура как нам показалось, стоит на месте. Как потом выяснилось Соня Большая (а это была она) шла медленно и часто останавливалась. И мы поняли почему, когда она подошла, наконец, ближе к нашему лагерю. Во-первых, она была без лыжных палок, на допотопных деревянных лыжах с мягким креплением, взятых ею на лыжной базе пединститута. Обута она была в сапоги. Сапоги были утепленные и на каблуках. На ней было длинное кашемировое пальто розово-коричневого цвета и шляпка. На шее повязан модный мохеровый шарфик. На плече дамская сумочка. Увидя эту картину вся наша кампания оторопела, но поскольку многие были студенты, приняли это как должное (мало ли, может больше и одеть-то нечего). Только Рыжов стал громко хохотать, махая руками и хлопая себя по бокам:
- Ну, Соня Ванна ты даешь, ха-ха-ха. Ты бы ещё шубу одела.
- В шубе неудобно на лыжах идти, я хотела.
Тут уже все мы не выдержали и прыснули.
- Чего вы смеетесь, - обижено поворачивалась она во все стороны, - Царь сказал потеплее одеваться. Скажи им, Николай.
- Ну да, говорил, - несколько недоумённо отвечал царь, - но я имел в виду по-спортивному, - серьёзно и осторожно объяснял он.
- Да, Соня Иванна, насмешила, - ржал Рыжов, все не успокаиваясь.
Потом когда все успокоились и пили чай, все уже привыкли к Сониному наряду. Тем более что её каблуков в снегу видно не было, а когда стали немного остывать и подмерзать после футбола, тут и Сонино пальто больше никого не смущало. И даже Лёша по кличке Картофан (так его звали из-за большой любви к картошке), предложил Соне ненадолго махнуться "куртчонками", или как он выразился - обменяться опытом. Соня, усмехнувшись, вежливо отказалась и вполне серьёзно ему ответила:
- Лёша, оно же тебе не налезет.
- Да я как-нибудь ссутулюсь.
- Ой, Соня Иванна, ты бы ему чего другое предложила, чтоб согреться, - вставил Рыжов
- Выпить что-ли? - невозмутимо отвечала Соня, - так у меня нету.
- Какое там выпить. Женское тело - лучшая грелка, - деловито поглядывая на Соню, говорил Рыжов.
Соня вспыхнула, но ничего не ответила, а только строго и обиженно посмотрела на Рыжова, будто пытаясь запомнить его в этот момент.
В этот день Рыжов постоянно смеялся над Соней, мы все это заметили и некоторые даже пытались его сдерживать. Как рассказывала Соня, перед этими выходными Рыжов в помещении турклуба, во время лекции, пытался предложить ей, то ли дружбу, то ли замуж, то ли ещё что, но после этого их взаимоотношения разладились, и Рыжов стал постоянно искать момента, чтобы посмеяться над Соней и уколоть её. Грубоватый в общении со всеми, очевидно и ей он сделал предложении в своей манере, не терпящей отказа. Об их взаимоотношениях до нашего похода никто из Фанской группы не знал. Все это стало проясняться позднее и вылилось в ситуацию, которую можно было вполне предвидеть, зная заранее.
Посвящение.
Время за песнями и общением летело быстро и когда уже назревала мысль расходится по палаткам Инга спросила есть ли среди находящихся у костра те, кто пошёл в поход первый раз. Мы ответили, что да, у нас вот Юлька начинающая.
- Да вы что? Вот здорово! Так значит надо пройти обряд посвящения, а то чёрный альпинист* придет и заберет с собой.
- Какой ещё чёрный альпинист? - удивилась Юлька. Рыжов, знающе усмехнулся и промолчал.
- Какой, какой, - стал пояснять Петя (он, как и мы уже слышал эту историю во время выходных выходов на речку Гремячку), - обыкновенный такой чёрный весь и ледяной. Придет, протянет руку и скажет: "пойдем со мной", могильным голосом вещевал Пётр, хватая Юльку за шею.
- Ой, уйди, руки ледяные, - пищала Юлька.
- А, я только что в озере умывался, - смеялся Петя.
- А расскажите нам, пожалуйста, - обратилась Соня к Инге, - а то нам рассказывали все шутки какие-то.
- Да, какие уж там шутки, - усмехнулся Васёк, завхоз из группы свердловчан, который принёс к нашему костру сгущёнку и печенья - и его товарищи подхватили гомоня.
- У нас вон Серёня Ломакин встречался с чёрным альпинистом на Матче, - сказала Инга. Серёня (между собой свердловцы звали его Ломак) - большой, полноватый и добродушный парень с русой головой, кивал головой в разные стороны, но рассказывать не торопился.
- Серёж, ну пожалуйста, расскажите, - просили Юлька и Соня.
- Нет, его так не возьмешь, он у нас неразговорчивый. Сейчас оттает, настроится, тогда может и выдаст, - пояснила Инга.
- А про чёрного альпиниста вон у нас Колюня хорошо рассказывает, - продолжала Инга, кивнув в сторону парня из свердловцев, сидящего рядом с Серёней.
Колюня - Комов Николай (Комок) перебрал ступнями, усаживаясь удобней, и сказал:
- Наливай. Щас расскажу.
"Чай" налили, он выпил его залпом и, крякнув, стал рассказывать:
- Однажды двое альпинистов отправились на парное восхождение. Поскольку они были друзьями, случилось так что, и полюбили они одну девушку. Восхождение было сложным и опасным и произошло несчастье - один из них сорвался и завис над пропастью. И жизнь сорвавшегося оказалась в руках друга. Трудно сказать был ли между ними в тот момент диалог или может у них возникли молчаливые мысли, но стало понятно, что оставшемуся в живых, естественно достанется и любимая ими обоими девушка. Говорят, что друг решил предать друга в пользу любви и перерезал веревку. Падая второй, смотрел, молча в глаза бывшему другу, пока пучина не поглотила его тело. Оставшийся в живых вернулся домой и, утешив девушку, взял её себе в жёны. Тот же который был предан другом во имя любви не пропал совсем, а превратился в призрака, так называемого "чёрного альпиниста". Лицо его стало неразличимым, и закрытым чёрной маской, одет он был в чёрные одежды. С тех пор бродит чёрный альпинист по ущельям и горам в поисках предавшего его. Лунными ночами заглядывает в палатки и осматривает лица спящих. Если же вместо лица увидит ноги, то он вытаскивает их из палатки и осматривает снаружи. Поэтому рекомендуется в горных походах спать головой к выходу. Это спасет не только при чрезвычайной ситуации, когда надо будет срочно выскакивать из палатки, но также и от прикосновений чёрного альпиниста.
Колюня посмотрел на сжавшихся Соню и Юльку и продолжил трагическим голосом:
- А ежели он обнаружит в палатке того, кто товарищей предает или не дай Бог, жрачку от них скрывает (он строго посмотрел в сторону Васька - завхоза своей группы), - и немного выждав паузу, продолжил, - тех он хватает за ноги и выбрасывает в пропасть, - неожиданно, как показалось даже ему самому, выдал Колюня.
Васёк крякнул и, поёрзав, пробормотал:
- Ну, чешет, ну чешет.
- А что, рассказывали, что многие, кто ложились спать ногами к выходу, просыпались вне палатки, - заверил нас молчавший Серёня.
- А ещё говорят, что чёрный альпинист приходит в ту группу, где есть напряжения в отношениях между участниками, - стала рассказывать подруга Инги Светлана, - в общем, говорят, была группа альпинистов, в которой не сложились отношения между участниками. Они попали во внештатную ситуацию и заблудились. Люди стали пропадать и гибнуть один за другим. В группе остался только один, который до конца сохранял присутствие духа и пытался сплотить и спасти группу. Но, в конце концов, и он погиб. Но дух его остался в горах, превратясь в чёрного альпиниста и стал присматривать и помогать альпинистам. Встреча с ним ни чем не угрожает, но это верный знак того, что в группе напряжения и их надо сглаживать.
- Знаете, - оживилась Соня, - а нам рассказывали такую историю, что один альпинист пошёл вниз за хлебом для группы и не вернулся, замёрз в снегах, высох на ветру, почернел на солнце. Но душа его не успокоилась, а всё ходит по ледникам и всё ищет хлебушка - и будет неладное с тем, кто ему хлебушка не даст.
- А сейчас состоится посвящение в горовосходители,- торжественно объявила Инга.- Посвящаемые, выходи строиться.
Юлька забилась за наши спины.
- Я боюсь.
- Ну ладно и я с тобой,- объявил Петя.
- И я, и я,- сказали мы с Соней.
Гусаков скромно промолчал.
- Так вы же были в горах,- сказал Рыжов, имея в виду Соню, Петю и меня.
- Да ладно Борь, мы же обряда не проходили. Может сейчас не поздно?
- В самый раз объявил Серёня,- зачем-то достав из ножен огромный охотночий нож и вытирая его об рукав куртки.
Мы стали строиться неровной шеренгой напротив костра. К нам сбоку пристроился и Гусаков.
В это время свердловцы готовили "реквизит". Принесли ледоруб, по каске и по паре кошек. Так как наших кошек не хватало на всех (всего одна пара на группу), то свердловцы принесли свои. Их нам одели на руки.
Колюня стал читать клятву горника, а мы хором её повторяли. Дословно я её уже не помню, но это точно был произвольный набор обещаний. Что-то вроде: "Обещаю быть преданным делу горовосходителей, любить горы, уважать товарищей и т.д. И каждая фраза заканчивалась: "Клянусь". После клятвы каждому поднесли каску с веселящим напитком. Затем каска одевалась на голову и читавший имитировал удары ледорубом по каске. Затем каждый посвящаемый, должен был сам окунуться в озеро. Все это сделали, кроме Юльки. Она категорически отказалась это делать, так как была страшная мерзлячка. Пока мы все совершали омовение, и затем отжимание и обсыхание, Колюня с Серёней попытались, схватив Юльку сбросить её в воду, так как это сделали со Светой и Ингой днем. Но Юлька, несмотря на свою видимую хрупкость и слабость проявила упорное сопротивление. Она махала руками и ногами, визжала, даже случайно заехада Колюне вибрамом в глаз. После чего попытку её омыть оставили. Уже потом, сидя у костра и принимая холодную примочку к глазу от Юльки Колюня ойкая, шутя, пообещал Юльке, что теперь к ней точно придёт чёрный альпинист и отомстит за синяк. Глаз и его окрестности понемногу краснели и опухали.
- Ну ладно,- подытожил Рыжов, спасибо за вечер, нам пора баиньки. Встретимся наверху. Все разошлись по палаткам, чтобы выспаться перед завтрашним восхождением.
Мы с Рыжовым договорились завершить посвящение, инсценировав приход чёрного альпиниста. И решили ограничиться "женской палаткой". Там у нас ночевали Юлька, Соня и Гусаков. Подговорили Петра и сказали, что ему надо сделать, а мы, мол, будем тебя ждать в своей палатке. Сажей намазали ему руку, надели куртку с капюшоном, на лицо марлевую маску от солнца. Петя, думая, что он учавствует один подошел к женской палатке и, просунув в неё руку, сказал, напрягая голос до хрипоты:
- Подайте хлебушка.
Внутри зашевелились.
- Кто это? - раздался голос Сони.
Юлька стала повизгивать.
- Подайте хлебушка, - ещё громче заскрипел Пётр, расстегивая полог и освещая себе лицо фонариком.
Девчонки завизжали.
- Петька, мы тебя узнали, - смеялась Соня.
- Раскусили,- огорчился Пётр, снимая капюшок и маску.
И тут ему на плечо сзади легла чёрная рука, и человек в чёрной куртке и без лица спросил его:
- А зачем тебе мой хлебушек?
Петя как сидел на корточках, так и замер. Девчонки забились в дальний угол палатки, Гусаков лежал не шевелясь. И в это время с обратной стороны палатки, полог, на который навалились девчонки, прогнулся внутрь палатки, и стало чётко вырисовываться лицо, обтянутое материалом палатки. Был виден, выступающий нос, губы, раскрытые в ужасном оскале.
- Подайте хлебушек, - раздался громовой голос.
Юлька истошно завизжала и, схватив свой вибрам, что есть силы треснула по этому образованию в палатке. Раздался вой и крики:
- Глаз, глаз. Мы забежали за палатку. - Там сидел Колюня, схватившись за лицо, рядом топтались Инга и Серёня. Колюне не повезло вторично. Пострадал уже другой глаз. Посвящение было закончено. Мы ещё долго сидели у потухшего костра, успокаивая Колюню. Перед самым уходом он сказал Юльке:
- А теперь, после всего что между нами произошло, ты просто обязана выйти за меня замуж.
Юлька чувствовала себя виноватой и поэтому ничего не сказала против.
Акклиматизация.
Наутро я поднялся легко и быстро, так как был дежурным по графику и вчерашнего чая не пил. Со мной дежурил Рыжов, но очевидно давешний чай его немного подсушил и он долго ворочался и наконец, встал опухший и молчаливый. Умывшись и приготовив кашу и вскипятив воду под чай, мы подняли остальных. Пока группа завтракала, я стал собирать рюкзак и палатку, которую нес. Вышли раньше свердловцев и медленно стали подниматься по тропе на перевал. Повторюсь, перевал некатегорийный, хотя раньше классифицировался как 1А по классификации горного туризма. Высота перевала более 4 тысяч метров, что высоко не только для Кавказа, но и для акклиматизации на Памиро-Алае. Шли в так называемом классическом стиле. Сорок пять - пятьдесят минут медленного хода, десять минут - привал. Когда поднялись достаточно высоко, увидели, что свердловцы вышли на тропу.
- Ух, ты, - сказал Рыжов на одном из привалов, - шпарят в альпийском стиле*. Что означает в горном туризме "идти в альпийском стиле" я ещё тогда не знал, но заметил, что идут они быстро и недолго, затем отдыхают, наверное, почти столько, же сколько идут. Позднее я, конечно, выяснил что стиль восхождения в туризме и альпинизме разный (собственно как и сами виды спорта), но основа альпинистских названий, конечно же, присутствует в горном туризме, то есть взята за основу туристами и переиначена на свой лад.
К горному туризму из вышеуказанного можно применить только разницу в скорости восхождения на перевал. То есть альпийский стиль предполагает относительно гималайского стиля, более быстрое восхождение. В нашем случае восхождение на перевал или вершину необходимо производить со всем своим скарбом, так как большей частью маршруты в горном туризме все-таки линейные. Отличие лишь в темпе восхождения. Кто-то ходит быстро вверх, а вниз медленно. Это я отметил впоследствии у москвичей, с которыми ходил в "пятёрку", а вот наша Тамбовская команда в "пятёрках" ходила наоборот: вверх медленно, зато вниз сбегали быстро, но для этого необходимо иметь развитые соответствующие группы мышц на ногах, да и относительно безопасный склон должен способствовать этому. Потому что общеизвестно, что большинство несчастных случаев в горах происходит именно на спусках. Так вот стремительный скачкообразный темп восхождения( по крайней мере, в среде тех горных туристов, с которыми я общался), называли альпийским стилем, а медленный, но уверенный - памирским или классическим.
Соня и Петя было заволновались, что так "они" нас быстро догонят, но Рыжов их успокоил:
- Вряд ли. Сдохнут.
Соня с сомнением покачала головой и предложила:
- Ну, что может, хватит отдыхать? Пойдем?
Похоже, Рыжову это не понравилось. Он косился на Соню с того самого момента как они с Юлькой попались в лапы "моджахеду", из-за чего мы опоздали на маршрут на день, и он казалось, искал причину что бы её уколоть.
- А куда спешить? - ответил он сердито, - отдыхайте, наслаждайтесь. Смотрите, какой вид отсюда на озера.
Вид действительно был замечательный, и я принялся фотографировать своей старенькой "Сменой".
Когда поднялись на перевал - наши все полегли. Сказывалась высота. Соня потихоньку жужжала, чтобы не слышал Рыжов:
- Ну, разве ж можно, акклиматизацию на четырех тысячах делать? Ой, не могу, мне плохо.
Рыжов догадываясь о настроениях, издалека успокаивал:
- Ничего, ничего, сейчас спустимся, отпустит.
И тут же сам улегля на рюкзак. Я единственный из группы чувствовал себя хорошо, так как перед Фанами у меня была "двойка" на Кавказе, и я уже был акклиматизирован к высоте.
Гусаков подошел к Рыжову и спросил:
- Боря, а долго будет отдыхать?
- Подождем, когда тутэк пройдет, - ответил тот ему и посмотрел, смеясь на меня.
До этого Рыжов с нами проводил занятия на одной из стоянок по вязке узлов, системы и теории, а также по скалолазанию, благо подходящих валунов в округе было предостаточно. Гусаков сказался больным и спал в палатке, поэтому и не слышал о том, что, когда Рыжов ходил в походы по Тянь-Шаню, тутэком называлась горная болезнь или "горнячка" - неприятные ощущения, связанные с высотой.
Но Гусаков всего этого не знал и, отведя меня в сторону, сказал заговорщически:
- Я сейчас видел. Там вниз пошел один.
- Кто? - спросил я недоуменно.
- Ну, я не знаю, может этот, как его там, Тутэк что ли?
Я, наверное, вытаращил глаза, потому что Гусаков испуганно смотря на меня, затараторил:
- Один из свердловцев уже начал спускаться. Может это он и есть, Тутэк-то? Рыжов-то ещё не видел. Вообще интересные у них имена: Комок, Ломак, Тутэк, тьфу язык сломаешь, - смотрел он на меня озабоченно.
Я решил его не разубеждать и предложил сказать об этом Рыжову. Тот немного постоял, потом, подойдя к Рыжову, что-то сказал ему. На что тот просто махнул рукой, не поднимая голову с рюкзака, и закрыв лицо кепкой. Плечи его слегка вздрагивали. Гусаков потоптался, потом обиженно отошёл к своему рюкзаку.
Чтобы не утомлять читателя подробностями всего похода я опущу такие моменты нашего путешествия как перевал Адамташ, озеро Мутное, озеро Большое Алло, подходы к перевалу Юбилейный, перевалы Москва и Пушноват, которые своей красотой (кроме нудного Пушноват) сразили меня надолго и несомненно достойны большего внимания, но да простит меня искушенный знаток этих мест, этим я займусь отдельно от волнующей нас темы. А сейчас самое время перейти к описанию событий, предшествующих основной теме моего повествования.
Чимтарга.
Нарыв прорвался, когда мы начали спуск с перевала Чимтарга. Ещё на сам перевал мы поднимались очень медленно из-за далеко отстававшей Сони. Она часто останавливалась и долго отдыхала. Разгрузка её рюкзака не помогла. Я предложил сегодня не идти и спуститься обратно, но Рыжов упрямо вел нас вверх. На перевале было очень холодно, дул сильный ветер, он пронизывал насквозь и находил нас везде, куда бы мы ни пытались спрятаться. Перекусывать не хотелось и все с нетерпением ждали, когда поднимется Соня, чтобы поскорее начать спускаться к спасительному теплу. Соня, наконец, поднялась и опять же долго отдыхала. Она не притронулась ни к чаю, ни к шоколаду. Рыжов свирепо молчал. Мы спрашивали, как она себя чувствует, она не отвечала и сидела на рюкзаке, понурившись. Юлька отогнала нас и стала о чем-то шептаться с ней. Как выяснилось много спустя после похода, у неё начались женские дни и было большой её ошибкой не сообщить о своих проблемах руководителю. Может быть, в другой ситуации она бы так и поступила, но только не с Рыжовым. Здесь был вопрос принципа. Соне ни за что не хотелось быть перед Рыжовым слабой, что привело к обратному результату и плачевному состоянию её самой. Собственно и сам поход был обречен. Но об этом мы узнали немного позднее.
Спуск был "сыпушный", как и большинство перевалов в Фанах. Сыпуха - это огромное количество мелких и крупных камней, в которых приходится передвигаться как в каше. При спуске ты не столько идешь сколько плывешь в гуще ползущих камней. Сыпуха относительно безопасна, пока склон не обрывается обрывом, но как только камни разгоняются, они становятся смертельно опасны. Поэтому тактика движения следующая: все участники двигаются как можно ближе друг к другу и не позволяют срывающимся камням набирать скорость. Если же группа растягивается, то верхние участники, как бы они осторожно не шли, будут "спускать" камни на идущих внизу. А чтобы камень набрал поражающую скорость ему надо всего несколько метров. Об этом нам и твердил Рыжов. Но Соня постоянно отставала и естественно нам или приходилось её ждать или ловить камни. Мы предлагали ей помощь в передвижении, но она упрямо отказывалась. Спуск затягивался. В этом походе Рыжов формально назначил меня своим заместителем, как самого сильного и перспективного участника. И частенько пускал меня впереди группы, а сам шел в середине, что я вообще редко встречал в горных походах. Как правило, руководитель почти всегда идет впереди, так как лучше всех знает маршрут и контролирует темп движения. Исключение бывают при троплении тропы в глубоком снегу или рубке ступеней, когда вся физическая нагрузка приходится на первого. И тогда эту тяжелую работу выполняют все по очереди. Я однажды в лыжном походе пытался поступать также(то есть пускать вперед участника), когда один из участников прекрасно знал маршрут, но вскоре понял, что затея неудачная. Этого впереди идущего постоянно приходилось останавливать, так как он далеко отрывался от группы вперед, что делать совершенно нельзя. Впереди идущий (руководитель) всегда должен ориентироваться на самого слабого участника и держать его темп. В этот раз Рыжов снова поставил меня впереди, за мною шли Гусаков, Юлька, затем Рыжов и Соня, замыкал Петя Васильев. И тут Рыжов не выдержал и, схватив Соню за рукав куртки, замахнулся на неё ледорубом и стал кричать, что лучше убить одного участника, чем погибнет вся группа. Стоящий рядом Петя встал между Рыжовым и Соней, чтобы защитить её. Мы остановились в оцепенении. Такой развязки никто не ожидал. Петя кричал, что он не затем пошел в этот поход, чтобы видеть, как бьют девчонок. Рыжов уже немного остыл, но объяснял нам о безопасности и упущенном времене. Мы наперебой стали ему доказывать, что не такого ожидали в этом походе. В конце концов, мы не на войне. Наконец все успокоились и молча стали спускаться вниз. По плану мы должны были дойти до озера Большое Алло и там стать дневкой, но очевидно не успевали и Рыжов объявил, что становимся на дневку как только спустимся. Место для дневки было слишком неудобное. Среди завала валунов мы все же нашли места для палаток. Не обошлось и без разбора полетов. Соня сказала, что она намерена покинуть группу. Её поддержал Петя, сказав, что уйдет вместе с ней. В принципе он и намеревался уйти с маршрута, так как ему надо было поспеть куда-то в срок, но собирался он это сделать уже к концу маршрута, когда основная, "зачетная" часть пути будет пройдена. Все об этом знали и Рыжов специально под Петю так, и выкроил маршрут, что бы основные перевалы он успевал пройти с группой. Но сейчас ситуация изменилась и как Рыжов не уговаривал Петю, он стоял на своем. Рыжов согласился дать карту, но только после перевала "Юбилейный", который надо пройти по любому, чтобы добраться до дорог. Напряжение хоть и сгладилось, но атмосфера царила гнетущая. Вечером я объявил, что завтра у меня день рождения, надеясь как-то размягчить ситуацию. На удивление это подействовало, все радостно подхватили это сообщение и как я заметил стали готовиться, хотя многие знали что день рождения у меня все же в июне. Соня немного оживилась и они с Юлькой стали кружиться вокруг Гусакова, как позднее стало ясно - "раскручивали" его на сгущенку для праздника.
Дневка проходила скучно и лениво. Ходить и любоваться окрестностями, было некуда и невозможно. Так как стояли мы на языке моренного вала, состоящего из огромных валунов. Более неудобного места не то что для дневки, но и для ночевки не придумаешь. Лежать в палатке было больше невзможно, потому что бока болели от камней. Поэтому все кроме как бы спящего Рыжова, жались к примусу и вся подготовка к "празднованию" проходила у меня на глазах. Но, тем не менее, когда подошло время обеда, появление торта стало для меня приятной и удивительной неожиданностью. И сразу выяснилось для чего девчонки "выбивали" из Гусакова сгущенку.
Они как-то умудрились из яичного порошка испечь коржи на крышке от примуса, смазали их сгущенкой и получился отличный торт.
Девчонки тянули меня за уши и предлагали съесть торт самому, так как он легко прятался в моей ладошке. Но я попилил его на шесть маленьких кусочков и скажу вам, что более приятного ощущения от сладости в горах, я, наверное, мало получал с тех пор.
Перевал "Юбилейный".
На озере Большое Алло мы пробыли недолго. Барбарис на берегу стоял ярким пятном на фоне бликов воды таинственного, как мне показалось, озера. Оно было глубоко и прозрачно, холодно и привлекательно. В будущих своих походах я всегда приводил свои группы сюда, чтобы отдохнуть, насладиться окружающей тишиной и величием массивов и заодно позаниматься на рядом стоящих скалах. В пещерах близ озера есть мумиё. Об этом нам сообщил турист-одиночка, который просил пойти с ним или дать ему веревку, чтобы добраться туда. Но поскольку это не входило в наши планы, мы остались без мумия, а купили его на рынке в Самарканде, когда уезжали домой.
Подход к перевалу "Юбилейный" не занял много времени. Рыжов уже никуда не торопился, не торопил и нас. В результате непосредственно под перевал мы подойти не успели и уже ночью блуждали среди огромных камней, потеряв тропу в темноте и идя почти по звездам. Единственный в группе фонарь помогал только ориентироваться на идущего впереди. Вообще более экономного похода у меня больше в жизни не было. На группу у нас был только один фонарь, одни кошки, и состегивающиеся спальники по два спальника на троих участников (более кошмарных ночевок я не знал). Экономили на всем: на туалетной бумаге, зубной пасте, даже кружках. Таким образом, как объяснял нам перед походом Рыжов, мы сократим вес рюкзаков. Оправдано ли было такое ограничение, не знаю? Мы ведь и так совсем не имели теплых вещей (пуховых курток), только по свитеру. Экономили потому, что много несли "железа" - скальные крючья и молоток. Такая экономия была характерна для походов в 80-е годы, когда я только начинал ходить в горы. В "единички" и "двойки" мы действительно брали с собой состегивающиеся спальники. Это были синтепоновые индийские спальники-одеяла на замке-молнии. Если молнии двух спальников состегнуть, то получится один большой спальник, в который запросто помещается трое участников. Конечно же, получалось на один спальник на группу меньше, да и спать втроем в одном мешке, казалось бы, теплее, но только на первый взгляд. Если ногам и чуть выше и было тепло, то спина, у меня, например, постоянно мерзла, так как закрыть её в спальнике с огромной горловиной не представлялось возможным. Каждый естественно, старался потянуть одеяло в буквальном смысле на себя, край спальника натягивался и холодный воздух устремлялся внутрь. И если руками как-то ещё и можно было прикрыть грудь, то спину - вряд ли. Поэтому спали все в свитерах и шерстяных спортивных шапочках. Это потом уже, когда с Царём готовились идти в "четверку", мы с Котовскими ребятами шили себе сами пуховые спальники и пуховые куртки. И пусть рюкзак был объемный и тяжелее, но зато спать в таком спальнике можно было в одних трусах при температуре минус десять за бортом. И зубную пасту брал себе каждый сам, только не полный тюбик, и мыло и туалетную бумагу. Наелись ожиданиями очереди за этим в "единичках". Представляете, захочется тебе вдруг очень срочно за камень или как говорится у горников "на Шхельду сходить", а хозяин бумаги, вредный сволочь, стоит, ухмыляется и говорит: "Так ты уже свой лимит сегодня исчерпал, отходи. Следующий". И так хочется ему в это время этим самым лимитом по его ухмылке съездить. Но терпишь. Потому что знаешь - завтра утром он к тебе за зубной пастой придет, тут ты ему и выдашь про лимит.
Итак, в темноте мы стали на ночевку, не дойдя до перевала примерно пару часов. Ох, как нам их потом не хватало. Наутро, не выспавшись, как следует стали двигаться вперед. С виду перевал был несложый и не высокий. Но когда стали подходить ближе поняли, что ошиблись. Потому что подход к перевалу был значительно труднее, чем сам перевал. Перевал был скальный, имел расщелину и удобные полки для организации пунктов страховки, где можно было размещаться по двое, трое. Но от подножия скал и вниз тянулся осыпной, живой склон, по которому мы шли, по словам Сони - почти как по Ленину - шаг вперед, два шага назад. Пока мы боролись с сыпухой, начало светать. Подойдя к скалам, Рыжов отправил меня наверх организовывать перила и перестежку. Я уже был на перевале и затащил туда Гусакова, а сам спустился ниже принимать остальных. Спустившись "дюльфером" вниз к девчонкам, я завис немного выше них, заблокировав восьмерку (спусковое устройство) и стал фотографировать свою тень на стене, показывая им и говоря что вот мол, встретился с чёрным альпинистом. Соня очень серьезно сказала мне, что фотографировать свою тень - плохая примета, так как таким образом можно растревожить силы царства теней, да и само воспоминание или насмешка над чёрным альпинистом также не приветствуется, ведь встреча с ним ещё никому не принесла большой радости. Тогда я пропустил её слова мимо ушей и продолжил работу. Так как скалолазов кроме меня в группе не было, то мне приходилось постоянно подниматься на перевал и спускаться на третью и втрорую полку, благо для меня это было не трудно, и составляло удовольствие. Я уже переправил Гусакову наверх пару рюкзаков, и только что спустившись с третьей полки, на вторую принимал рюкзаки снизу и страховал (вытягивал) поднимающихся с первой полки. В это время нас и застало солнышко, осветившее нашу сторону склона. Рыжов стал торопить всех, и я понял почему. Лед в кулуаре стал таять, и сверху полилась вода, причем с перевальной воронки стали сыпаться оттаившие и разворошенные гулявшим по сыпухе наверху Гусаковым камни. После того как Рыжов пару раз получил камнями по каске, он обложил Гусакова не совсем приличными выражениями, совершенно не стесняясь девчонок, но в этом случае я с ним был полностью согласен. Потому, что шаг Гусакова наверху - град камней на нас сверху. И вот в такой ситуации я, сидя на маленькой полочке, только что спустившись сверху, получаю от Рыжова команду принимать рюкзак снизу. Я вытягиваю рюкзак на полочку и смотрю куда бы его пристегнуть и вдруг обнаруживаю, что единственный крюк оказывается свободным и даже без карабина (это все от экономии).
- "Тогда к чему же я страхуюсь", - мелькает в голове у меня.
И в это время отстегнутый от веревки рюкзак заваливается вниз. Не дождавшись команды, что конец свободен, веревку начинают тащить на себя, и она сдергивает рюкзак. Далее идет замедленное кино. Рюкзак медленно начинает наклоняться вниз. Я медленно тянусь за ним правой рукой, не отрывая взгляда от пустого крюка, медленно тяну левую руку к нему. И когда рюкзак уже начинает стягивать меня с полки, я, наконец, цепляюсь за крюк пальцем и тут понимаю: что или я рюкзак затащу к себе (что маловероятно - держась одним-то пальцем за крюк), или он меня утащит с собой. Наверное, я думал недолго. Скорее всего, таких и единиц во времени ещё нет, которые смогли бы определить скорость принятия мною решения. В кромешной тишине только были слышны чередующиеся звуки ударов мягкого тела о скалы. Что пролетело - никто не видел. Я сидел на полке и молчал от расстройства - чей-то рюкзак упал вниз и, наверное, весь рассыпался, и теперь придется опять спускаться вниз, ниже сыпухи... Гусаков наверху не видел ни меня, ни тем более тех, кто ниже. Но он тоже слышал удары падения, и молчал, может быть от страха. Рыжов и девчонки с Петей были на нижних полках. Они не заметили падения, но слышали удары. Жуткие, глухие удары о камни и последовавшую за этим тишину. Молчали все. Потому что боялись главного и самого страшного. Кто? Хотя тем, кто внизу понятно было - кто. Тишина, казалось, длилась вечно. Затем я услушал голос Сони:
- Макс, - тихо, тихо прозвучало снизу.
Горло мое охрипло, и я не сразу выдавил из себя звуки. Наверно поэтому тишина стала ещё гнетущее.
- Макс, - чуть громче,дрожащим голосом повторила Соня.
- Да, - выдавил я из себя не то скрип, не то стон.
И тут же снизу раздались причитания и возгласы, и я понял, что они радуются. Но мне-то было не до радости.
Рыжов принял решение подниматься всем наверх без рюкзаков, их оставить на полках, а утром спуститься за упавшим рюкзаком и затащить остальные. Так и сделали. Наверху было всего два рюкзака. В одном была палатка-памирка (рассчитанная максимально на четверых), во втором один спальник. А нас было шесть человек.
Визит.
Про рюкзак никто не вспоминал, все радовались и смеялись мне. Больше всех шутил Петя, и я понял, что это его рюкзак слетел вниз, а так он хочет прикрыть свое беспокойство о нём. Я ещё больше расстроился и стал ставить палатку. Надо сразу сказать что этот поход по невозможным по удобству стоянкам мог бы занять достойное место в книге рекордов Гиннеса. Перевал Юбилейный преставлял собой с одной стороны скальный узкий кулуар с полуворонкой сыпухи, которая полностью забила горловину этой самой полуворонки. По обе стороны от кулуара возвышались скалы круто обрывающиеся вниз. С другой стороны он сразу же переходил в ледниковое плато, сплошь усеянное мелкими подтаявшими образованиями вроде кальгаспоров. Это, такие острые, торчащие кверху гребешки изо льда, высотой до 30 сантиметров (напоминающие своим свойством кухонную терку), о которые если споткнуться, можно запросто порезать ботинки. Не говоря уже о том, что будет, если, поскользнувшись, сядешь на такое сооружение природы? Так вот единственное место для установки палатки, которое мы разглядели уже в темноте, когда забрались на перевал, было место недалеко от перевального кулуара и рядом с небольшими скалками образующими некий бордюр на краю пропасти. Но бордюр был невысокий, его можно легко перешагнуть. Стойки к палатке поставили под наклоном, чтобы палатка была ниже. Таким образом, палатка расползается вширь и боковины можно использовать как дно, в результате все поместились. Один спальник постелили в центре и два коврика по бокам. Я и Рыжов расположились по краям палатки, поэтому все теплые вещи, какие нашлись, были отданы нам. Мы кое-как втиснулись и стали "утрамбовываться" как выразилась Юлька. Это она и начала пугать нас чёрной палаткой и другими чёрными предметами из детства. Тогда мы дети лет по 10-12, усевшись где-нибудь во дворе на темной лавочке или дома в тёмном углу, рассказывали друг другу страшные истрии про чёрные комнаты, чёрные руки, чёрные шторы, чёрные дома после которых всегда было страшно спать без света. Так вот и сейчас Юлька, в принципе взрослый человек, но наивная, по-детски стала пугать нас страшными историями. Мы подхватили её начинание и все по очерели стали в темноте рассказывать свои страшилки, при этом заканчивая рассказ, непременно протягивать руки и хватать друг друга неожиданно, повышая и делая жутким голос на слове "чёрный". Девчоки взвизгивали и смеялись.
- Подайте хлебушка, - вдруг услышали мы снаружи палатки и девчонки замолчали. Мы тоже насторожились, потому что знали, что все лежат в палатке. Соня, молча и быстро достала из подголовья сухари в мешочке и, протянув его к входу, вдруг выбросила его за полог. Тишина звенела в ночи, и только тяжелое дыхание снаружи у входа держало нас всех в напряжении. Гусаков лежал не шевелясь. Девчонки сбились в кучку, и насели на лежащих Пете и Рыжове. Я достал фонарь и стал пробираться к выходу из палатки. Юлька схватила меня за плечо и лихорадочно зашептала:
- Макс, не ходи, я боюсь.
- Чего ты боишься-то?
- Ты уйдешь, а мы останемся, а вдруг он тебя за ноги и в пропасть.
- Не, он только спящих за ноги, - прошептал в темноте сбоку Петька.
- Так отцепись, пожалуйста, вон с вами мужики остаются, а я выйду, посмотрю, может свердловцы сюда пришли, - пытался я отшутиться.
- Да, какие это мужики, - чуть не плакала Соня, - пусть Гусаков идет. - Гусак вставай, давай, толкнула Соня не шевелящегося Гусакова. Тот не двинулся. И как будто бы даже всхрапнул. Я вышел из палатки и посветил фонарем. За палаткой стоял Петька и показывал мне, чтобы я молчал. Мы отошли в сторону, и я спросил:
- Как ты вышел-то, ты же в палатке только что был и отвечал, мы же слышали?
- Да я куртку свою набил вещами и шапку натянул, а когда ближе к пологу подойдешь, то что снаружи, что внутри говоришь, это же не стена, слышо отлично. А вышел незаметно, когда все укладывались и толкались, никто и не заметил. Мы подошли тихо к палатке, и я влез в нее по пояс.
- Никого нет, - сказал я и развел руками. В это время Петька сзади, чтобы его не было видно, просунул мне руки под мышками и стал повторять мои жесты. Я говорил и двигал четырьмя руками, как виделось со стороны. Юлька вскрикнула и дернулась, так что палатка почти завалилась. Соня пошарила руками и обнаружила вместо Петьки подлог из его одежды.
- Бессовестные, как вам на стыдно, стала она нас стыдить. Рыжов ржал, закатываясь и задыхаясь от недостатка кислорода. Гусаков же почувствовав, что опасность отступила, приподнял голову. Мы стали пробираться в палатку, но Юлька сделала свое дело - стойка была повалена и палатка накрыла нас всех. Пришлось выходить и устраивать наш дом заново. Наконец все успокоились и засопели.
Ночью я проснулся от беспокойства. Вылез из палатки как всегда, чтобы сходить в туалет. Ночь была светлая и лунная. Я поднял голову - огромные звезды висели над головой. Такого звездного неба я никогда не видел на равнине, но даже и в горах такое видение было редкостью. Звезды были яркие, крупные и висели так близко, что казалось можно немного подняться на соседние скалы, чтобы достать их рукой. И количество, огромное количество звезд. Небо буквально было усеяно ими. Совершенно отсутствовали пробелы между звездами. То есть это было сплошное наложение сверкающих попеременно ярких светил. Вдоволь насладившись красотой ночного небесного покрывала, иначе его не назовешь, я опустил голову и увидел, что немного впереди, у скал стоял кто-то, очевидно из наших, наверное также выйдя из палатки, за тем же что и я. Я подошёл ближе спросить что-нибудь вроде: "Не спится?", но тишина, волшебное небо и навалившаяся ужасная лень не позволили мне разомкнуть губы. Я просто подходил ближе. Он стоял лицом ко мне и видно также наслаждался тишиной и звездным куполом. Но как, ни странно я понял что иду уже давно, а все никак не подойду и совершенно не могу различить его лица под капюшоном. Я повернул голову назад и увидел палатку стоящую так далеко, что столько места до края скалы и не было. Я хотел было повернуться, чтобы пойти к палатке, но тело не двигалось, поворачивалась только голова. Ноги как будто застряли в расщелине. Я глянул на ноги, что бы убедиться в этом и не увидел под собой прочной основы. Там зияла пустота. Вдруг я осознал, что мне нельзя сейчас паниковать и смотреть вниз. Я поднял голову и увидел прямо перед собой, вплотную, так что можно было ощутить его дыхание, того кого видел немногим раньше и кого принял за одного из нашей группы. Самое удивительное, что я не ощутил ни паники, ни страха. Он находился прямо передо мной и как бы мысленно говорил мне, что бы я не смотрел вниз и не боялся. Он стоял передо мной, и я ощущал огромную тоску и одновременно тепло и добро, лучившиеся из-под капюшона. Затем, я почувствовал, что скалы сзади приближаются и осторожно опускаются под нами, чтобы не задеть своими выступами. Я набюдал за всем этим с любопытством и без боязни. Я видел стену перевала со стороны, находясь в воздухе, там, где днем летали птицы. Сейчас я набюдал место подъема с другой позиции и видел много деталей, которые не мог рассмотреть, когда находился на скале. Например, я увидел птичьи гнезда в небольших углублениях в скалах. Я увидел внизу на сыпухе Петин растерзанный рюкзак, который нельзя было увидеть с перевала. Я видел вбитые не нами кючья и обрывки старых веревок. Я видел чуть выше и немного в стороне пути нашего подъема разбитую чью-то каску, очевидно брошенную предудущими группами. Все это я видел отчетливо и ясно, так как яркая полная луна освещала все кругом как днём.
...Я открыл глаза и увидел оргомное сверкающее небо. Так я простоял несколько минут среди застывшей пространственной глубины. Вдруг слева на небосклоне промелькнула упавшая звезда, затем ещё одна справа, и ещё и ещё и вот уже целый поток звезд сыпался с неба и гас, не долетая до скал. Казалось, это безмолвный фейерверк рассыпался огромными фонтанами высоко в небесах и ниспадал вниз медленно и величаво, покрывая собою всё пространство внизу. Купол медленно и нехотя светлел.
...Я снова открыл глаза и ощутил прохладную свежую морось на лице. "Как странно",- подумал я,- в Фанских горах влага с небес большая редкость, тем более при таком ясном небе. Оно становилось светлее. Нехотя подул свежий ветерок со стороны перевала, и я ощутил легкий озноб. Оглянувшись, я увидел, что стою возле палатки, полог её застегнут полностью. Я стал расстегивать полог и, расстегнув, забрался внутрь и тут же уснул. Уже сквозь сон я услышал, как Рыжов, с Петькой звеня карабинами, навешивали веревки, чтобы спускаться с перевала за рюкзаками. Причём Юлька и Соня шикали на неулюжего Гусакова, когда тот топал и гремел камнями, проходя мимо палатки.
- Да тише ты, пусть человек поспит, он и так нас всех вчера на перевал затащил, а ты стоял тут наверху и ни чего не делал, чтобы помочь ему, - шипела Юлька. Гусаков пытался что-то ответить, но Соня, очевидно, показала ему какую-то тяжелую вещь, сказав:
- Видишь, сейчас об твою голову разобью, - и он говорить не стал. Все это я отчетливо слышал, но усталость не давала мне открыть глаза и пошевелиться. Проснулся я от осторожного прикосновения Юльки. Она виновато сказала:
- Макс, вставай, Рыжов велел будить.
Завершение.
Я вышел из палатки и обнаружил, что вчера в темноте мы поставили её как раз на месте ручья, который с восходом солнца стал оживать и всё сильнее пробивал себе путь под нашей палаткой. Рыжов был уже внизу, Петя его страховал сверху и был на приеме рюкзаков. Я подошёл к краю скалы и заглянул вниз на перевальную щель сбоку, где висели наши веревки. Внизу Рыжов крепил рюкзак карабином для подъема, чуть ниже висели на крючьях еще два рюкзака, а Петиного рюкзака отсюда видно не было. Это меня расстроило, но что-то более важное сейчас тревожило меня, и я не мог понять что. Вдруг я вспомнил сон и понял, что меня тревожило. Вид с этой скалы показался мне знакомым до мельчайших подробностей. Все это, включая мелькие выступы на скалах, я уже видел этой светлой, лунной ночью. Мелкие, противные мурашки поползли по моей спине и в затылке заныло. Я на негнущихся ногах отошёл от края скалы и стал собирать палатку, не отвечая на вопросы девчонок, да я их и не слышал тогда. Рыжов с Петей поднялись наверх, я видел, что Петя сильно расстроен. Оказывается, его рюкзака они не нашли. Тогда я уверенно, сам не знаю почему, сказал что искать надо правее, за выступом.
- А как туда попасть? - спросил Рыжов.
- Маятником можно,- ответил я, - там есть станция, веревки конечно дерьмо, но крючья крепкие. Можно зацепиться и рядом вбить свой крюк.
- Ты откуда знаешь, недоверчиво спросил Рыжов, - я на этом перевале четыре раза был, но там никто не ходит - скала отвесная.
- А я и не знаю, - ответил я.
- Боря, там какие-то веревки видно висят, - крикнул Петя, свесившись с выступа.
Когда спустились с другой стороны выступа, обнаужили и рюкзак и вещи.
- А фотоаппарат как ты и говорил, - обращался ко мне Пётр, лежал рядом с каской. Кстати в ней дыра от камня как от пули. Потому и бросили, рассказывал он.
Когда мы спустились с ледника, пришло время расставаться. Петя с Соней уходили в сторону Айни, а мы продолжали пусть к перевалу Москва. Рыжов ещё раз попытался загладить вину и предложил ребятам остаться и пройти маршрут до конца, правда, извинений не просил. И Соня, и Петя были непреклонны. Мы поделили снаряжение. Отдали им палатку и часть продуктов. И на этом расстались. Дальнейшие описания похода представляются мне не интересными, потому как особенных событий не произошло, за исключением, правда, случая, когда Гусаков придавил мне палец камнем во время устройства бани. Палец распух и почернел. Ночью я наверно ужасно стонал в редкие минуты провала сознания, потому что палец стрелял, и я почти не спал до поезда ни одной ночи полноценно. Юлька тоже не спала. Она всеми ночами обмахивала меня сидушкой, очевидно полагая, что мне от этого станет легче. В Самарканде на рынке я купил мумиё и стал его прикладывать к пальцу. Часа через два боль стала утихать. За трое суток что мы ехали домой на поезде, я постоянно прикладывал мумиё к пальцу и боль совсем прошла. Самое интересное, что, как ни странно ноготь с пальца так и не слез как предвещал Рыжов. С тех пор я стал более доверчив к народным средствам.
В клубе о неудавшемся походе и возникшем конфликте узнали сразу же по нашему приезду. Петя и Соня хотя и вернулись раньше, но ничего не рассказывали. Рыжов естественно также умалчивал. Мы долго гадали, а потом выяснили - не удержался Гусаков и рассказал не кому-то, а секретарю турклуба. Я про свои странности долго никому не рассказывал, но потом все, же рассекретился во время выхода на Гремячку. Все кругом долго и напряжённо молчали, поеживаясь и оглядываясь, и подкидывая побольше дров в костёр, но Мухина Настя все, же сняла напряжение и сказала, что "ОН", все-таки приходил за Гусаком, а подвернулся я. И мне пришлось облегчёно вздохнуть под общий хохот.
Словарь ссылок.
Фаны
Фанские горы расположены на западе Таджикистна и входят в Гиссаро-Алайскую горную систему. (авт.)
Насвай, насовой.
1. По данным узбекских онкологов, 80% случаев рака языка, губы и других органов п.олости рта, а также гортани были связаны с потреблением насвая.
2. Поскольку насвай содержит экскременты животных, то, потребляя его, чрезвычайно легко заразиться разнообразными кишечными инфекциями и паразитарными заболеваниями, включая вирусный гепатит.
3. Садоводы знают, что будет с растением, если его полить неразбавленным раствором куриного помета: оно "сгорит". Врачи подтверждают: то же самое происходит в организме человека: страдают в первую очередь слизистая рта и желудочно-кишечный тракт. Длительный прием насвая может привести к язве желудка.
4. Поскольку основным действующим веществом насвая является табак, развивается та же никотиновая зависимость. Специалисты из Кыргызстана, где потребление насвая распространено давно, высказывают мнение, что эта форма табака более вредна, чем курение сигарет, т.к. человек получает большую дозу никотина, особенно в связи с воздействием извести на слизистую оболочку ротовой полости. Насвай вызывает сильную наркотическую зависимость.
5. Казахстанские наркологи считают, что в некоторые порции насвая могут добавляться иные наркотические вещества, помимо табака. Таким образом, у потребителей насвая может развиться не только никотиновая зависимость, но также и зависимость от других химических веществ.
6. Насвай можно отнести к числу психотропных веществ. Его употребление подростками отражается на их психическом развитии - снижается восприятие и ухудшается память, дети становятся неуравновешенными. Потребители сообщают о проблемах с памятью, постоянном состоянии растерянности. Следствиями употребления становятся изменение личности подростка, нарушение его психики.
7. У детей употребление насвая очень быстро переходит в привычку, становится нормой. Вскоре подростку хочется уже более сильных ощущений. А если подросток покупает для себя насвай с такой же легкостью, как жевательную резинку, то нет никакой гарантии, что в ближайшем будущем он не попробует сильные наркотики.
8. Потребители сообщают о разрушении зубов. (инт.)
Дувал.
Глинобитная стена вокруг поселения или усадьбы в Средней Азии (Словарь этнографических терминов, 1999 г.). (инт.)
Искандеркуль.
Это самое большое озеро, расположенное в Фанских горах. Оно находится на высоте более двух тысяч метров. Имеет форму треугольника и занимает площадь около трех с половиной квадратных километров. Оно достаточно глубокое и достигает около семидесяти метров. Кругом озера стоят горы, порой образуя неприступные обрывы. Озеро подпружено мореной, засыпанной сверху горной породой, очевидно возникшей в результате обвала, возможно из-за сильного землетрясения. Оно находится на расширенном участке речной долины, который несколько десятков тысяч лет назад был заполнен ледниками, спускавшимися с окрестных вершин. Когда они отступили, с крутого склона высотой почти 2 км в долину реки Искандердарьи сорвались колоссальные глыбы известняков. Образовалась плотина высотой 400 м и длиной более 5 км. На огромных известняковых глыбах завала путешественники любят оставлять автографы. В озеро впадают реки Сарытаг, Хазормеч и другие. Из озера же вытекает река Искандердарья. Одно из преданий гласит: озеро получило свое название от имени Александра Македонского, которого на Востоке называли Искандер Зулькарнайн (Искандер двурогий). Слово "куль" означает собственно "озеро", отсюда название-- "Искандеркуль". Александр Македонский якобы здесь побывал на своём пути из Средней Азии в Индию. Озеро возникло, когда воины Александра Македонского затопили непокорный город. Из исторических хроник известно, что в 329 г. до н.э. Александр Македонский во главе греческого войска вторгся в Согд (Согдиану) -- древнее среднеазиатское государство. Только через три года грекам удалось захватить горные оплоты согдийцев. Вероятно, в ходе этой войны Александр Македонский со своими воинами побывал на озере, которое впоследствии назвали Искандеркуль -- "Озеро Александра". Предание также гласит, что во время битвы знаменитый полководец потерял здесь своего боевого коня Буцефала, который сорвался с кручи и утонул в озере. Существует легенда о том, что Буцефал в летние лунные ночи выходит из воды и пасётся на тучных пастбищах в устьях рек, впадающих в озеро. (инт.)
Буцефал (Буцефал).
Конь Александра Македонского (356 - 323 до н. э.). Македонский король Филипп II купил лошадь для своего сына в 343 году до н. э., когда он устраивал олимпийские игры в Дионе, за 13 талантов.За эти деньги можно было оплатить содержание 1500 солдат. Конь оказался с диким нравом, и объездить его никому не удавалось. Александр, которому было 12 лет, догадался, что Буцефал просто боится теней, и повернул коня мордой к солнцу. Конь спокойно позволил юноше сесть на себя. С того дня только Александр мог ездить на нем. В переводе с греческого его кличка означает "бычьеголовый". В добавление к этой не очень красивой для лошади характеристике скажем, что у него было по два недоразвитых пальца на передних ногах, как у далекого предка лошадей меригуппуса. По всей вероятности, рост Буцефала был немногим больше, чем у клеппера. В старину вообще рослой лошадью считалась лошадь до 140 см в холке! С Буцефалом Александр стал в течение следующих лет одним из самых больших завоевателей истории. Не раз Александр был обязанным жизнью своей надежной лошади. Буцефал донес Александра до Индии, когда ему было около 30 лет. Конь погиб спасая жизнь своего господина. На месте гибели своего любимца, после битвы с индийцами в 326 году до нашей эры, великий полководец основал город Александрия Буцефала (AlexandriaBukephalos), ныне Lahore. Вскоре после этого он и сам умер в 33 года. Некоторые авторы передают, что Букефал погиб в битве с индийским царем Пором в 326 до н. э., однако Арриан пишет об этом по-другому: "На том месте, где произошло сражение, и на том, откуда Александр переправился через Гидасп, он основал два города; один назвал Никеей, потому, что здесь победил индов, а другой Букефалами, в память своего коня Букефала, павшего здесь не от чьей-либо стрелы, а сломленного зноем и годами(ему было около 30 лет). Плутарх передает компромиссный вариант, что Букефал умер после сражения с Пором от ран. По Арриану и Плутарху Букефал был ровесником Александра, тогда его смерть произошла в весьма преклонном для лошадей возрасте. Основанный Александром и названный им в честь коня город Букефала существует в наше время под именем Джалалпур на территории Пакистана. В нём сохранились и руины античных времён. Многие исследователи считают, что Букефал был представителем ахалтекинской породы лошадей. (инт.)
Бодун
клиническое состояние организма после перенасыщения его конкретным органическим продуктом на основе С2Н5ОН.(авт.)
Чёрный альпинист.
призрак, легнда о котором является частью фольклора альпинистов. Согласно легенде, чёрнй альпинист был когда-то живым человеком, но погиб при загадочных обстоятельствах. "Чёрными альпинистами" могут называть рискующих спортсменов, например, альпиниста, не использующего страховку, или альпиниста, ходящего по склону в одиночку. Чёрный альпинист описывается как фигура человека с неразличимым лицом, закрытым чёрной маской, в чёрной одежде. Встречи с ним происходят исключительно в горах, большиство рассказчиков говорят, что видели его только со значительного расстояния. Легенду о чёрном альпинисте иногда связывают с наблюдениями реликтовых гоминоидов, якобы встречающихся в горах. Существует также версия, что легенд о чёрном альпинисте возникла как следствие системных галлюцинаций, вызываемых длительным кислородным голоданием в условиях высокогорья. Легенда в основном имеет хождение среди русскоязычных альпинистов, из стран бывшего СССР. (инт.)
В альпинизме выделяют альпийский и гималайскийстили восхождений. Альпийский стиль - это последовательный подъем на вершину вместе со всем снаряжением.
Гималайский стиль отличается предварительной подготовкой маршрута восхождения, провешиванием страховочных веревок(перил), установкой промежуточных лагерей, доставкой снаряжения и кислорода в эти лагеря, что предполагает многократные подъемы и спуски из лагеря в лагерь. Гималайский стиль - это осада горы, занимающая иногда 2-3 месяца. Именно такая тактика позволяет достигать вершин Эвереста и других восьмитысячников. (инт.)
По киргизской легенде - Тутэк- злой дух в образе ревнивой девушки, которая хотела, чтобы поклонялись только ей. Обвороженные красотой, люди заболевали "горнячкой". Кстати сказать, тутэк - это не, только, горная болезнь, но ещё и горый перевал в районе Матчинского узла, а также одноимённые ледник и река там же. Также похожее название имеет и продольная флейта у народов Ближнего Востока и Кавказа, правда пишется не через "э", а через "е" - тутек (этногр.). Имеется также азербайджанский музыкальный, духовой инструмент - тутэк. (инт.)