Аннотация: Киляются все.Вопрос в том : как, когда , с кем и каковы последствия? Особенно, если в первый раз...
П Е Р Е В О Р О Т
Всё, что происходит с нами впервые в жизни, мы запоминаем надолго, если не навсегда. Таким способом устроена наша память и психика. Кто завёл так - я не знаю, но завёл неплохо, поскольку этот феномен позволяет нам долго хранить воспоминания. А это бывает не всегда и не со всеми. Именно благодаря такой особенности я и могу рассказать сейчас о том, что произошло со мною впервые, тогда, далёким неприветливым, сырым и холодным майским днём на изменчивой и властной карпатской реке Черемош.
Шёл второй день сплава.
Необычайно поздняя весна, отягощённая неожиданными снегопадами, породила мощнейший паводок, превративший Черемош во всёсокрушающий поток с брёвнами и кусками заборов в русле. Снег сохранился не только на склонах, но и на валунах, изредка выступающих из потока. Температура воды не превышала 6 градусов. При подобной погоде создавалось впечатление смешения времён: то ли тёплая зима, то ли сумасшедшая холодная весна, то ли то и другое одновременно. Ну никак не май, с его цветущими деревьями, робкими цветами и побегами дикого горного чеснока - черемши.
Наша группа из пяти байдарок с тремя экипажами, которые никогда не только не сплавлялись по такой воде, но и не видели такой мощи, первый день сплава отметила двумя переворотами. Один из них, состоявший из наезда "Салюта" на гигантский выступающий на полметра из воды "обливник", закончился тем, что щепки от деревянного каркаса байдарки летали над рекой, как ласточки. Ребята сумели выбраться из накренившейся и трещавшей под напором воды байдарки и суетились возле неё, тщетно пытаясь освободить судно из потока.
Произошёл сей казус прямо перед нами и мне с Женькой пришлось срочно чалиться и лезть в воду помогать ребятам. Стоя по пояс в беснующемся потоке, мы по цепочке разгружали байдарку и потом снимали, что осталось, с валуна. Остаток дня ушёл на возрождение плавсредства.
Первый день, когда только привыкаешь к реке, всегда чреват неожиданостями, в том числе и с таким исходом. Было очевидно, что подготовка группы находится на грани сложности реки. С одной стороны, продолжать сплав в такой обстановке было рискованно, с другой - надо же когда-то приобретать опыт, преодолевать страх и идти вперёд. И мы продолжили.
Второй день выдался по-настоящему рабочим. Мы чалились перед препятствиями, осматривали их, выставляли страховку. Два более опытных экипажа проходили препятствие первыми и также становились страховать. Происшествий не наблюдалось и группа не спеша, потихоньку двигалась по заявленному маршруту.
Мы "почувствовали" воду. Где надо шли на "табанке" или просто удерживались в струе. Прямых гребков почти не было, поскольку скорость течения и так не оставляла достаточно времени на раздумья и реагирование на препятствия. На место угрюмой "напряжёнке" пришла относительно спокойная уверенность, если можно так говорить о пока невыдающемся опыте, который мы приобрели.
День наполнялся впечатлениями, ощущениями и чувством того, что многое у тебя получается и ты постепенно, мелкими шажками, из перепуганного "чайника" трансформируешься в человека, способного как-то сплавляться по горной реке.
Украшением дня должно было послужить прохождение порога, который опытными группами проходился сходу, а нашей группой должен был проходится с осмотром и страховкой. Ну не доросли мы тогда ещё до ковбойского стиля сплава. Это потом, в последующие годы, я проскакивал его практически не замечая, стараясь направить катамаран поближе к скале, где слив был покруче и валы пожёстче. А тогда это было для нас "препятствие".
Обстановка складывалась следующая.
Река, сделав крутой, забитый шиверой, правый поворот, растекалась на стометровом прямом участке и, наткнувшись на скалу, поворачивала влево. Как рассказывают ветераны нашего движения, когда-то, в пору сплава по Черемошу древесных плотов, скальный выход достигал середины русла и представлял собой неприятное препятствие. Затем кусок скалы взорвали и от прежнего участка осталась только каменная ступень, с понижением уходящая под воду. Вода перекатывалась через ступень и образовывала за ней слив максимум в метр высотой, также с понижением сходившим на нет. У левого берега проход был свободен, хотя и мелководен.
В принципе, слив можно было обойти у левого берега, но задача стояла другая. Правильно зайти, прыгнуть в слив, преодолеть три ряда валов за ним и зачалиться у левого берега. В общем, ничего сложного, без крутого маневрирования.
Выйдя из правого поворота и счастливо избежав валунов в шивере, группа пошла чалиться
к левому берегу выше порога для осмотра.
Осмотр ничего нового не показал. Заходить в слив можно было на десятиметровом участке в зависимости от той остроты ощущений, которую хотелось получить. Ближе к скале - слив выше, далее от неё - пониже. Вот и всё.
Вдоволь насмотревшись на эту красоту, мы вернулись к байдаркам.
Первые два экипажа один за одним, не утруждая себя траверсом, пересекли мелководье почти под прямым углом к струе, резко развернулись и прыгнули в слив в его центральной части. Первый экипаж ушёл чалиться к пологому, с галечной отмелью, левому берегу, а второй, тут же стал на страховку чуть ниже слива, ближе к левому берегу, в "тени" очередного валуна.
Третий экипаж, проведя байдарку по мелководью против течения, вышел на струю, развернулся по течению и, идя в нескольких метрах от противоположного для нас правого берега, прыгнул в слив. Нос байдарки скрылся в пене за сливом, прорезал первый вал, взошёл на остальные два и байдарка, описывая плавный левый поворот, пошла чалиться к левому берегу. Классика.
Следующими были мы.
Матросом у меня был Женя. Среднего роста, невыдающихся физических данных, имеющий в запасе только один поход - "единичку" по Днестру. До этого похода я никогда не встречал его и уж конечно с ним не сплавлялся. Вчера Женя выполнял мои команды автоматически, без раздумий, следил за струёй и в общем-то, как матрос, меня устраивал. Тем более, что не психовал и эмоциями не фонтанировал.
Мы зашли по щиколотку в воду, поправили "фартук", подхватили байдарку за петли обвязки и отвели её немного от берега так, чтобы можно было сесть в неё, не рискуя упереться в дно. Женька сел первым, зацепился веслом, и удерживал байдарку, пока я устраивался на своём месте на корме. Теперь нам предстоял траверс вверх по течению. Дело в том, что перед осмотром мы зачалились слишком низко по течению и теперь, для того чтобы нормально зайти в слив, нам необходимо было подняться вверх.
По началу, пока мы находились близко у берега, течение почти не сказывалось и мы, уперевшись, погнали байдарку под острым углом по направлению к струе. Постепенно, по мере приближения к середине русла, напор воды нарастал и приходилось прикладывать всё больше и больше усилий, чтобы выдерживать выбранный угол. Частота гребков нарастала. Нос байдарки колебался то влево, то вправо в зависимости от гребков и напора воды в паузе между ними.
Я наметил себе в качестве ориентира куст на противоположном берегу, напротив которого нам пора было разворачиваться и старался выдерживать направление. Пока мы превосходили напор воды, байдарка двигалась против течения и понемногу приближаясь к правому берегу. Наконец наступил момент, когда мы перестали продвигать вверх, несмотря на все наши усилия. Судно нехотя скользило к правому берегу перпендикулярно струе. Дальнейший траверс стал невозможен и настала пора развернуться и принять нормальное при сплаве положение.
Сражаясь со струёй, я не оглядывался назад влево и к моменту разворота байдарки слабо представлял себе взаимное положение нас и слива.
" Разворот влево!" - крикнул я Женьке и "закололся" слева. На левое плечо навалилась неимоверная тяжесть. Женька плавно по дуге повёл своё весло и байдарка в секунду развернулась почти на полоборота. Теперь мы видели всё , но радостней от этого не стало.
Прямо по курсу, в русле, во всей своей красе, расположился громадный валун. Почему я его раньше не видел?! Вода несла нас прямо на эту "китайскую стенку" .Ни думать, ни рассчитывать что-либо времени не было. Действовать необходимо было немедлено. В сущности, прохода у нас было два. Слева от " чемодана" и справа. Слева вода была поспокойней, а справа шла основная струя. То, что я довернул вправо можно объяснить только интуитивной попыткой не проскочить слив, который, в случае нашего ухода влево, мог остаться в стороне. Времени довернуть на слив за " чемоданом" у нас уже не было.
Конечно, сейчас я понимаю, что надо было на табанке увести корму вправо, после чего, Женька отодвинул бы прямым дугообразным гребком нос байдарки также вправо от "чемодана" и мы проскочили бы мимо этой "башни". Но тогда всё вышло по-другому...
Я сделал левый прямой гребок. Женька, на которого наезжала такая махина, также гребанул левым прямо. Нос байдарки слегка сдвинулся вправо. Мы повторили наши гребки. Нос опять слегка отодвинулся. Только тогда я затабанил справа и нос байдарки энергично пошёл в сторону от "чемодана" . Но время было безнадёжно потеряно. Кроме того, оно почему-то резко затормозило свой ход.
Нос байдарки вошёл в небольшой бурун у кромки валуна, и мир начал крениться влево. Мелькнула тёмносерая шершавая поверхность камня и в тот же миг надо мной сомкнулась завеса воды.
Вода была зеленовато-песочного цвета с какими-то прозрачными пузырьками. На дне неясными тенями мелькали большие камни и слышался глухой рокот перекатываемых струёй камней поменьше. В то же мгновение сильнейший удар по веслу выбил его у меня из правой руки. Ещё через мгновение я понял, что плыву под водой, сидя в байдарке, головой вниз. Тут же что-то грохнуло по моему шлему . Всё моё существо, вся звериная жажда жизни, весь ужас моего положения толкнули меня наверх.
Я упёрся руками в деку байраки и, изогнувшись неимоверной дугой, полез вверх из воды. Меня ничто не удерживало и через долю мгновения я увидел другой мир, а ещё через мгновение, ухватившись левой рукой за петлю обвязки, плыл рядом с байдаркой.
Восприятие реки, когда над водой только твоя голова, ни на что не похоже. Слева всю панораму закрывал борт и днище перевернувшейся байдарки. Справа в десятке метров летел назад берег с пятнами снега и кустами. Впереди над взлохмаченной поверхностью воды уходила в поднебесье скала, а чуть левее её резкой прямой линией обрывалась вода и над этой линией клокотала верхушка вала.
Интуитивно пытаясь достать ногами до дна, я опустил под водой ноги и почувствовал как по ним замолотили донные булыжники. Нет, так не пойдёт. Переломает всё.
Нас несло в слив. Эта мысль мелькнула молнией и тут же пришёл страх. Страх ожидания удара в сливе и неизвестности дальнейшего.
Впереди, у носа байдарки, я увидел женькин жёлтый строительный шлем. При этом Женька шёл сам по себе, отдельно от судна. Понимая, что байдарка прикроет нас от ударов валов, я крикнул Женьке: "Жека, к байде! К байде!". Но Женька меня не слышал.
В те краткие мгновения между перевором и входом в слив больше ничто не могло успеть произойти. Нос байдарки вместе с Женькой исчез за линией воды и тут же какая-то фантастическая сила оторвала меня от петли, за которую я держался и перевернула головой вниз, заставив совершить кувырок назад. Ещё несколько мгновений я не мог понять где дно, где поверхность воды, где лево, где право. Потеря пространственной ориентации под водой была полной. Видимо, чисто автоматически я начал грести и вынырнул из этого ада уже за валами.
Женьки нигде не было. Байдарка шла в нескольких метрах сзади меня.
Ошалевший от кувырканий в шестиградусной воде, я всё-таки опять схватился за обвязку и только тут заметил, что струю по направлению ко мне пересекает страхующий экипаж. Они не успевали. Меня сносило быстрее, чем они шли.
Где Женька?
Странно, но первое что мне бросилось в глаза, была моя, обжатая манжетом гидрокостюма, багрового цвета от холода кисть и побелевшие кончики пальцев, намертво сжавшие петлю обвязки. Холода я не чувствовал, во-первых, благодаря чешскому "мокрому" гидрокостюму, во-вторых, из-за крайнего нервного "напряга".
Ситуация продолжала развиваться, как мне казалось, крайне медленно.
Я уходил вниз по течению, держась за обвязку на корме байдарки и в этом ничего хорошо не было, поскольку внизу в полукилометре меня ждал мост. Хороший такой, добротный, из бетона, с кучами веток и брёвен, застрявших на противопаводковых заграждениях опор.
Где Женька?
Спасатели уже вышли на одну линию со мной, в двадцати метрах выше по течению.
Они развернулись носом против течения и стали подбираться на дистанцию броска спасконца. Как водится, с первого раза конец двадцатипятиметровой верёвки с красным пенопластовым поплавком упал в воду в нескольких метрах в стороне от меня. Пока выбирали эту бесконечную верёвку, пока опять готовились бросать, я уходил вниз по течению. Во второй попытке поплавок плюхнулся на воду прямо передо мной.
Я схватил его свободной правой рукой и увидел, что поплавок без карабина. Я не смогу пристегнуться за обвязку моего спасжилета или за обвязку байдарки. Сколько готовились, сколько говорили и вот, на тебе!
Пришлось намотать спасконец на руку.
Ребята, увидев, что я держусь, пошли под углом против течения к берегу. Всё шло хорошо, пока не натянулся спасконец. Теперь вес перевёрнутой, наполовину залитой водой, байдарки передавался через меня и спасконец на байдарку спасателей. Они гребли как подорванные, но наша объединённая конструкция продолжала медленно уходить вниз по течению.
В создавшейся ситуации, у меня два выхода. Бросить спасконец или бросить байдарку. Я не решался сделать ни то, ни другое. А тем временем меня разрывало. Ребята гребли против течения, а мою байдарку тянуло вниз по тому же течению. "Маятника " не получалось.
Это уже потом, страхуя с катамарана и неоднократно вытаскивая из воды байдарки и людей, мы применяли этот приём, быстро уходя к берегу с пристёгнутыми к раме катамарана коротким спасконцом спасаемыми. Точка крепления оказывалась на берегу и силой течения ребят "маятником" прибивало к нему же.
Когда боль в кистях и груди стала невыносимой, чувство самосохранения взяло своё и моя рука выскользнула из петли обвязки. Теперь я схватился за спасконец обеими руками. Мои спасатели, мелькая вёслами, понеслись к берегу и уже через полминуты я коснулся ногами дна. А ещё через полминуты я уже стоял на берегу. Вернее, стоять я не мог. Опустился на прибрежную гальку и тяжело дыша, без мыслей, смотрел на реку, на слив, на скалы на противоположном берегу и на изредка мелькавшее в воде, днище байдарки, уходящей по течению к мосту.
Где Женька?
Ко мне подошли наши ребята и у меня не нашлось других слов, кроме как спросить о Женьке и о спасконце без карабина.
Оказывается, Женьку вытащили ещё раньше и не успевая смотать спасконец, подхватили первый попавшися, оказавшийся без карабина. Реагировать на это сил не было и я, хлюпая водой в кроссовках и оставляя за собой дорожку воды, стекающей с гидрокостюма, побрёл к группе наших, суетившихся у прибрежной террасы за галечным берегом.
Подойдя поближе, я заметил Женьку, сидящего на земле, под деревом. Вокруг него стояло несколько ребят. Женьку колотило крупной дрожью. Он ничего не мог сказать и не реагировал на требования снять мокрую одежду. Женька был в "непромокашке", без гидрокостюма.
Только после того, как в него влили сто грамм разбавленного спирта, стащили "непромокашку" вместе с мокрой одеждой и облачили в чей-то свитер и тёплые спортивные штаны, Женька начал говорить, но оказалось, что он ничего не помнит после входа в слив. Хорошо хоть так. Всё могло кончится намного хуже.
Меня немного отпустило и со всей трагичностью встал вопрос об ушедшей вниз по течению байдарке. С палаткой, спальником и вещами.
Здесь необходимо заметить, что на реке мы были не одни. Почти параллельно с нами шла ещё одна группа на катамаранах. Один из них погнался за моей байдаркой. Мне ничего другого не оставалось, как двинутся вдоль берега, в надежде, что всё кончилось и вскоре я наткнусь на берегу на катамаранщиков с моим спасённым плавсредством.
"Вскоре" оказалось протяжённостью более километра. Я уже прошёл мост и петлял по прибрежной тропинке, когда из-за очередного поворота показались четверо ребят с катамарана. В руках они несли что-то бесформенное и мокрое, напоминающее гигантский чехол от какого-то механизма. Сквозь зелёную оболочку с чёрными полосами обклейки из толстой губчатой резины торчали погнутые трубки стрингеров. По земле волочился чудом уцелевший "фартук" и выломанные из креплений фальшборта.
Увидев меня, ребята опустили "сокровище" на землю и вкратце рассказали, что произошло.
Догнать байдарку до моста не удалось. Столкнувшись с одним из валунов, она развернулась поперек течения и её вынесло прямо на опору. Ребята прошли в пролёт моста и, развернувшись, стали в "тени" опоры . Более ничего они сделать не могли. Чалиться к опоре моста со стороны течения может только самоубийца.
Прошло немного времени и байдарку, разломанную напором и потерявшую жёсткость конструкции, стащило с опоры и вынесло из-под моста. Её тут же зацепили с катамарана и поволокли к берегу.
Я подхватил байдарку за корму, и вдвоём с ещё одним катамаранщиком мы доволокли всё это до лагеря у порога.
В нашей группе жизнь шла своим чередом. Уже были расставлены палатки, разгорался костёрб вокруг которого были натыканы колья и развешены гидрокостюмы и одежда для просушки. Женьку уложили в одну из палаток, предварительно напичкав таблетками. От ужина он отказался. Переохлаждение и шок сделали своё дело.
Меня встретили с сочувствием, поблагодарили коллегу и помогли достать из обломков гидроупаковки с вещами.
Предварительный осмотр показал, что один из четырёх шпангоутов разломан на пять частей и восстановлению не подлежит, второй сломан в трёх местах и может быть отремонтирован, стрингера можно выровнять, пробитую оболочку зашить и заклеить.
Один из стрингеров пробил гидроупаковку с моими вещами в результате чего спальник пришлось выкручивать и развешивать на кольях возле костра. Вторая упаковка уцелела и у меня появилась возможность снять гидрокостюм и переодется в сухое и тёплое.
Наскоро проглотив ужин, мы с ребятами принялись восстанавливать судно. Заполнив трубки стрингеров крупным прибрежным песком, аккуратно ровняли их на деревянной разделочной доске. Один из искорёженных шпангоутов удалось поменять на запасной, второй сращивали при помощи алюминиевых трубок и заклёпок из ремнаборов. Разбитые замки меняли на винтовые соединения.
Уже в полной темноте, подсвечивая себе фонариками, собрали каркас. Выровняли, как могли. Невдалеке дожидалась своего часа зашитая и заклеенная оболочка. Окончательную сборку решили отложить на утро.
Наконец, я смог присесть у огня. Было достаточно поздно и большинство ребят уже ушло в палатки отдыхать. Я достал из гермоупаковки новую пачку сигарет, поскольку начатую, хранившуюся в одном из карманов спасжилета и превратившуюся в комок мокрой бумаги и табака, пришлось выбросить, прикурил от уголька и только тогда почувствовал, что всё позади.
Прожитый день казался бесконечным. Все события расплылись во времени и остались только кувыркание под водой, движение байдарки по спирали при перевороте, спокойный зловещий цвет воды у дна, ощущение удара по руке с веслом и внезапно увеличившиеся в размерах предметы при взгляде на них с уровня воды.
Но самым подавляющим было ощущение мощи воды, её безжалостной силы и злобы за то, что мы вторглись в её владения.
Подобное я испытаю в жизни ещё раз, когда катамаран наткнётся на двухметровый жёсткий вал и вода будет рвать стальные десятимиллимеровые гайки и гнуть пятисантиметровые титаномагниевые трубы каркаса. Видеть такое - страшно, ещё страшнее - вспоминать. Но это так... личное.
Мой спальник и не думал сохнуть и ребята дали мне запасной. Я добрался до палатки, пролез на своё место и, вытянувшись в спальнике, попробовал уснуть. Болела грудь, болела ушибленная кисть, ныли растянутые в связках плечи. Перед закрытыми глазами стояла скала, вал за сливом и я бесконечно плыл вниз по течению не в силах отпустить перевёрнутую байдарку. А мост приближался и уже можно было разглядеть груды всякого хлама на опорах. И казалось, это никогда не кончится...
Тогда я не понимал, что отделался очень легко. Осознание опасности пришло через несколько лет, после ряда трагедий. Почти в аналогичной ситуации, потеряв сознание от болевого шока при переломе ноги, зажатой между валунами, погиб Лёшка. Неизвестную мне девушку зажало в перевёрнутой байдарке у опоры моста в Верховине на виду у десятков людей. Вытащить её удалось только через полчаса... Оксану Деркач достали из завала только через три дня после переворота, когда спала вода и над поверхностью показался её спасжилет. Сук, толщиной в руку, вошёл между шеей и воротником спасжилета, не оставив ей никаких шансов выбраться.
На следующее утро я собрал байдарку и пошёл прощаться с Женькой. Женька сходил с маршрута и ехал болеть домой. Выглядел он неважно. Высокая температура, озноб, угнетённое настроение. Уже потом я узнаю, что он проваляется две недели с воспалением лёгких. И больше никогда не встречу его на маршрутах и соревнованиях. Что делать? У каждого свой предел.
Стартовав против течения, я вывел байдарку на струю, позволил ей развернуть судно и пошёл к мосту, предварительно выбрав для прохода второй пролёт от правого берега. Вчерашние переломы не прошли даром и байдарку из-за повреждений каркаса тянуло немного вправо. Для парирования этого эффекта, всё время проходилось подрабатывать правыми гребками.
Я шёл к мосту, к следующим препятствиям, испытаниям и приключениям. Ко всему тому, что приготовила мне река. Я шёл.
Через пять дней, вечером, завершив маршрут, мы сидели у костра, допивали с ребятами спирт из аптечки и я уже не вспоминал ни слив, ни переворот, ни последовавшие за ним спасработы. Всё это казалось далёким прошлым. Разговор шёл о предстоящих летних маршрутах, об особенностях путешествий в различных регионах громадной страны, о всяких мелочах и вдруг срывался на комментарии пройденного маршрута. В общем, как всегда среди своих, было шумно, немного бестолково и хорошо.
По разным причинам с маршрута сошло ещё четверо, в том числе и экипаж, наполовину разодравший оболочку своей байдарки о затопленный пень. Эдакая метровая "дура" лежала на дне, выставив против течения обрубки корней. Увидеть такое в хаосе бурунов было невозможно и внезапный удар в днище остановил байдарку. Тут же на неё навалилась струя и над водой раздался треск разрываемого прорезиненного лавсана. К счастью для ребят, до берега было близко, да и вода - по пояс.
Так что, мы сидим у костра впятером и каждый из нас вернётся домой не таким, в той или иной степени, каким он ушёл на маршрут. Потому что ничто не проходит бесследно и никуда не исчезает. Просто всё изменяется и мы в том числе.