Аннотация: чувства от прохождения на Таймене порога Шляпа - последнего порога на реке Тумча
"Шляпа"
А вот "Шляпу" я недооценил... Это чувство уносил, удаляясь от последнего порога. Так покидают битву проигравшим и невредимым - с пылом борьбы и терпким осадком, слитыми воедино. Но обо всем по порядку.
Вначале было утро. Где-то в глубине небо провернуло жалюзи, и лучи хлынули. Порог "Змейка" - длинный вестибюль перед "Шляпой" - озарился и затолкал в полотно света тележку шума. В Ирину и меня вошло доброе предчувствие. Оно не просто согрело, а легкой аркой встало над гремящей поблизости "Шляпой". Приближаясь к повороту, за которым бесилась старая и прекрасная ведьма, я понял, что крепко по ней соскучился.
- Ну вот, - сказал, улыбаясь до ушей, - мы пришли.
В прошлый раз, в руководство Сергея Цылина, подо мной был баллон катамарана, и порог казался легкомысленным и безобидным, как бабочка-капустница на морковном поле. Теперь он смахивал на комбайн с широким захватом.
- Задаст нам жару..., - я вытянул нос "Тайменя" на берег. В сине-молочной полимерной оболочке он был щегольски хорош. "Вот напущу на тебя "Шляпу", - шутливо пригрозил.
Мы вышли на теплый отполированный монолит. Глыбы по центру низко сидели в клещах двух потоков. Основной разгонялся по лотку, загибался в ротор и винтом врубался в серповидный монолит. Его изогнутая форма напоминала край шляпы. Другой поток рубил прямиком на выход. От гудящего крошева, кипевшего от берега к берегу, воздух искрился. Глядя в блеск фантасмагории, я ощутил все кокетство и норов "Шляпы".
Я шагнул на край монолита. Сотрясаясь скоростной массой, вода рушилась до дна и отбивалась в пену. "Вот, - подумал, - мгновенная метаморфоза, к которой невозможно привыкнуть".
- Пойдем главным путем,- сказал матросу, - правей островка из глыб.
Идти туда - значит, поджать в себе гайки до скрипа. Сердце приняло к сведению и продребезжало.
- Интересно, как выглядит "Шляпа" зимой? - ответила Ира, и я с легкой душой принял ее готовность к штурму.
В заливе за приземистым мысом стояли на приколе катера, ожидая пришествия групп, а значит, пассажиров. "Ну мы еще не пассажиры тихой воды, - подумал, - пока не умоет пена последнего порога", - и глянул испытующе на "Шляпу".
Мы вернулись к байдарке. Я проверил, все ли крепко привязано.
Хороший порог - подводная лодка. Издали был виден лишь верх берущих в тиски плит. Рельеф "Шляпы" скрывался ниже. Я подумал: невидное исступление воды будоражит еще сильней.
- Если готова, поехали.
"Таймень" вышел на малоподвижную середину. Голубовато-молочный нос замер и взял сверкающую "Шляпу" на прицел.
Мы поравнялись с выдававшейся от берега плитой. Она отсекла лишний трепет, и мы справно юркнули за нее. За длинным фасадом было затишно и впритык к театру действий. Вода из-под "Тайменя" ускорялась по лотку, становясь одновременно разбойником и шанцевым инструментом "Шляпы".
- Ого, - вытянул я шею.
Лопата течения мощно летела и заворачивалась в белоснежно-тугой капустный лист. Отсюда он выглядел куда выше: псина, взобравшаяся на будку. От широкого пробирающего рыка моя эйфория пошла на попятную:
- Ах, черт! - произнес растерянно, с растревоженной праздничной ноткой.
Две группы наблюдали с разных берегов. Питерцы смотрели с высокой скальной плиты. "Переживают, - передалось напряжение, - и поругивают нас за то, что идем без фартука". От их озабоченности мне стало вольней и спокойней. Я вдохнул больше воздуха и еще раз удивился, как незаметно и просто мы роднимся на реке.
Среди минчан в старом спасжилете с моего плеча выделялся студент-новичок Андрей. "Оля, подержите мое весло", - говаривал он поначалу, садясь в байдарку. И теперь, под занавес, я сознавал, что так и не успел заложить в него все нужные основы. "Слишком коротко раскинулось над головой наше быстролетное время, - подумал, - и "Шляпа" - его последний царственный столп".
Второй раз за утро задался вопросом: "Когда же промчалась середина похода, в которой внешний мир с ликом заезженного мученика был счастливо отринут и забыт? Может быть, это было, когда мы спускали байдарки с водопада "Маманя"?
Размышление оборвалось, и те же яркие лучи торчали из порога, как копья непременных событий. Ротор вращался в семи метрах от носа. "Где же его проткнуть?".
"Пора! - заторопился я, - ничего путного за плитой, куда так радостно зарулили, не придумаешь". Мне не пришло в голову выскочить назад и начать порог сначала. Истина приходит много позже. Я посмотрел на глыбы в центре: "Будем туда прорываться".
- Смещаемся на отрицаловке, - буркнул матросу, не выдавая всех чувств. Мгновения вспорхнули с кормы. Она выдвинулась на рубеж улова и замерла. Я держал корму наготове и ждал ту подмывающую волну, на которой все ложится под руку, в толк.
- Давай-давай!.. - выдохнул окончательно. "Таймень" выскочил на "лопату", как заяц из-под куста в зубы серому. Холодок пробил сердце. Высоковольтный поток хлынул, пережигая сомнение.
Мы держали роскошный ротор на расстоянии, как холоп не желает подойти к барину. Киль резал "лопату" наискосок. В глыбах дна я увидел овальный прогиб. Корма острым бруском скользнула над ним, уходя дальше влево. "Что-то мы все-таки можем!".
Необъяснимые вещи случаются по своей природе внезапно. Нельзя понять, отчего и почему, только кажется: время пробежало часть пути без тебя, переворачивая знакомые обстоятельства, как бульдозер - табуретки. Должно быть, кирпичики пространства некстати переложилась в тот миг, расширяя место для раздобревшей вечности. Эта сложная пертурбация вылилась в простое: "Лопата" увеличила наклон, и в игру вступила сила покосившихся координат. Я перестал узнавать "Шляпу", будто был вброшен в порог с катапульты. Бисер траектории, секунды назад выстраданной мозгом, разлетелся к чертям. Косматое чувство овладело мной. Ира отгребалась с упорством. "Таймень" впился зубами в мертвую точку, подержался и ухнул по "лопате" вниз. Ротор кинул кривое приветное: ГА-А-А. Чувство хозяина положения дало из меня деру. Расширенными восторженными глазами я уставился в ревущий адский барабан.
- Вперед, вперед! - громко крикнула каякер N. из Питера.
Нос врезался в основание ротора. Следом въехала Ирина. Борт мелко задрожал. Маховик изрыгнул байдарку на гребень и шпокнул в бок днища, как делает резаный удар нога футболиста.
Мы перевернулись легко, в один миг. Так пуля не успевает разглядеть свою мишень. Я хлебнул пены, поперхнулся и почувствовал силу обхватившего спрута. Сбитень струй провальцевал с ног до головы и бросил к стене. Я впился глазами в ноздреватую близость. Я не предполагал, что рассмотрю ее лучше, чем ногти на своих пальцах.
Спрут передал байдарку в агрессивную трансмиссию. Она потянула плавсредство и две головы в центр поворота. "Так нам и надо, - подумал я, шало проносясь вдоль низкой рубленой стены, - поделом соваться гружеными, да еще и без фартука".
Водные заструги подвывали сбоку. Я поджал ноги. "Хоть бы не чиркнуло бортом о скалу", - прикусил губу, глядя в мелькавшую полировку ноздристой стены.
С берега взвился спасконец и не долетел два метра. "Таймень" вынесло на изгиб в 180 градусов. Здесь вода кружилась, набирая заряд скорости в новом направлении. Ира с двумя веслами - моим и своим - держалась за нос. Я ругнул себя, одобрил матроса и что есть силы двинул в корму. Байдарка направилась в тиховодье. Меня откинуло на ход струи, и я продолжил самосплав во вторую ступень "Шляпы".
- Да-а-а..., -скосил глаз в сторону обливника, на который несло, - как же несподручно - рассекать болотниками глубину!
Сапоги свели на нет попытку уйти со струи, и я временно притих. Обливник оказался подо мной. Я проехался, хватаясь за скользкий край. Сапоги не дали задержаться, и за камнем обнаружилась глубина. Болотники приняли вертикальное положение оловянного солдатика. Дно не прощупывалось.
- Утопят!!! - рванулся.
Пена перестраивалась в фигуры и ходила по кругу. Я закинул колено на плиту-островок, рывком взлез и, наконец, отдышался. Отогнул полное голенище. Вода освободилась. Ручьи хлынули к пенному "верблюду", что касался плиты.
Я обернулся к сияющей "Шляпе". Она шутя бесновалась и блистала божественным кроем, как величаво каждое явление, не замечающее людского усердия.
Ира выбралась на берег полсотню метров выше. Я перевел взгляд на маховик прокрутившего нас порога и снова подумал: "Шляпа" - последний царственный столп".