Начало маршрута: станцияКабожа, ветка Сонково - Санкт-Петербург, 20 июня 2002 года
Конец маршрута: городУстюжна Вологодской области, ст. Сандово, 3 июля 2002 года
На воде:около 130 километров (25 ходовых часов)
Техника: две байдарки "Таймень-2"
Немного истории
Река Кобожа является для меня исторической во многих отношениях. Полторы-две эпохи назад мы плавали по этой милой реке с моими давними друзьями, Люсей и Леней Шендеровыми, бывалыми байдарочниками, которые взяли в тот поход своего сына Сережу, застенчивого тринадцатилетнего подростка. Со мной в лодке был мой сын Ярослав, Сева, уже студент первого курса ленинградского кораблестроительного института, но еще совсем балбес, увлекающийся нашим уже начавшим вырождаться роком и гордящийся своими волосами спадающими ниже плеч, правда, на лбу аккуратно подобранными особой ленточкой - хайратником. С Севой плыла его одноклассница Света, которая потом станет его женой, будет воспитывать толстого кота Толстого и нарожает нам очаровательную внучку Сонюшку, Сонгюль - прекрасный цветок осени.
Мы плыли тогда по Кобоже две недели, топили походную баньку, собирали грибы, мокли под проливными дождями, греясь чистым спиртом "Royal", который уже можно было купить у еще диковинных тогда кооператоров, и совсем не думали об эпохах. Двадцатого августа мы приплыли в Устюжну и только к середине дня как-то случайно узнали, что в Москве путч, Горбачев убит, на улицах танки. На станции в Пестово, откуда мы уезжали в Москву, никто тоже ничего не знал. Тревога висела в воздухе. Слухи рождались из неудачно сформулированных фраз, раздувались до невероятных размеров и громко лопались, натолкнувшись на острие сообщений Би-Би-Си и Голоса Америки. Сами эти сообщения порождали новые, еще более чудовищные слухи. Гражданская война казалась неминуемой, но пока еще далекой и не страшной. Простой народ откровенно и однозначно поддерживал ГКЧП и ненавидел Горбачева. Те, кому уже было что терять, помалкивали и потихоньку смирялись с потерей добытого, возвращаясь к своему еще не забытому и такому привычному облику партийных и комсомольских активистов, целиком и полностью одобрявших все, что спускали сверху, не забывая при этом о своем кармане. Интеллигенты дрожали, проклиная в душе себя и свою недавнюю несдержанность в речах; большинство из них было уже готово немедленно бежать с повинной в НКВД, то есть, в ГКЧП.
Москва встретила нас нищетой и убогостью Савеловского вокзала с его наперсточниками, уже разрешенными шашлыками и примитивной торговлей с рук. Ни танков, ни крови не было заметно. Метро работало, как обычно. Среди пассажиров изредка попадались усталые юноши и девушки с российскими флагами, едущие, скорее всего, от Белого Дома. Бросив дома байдарки и рюкзаки, мы с Севой тоже устремились на защиту Белого Дома. Вернее, устремился юный и порывистый Сева, а я не мог бросить его одного.
Потом Сева с отличием закончил Кораблестроительный институт, переименованный позже во что-то вроде Морского университета; уверенно распределился в Центральное конструкторское бюро Морской техники "Рубин", руководимое гениальным Игорем Дмитриевичем Спасским, и уже стал там начальником чего-то. Мой друг Леня Шендеров стал большим человеком в бывшей империалистической фирме, зарабатывает хорошие деньги и не вылезает из командировок, в перерыве между которыми возит свою жену Людмилу по Швейцариям, Голландиям и Таиландам, тоскуя при этом по той же Кобоже и верховьям великой сибирской реки Лены. Застенчивый Сережа закончил университет в США, получил высокую должность в транснациональном гиганте и стал таким же недоступным для простых трудящихся, каким раньше был для них секретарь ЦК или член Политбюро.
А великая русская река Кобожа так и осталась великой рекой Кобожей и продолжала струиться вдоль прежних берегов, неся в конечном итоге свои воды в частично чуждое нам теперь Каспийское море.
Немного географии
Река Кобожа начинается на востоке Валдайской возвышенности в Новгородской области, километрах в шестидесяти восточнее Боровичей, и течет из озера Великое почти строго на север. Километров через тридцать Кобожа пересекает железную дорогу Сонково-Петербург, идет дальше на север, пересекает ответвление той же дороги, идущее на Чагоду и далее выходящее на дорогу Петербург-Вологда. Здесь, за пару километров до села Горны, река в первый раз поворачивает на восток, однако, через несколько километров, уже в Вологодской области, ее опять уводит на север. После деревни Приворот река меняет северное направление на северо-восточное, затем, после пересечения с автодорогой А-114, идущей на Тихвин и Череповец, на юго-восточное и впадает в другую великую русскую реку Мологу километрах в двенадцати выше стоящего на Мологе старинного города Устюжна.
Вся длина Кобожи 165 километров. Она вытекает из озера Великого, имеющего отметку 160 метров над уровнем моря и впадает в Мологу там, где высота уреза воды над уровнем моря равна примерно 105 метрам - довольно приличное падение для небольшой равниной реки. В бассейне Кобожи, и вообще в этом районе от Ладоги до Белого озера, жили вепсы, легендарный народ весь, давший жизнь великому русскому подвижнику и святому Александру Свирскому, второму человеку в истории (после библейского Авраама) видевшему своими глазами всевышнего Бога в виде Троицы. Нетленные мощи Александра Свирского, вроде бы навсегда уничтоженные большевиками, но затем в девяностых годах ХХ века заново открытые стараниями молодого и очень способного игумена Лукиана (Куценко), хранятся в Свято-Троицком Александра Свирского монастыре в селе Свирское недалеко от Лодейного Поля Ленинградской области. Чудесные места! Посетите - не пожалеете! По-вепски Кобожа означает "пенистая река" - после каждого каменистого переката, а их на реке десятка два-два с половиной, долго еще по воде плывут белые, медленно вращающиеся пятна пены.
Не могу объяснить почему, но на тех же самых картах, где река названа Кобожа, через -о-, Кобожа, села называются через -а-: Кабожа. Парадокс! Всего я насчитал три селения с этим названием. Первая Кабожа находится на берегах озера Великое, на узком - в километр - перешейке, отделяющем Великое от другого озера, Сухого. В двух километрах к северу от этой Кабожи находится исток реки Кобожа. Вторая Кабожа, самая большая из трех, это станция на дороге Сонково-Петербург, отсюда очень удобно начинать байдарочный маршрут: река находится в километре к северу от станции. И наконец, третья Кабожа - небольшая деревенька, расположенная у моста через Кобожу дороги А-114. Именно отсюда река меняет северо-восточное направление течения на юго-восточное.
Из крупных притоков нужно отметить две реки под названием Белая и одну под названием Черная. Самая крупная из них в межень не больше полутора метров шириной. Еще один приток, речка Левочка, приходит справа сразу же после станции Кабожа. Левочка вытекает из озера Старское километрах в десяти к югу от станции. Более длинный Веуч, как и Палкинская канава, являются частью системы осушения гигантского болота Дедово Поле, в западной части которого находятся промышленные разработки торфа. Впадение в Кобожу Веуча, а особенно Палкинской канавы, очень заметно по мутной воде, которая долго еще не смешивается с чистыми водами Кобожи. Остальные притоки с воды трудно заметить: их устья или заросли осокой, сусаком, рдестом и другой водной растительностью, или неотличимы от многочисленных здесь заводей и стариц из-за практического отсутствия в них течения в это время года.
Еще на Кобоже встретятся четыре или пять плотин давно разрушенных местных ГЭС, когда-то дававших окрестным деревням независимость от Чубайса, но с построением энергетических гигантов утративших свое значение. Одна из плотин непроходима и требует обноса, остальные вполне проходимы после внимательного осмотра.
Вода в реке на всем ее протяжении исключительно чистая и прозрачная с немного красноватым оттенком. Поражало изобилие белой лилии - в таком количестве мы ее не видели ни на одной реке, а она растет только в чистой воде.
Кобожа - рай для бобров. Судя по встречающимся повсеместно следам трудовой активности, здесь живут десятки, если не сотни их семей. Очень много уток. Из речных встречается кряква, свиязь и чирок, из нырковых хохлатая чернеть и, возможно, гоголь. Все утки были с утятами, в выводках насчитывалось от трех до десяти утят, которые прекрасно плавали и ныряли, но летать еще не могли. Цапель в этот раз было мало. Зато уже на Мологе, прямо за Устюжной, мы встретили постоянно обитающую там а августе-сентябре стаю журавлей - 87 штук! Журавли перед отлетом собираются в стаи, чтобы учить молодежь, тренироваться и набирать силы перед отлетом. Я встречал такие стаи в сотни особей.
По Кобоже и раньше-то плавало не так много байдарочников, а сейчас их там нет вообще: когда-то освоенные и обжитые стоянки заросли и стали незаметными с берега. Мы не смогли найти ни одной своей стоянки 1991 года. Даже сауна, встроенное в берег почти капитальное здание, куда-то исчезла. Берега реки, в основном, высокие и с воды очень трудно определить их пригодность к организации стоянок. В любом случае, если пойдете по Кобоже, пройдите первую половину побыстрее: самые красивые леса, в том числе боры-беломошники, начнутся после деревни Кабожа. Особенно хороша Кобожа на последних 15-20 километрах перед впадением в Мологу. Ее левый берег здесь изумительно красив, выходит в чистые сосновые леса и относительно мало посещаем. Именно здесь кем-то поддерживается роскошно оборудованная стоянка со столом и навесом - единственная на всей реке, если не считать наших стоянок, на которых мы старались оставить то стол, то почти заново сделанный навес.
В магазинах на станции Кобожа можно купить почти все, что нужно в походе. Не рассчитывайте на магазины по пути - даже в Горнах магазин работает лишь два дня в неделю. Можно надеяться только на Избоищи, ну еще Софронцево, но Софронцево это уже конец пути, всего два часа от Устюжны. Ни ягод, ни грибов в это время года (двдацатые числа июня) на Кобоже не было. Ходить надо с середины июля до начала сентября. Правда, нас и в июне-то заливали дожди, а с середины августа в этих краях они еще и холодные. Но прелесть природы, ее естественность и нетронутость все равно оставят в вашей душе незабываемый след, а про дожди вы забудете, как только вернетесь домой.
Немного о природе
Район Кобожи находится на Молого-Шекснинской низине, имеет одноообразный плоский рельеф и относится к категории полесий. Почвы района в основном песчаные, а также дерново-подзолистые. Значительную площадь занимают болота, некоторые из них имеют вполне устрашающие названия: Великий Мох, Большое болото, Куликово поле; есть даже болото Океан. А еще здесь есть болото Дедово Поле, болото Стрельская Гладь, Углишное, бездонное Косинское болото - настоящие моря площадью в сотни квадратных километров каждое. Глубина большинства из них свыше двух метров, то есть, любой, самый высокий человек уйдет в них, как говорится, "с ручками". Заблудился - пропал: в любом направлении десятки километров топей и зыбей. Зато запасы клюквы неисчерпаемы. Встречается морошка и даже экзотическая княженика, Mesimarya по-фински, из которой финны делают превосходный ликер, уступающий, пожалуй, только Амаретто ди Саронно.
А всего 550 миллионов лет назад здесь плескалось море, обширное и глубоководное, оставившее доныне отложения толщиной от 30 до 250 метров. Потом кристаллический фундамент стал подниматься, море отступило, однако через несколько десятков миллионов лет опять пришло, и опять с севера, от Тиманского кряжа, и теперь надолго: почти на 200 миллионов лет. Мы сами видели на одной из наших стоянок забытые кем-то окаменелости - я впервые в жизни трогал камень, в котором явно были видны отпечатки раковин моллюсков и какой-то другой морской живности. Фораминиферы или брахиоподы, наверное.
Потом, два миллиона лет назад, со стороны Скандинавии пришел ледник. Он то надвигался, то отступал, то наступал вновь, пока где-то 15 тысяч лет назад не отступил насовсем. Началась новая жизнь. Тот рельеф, который мы сейчас встречаем, сформирован как раз поздним этапом Валдайского оледенения. Наше полесье моложе украинского, Припятского, поэтому поймы рек здесь не такие широкие и весение разливы не такие впечатляющие. Впрочем, болота по весне все равно залиты водой.
Кстати, о болотах. Они образовались здесь, в основном, из тех озер, которые в изобилии появились после таяния ледников, поэтому господствуют болота верхового типа с выпуклой центральной частью. Болота бывают грядово-мочажинные, когда длинные грядки торфа перемежаются мочажинами, заросшими пушицей и мхом, а также грядково-озерковыми с прогалами чистой воды между грядами. Торф накапливается медленно - за тысячу лет нарастает слой торфа всего в один метр. В центре верховых болот накопление идет быстрее, поэтому-то они и выпуклы в центре. Один метр за тысячу лет - это немного, всего один миллиметр в год. А посчитайте-ка на миллион лет! Низинные болота образуются заболачиванием почв по берегам рек или в местах выхода родников, не имеющих стока. Плавни - это тоже низинные болота, только очень протяженные. Торф верховых болот имеет низкую степень разложения органических веществ и низкую зольность. В низинных болотах, наоборот, степень разложения высокая и зольность торфа тоже. Чаще всего низинные болота не грядковые, а кочковатые; они зарастают ивняком, ольхой, березой и другими лиственными породами, впрочем, всегда чахлыми.
Немного краеведения
Район реки Кобожа неплохо исследован археологами. Раскопки здесь начались еще в 1874 году, когда финский ученый Европеус (!) искал здесь фино-угорские поселения, а нашел древнерусские курганы Х-ХI вв. Здесь же были найдены серебряные арабские дирхемы и западноевропейские денарии, отчеканенные в 984-985 и 988-1002 гг. Теперь они хранятся в Хельсинки в Национальном музее - помните это здание в стиле неоромантизма рядом с Парламентом и напротив дворца "Финляндия"? Так вот, это там. Жаль, что я не знал этого раньше! Но какая связь времен и мест, какие трюки судьбы! Ими переполнена моя жизнь: всего две недели назад в Крыпецком монастыре я узнал, что его основатель, святой Савва Крыпецкий, пришел из Сербии, откуда недавно вернулся и я. А в Псково-Печерской лавре вообще почти в центре композиции находится изображение Белого Ангела - сюжет, имеющий особый смысл для православного Косово и глубоко там чтимый.
Угро-финские поселения на Кобоже были все-таки открыты, но уже в наше время, причем, многие из них совсем недавно, пять-десять лет назад, то есть, уже после нашего первого похода по Кобоже. Эти поселения датируются с I-го тысячелетия до нашей эры по V-VI вв. нашей эры. Значительная часть их концентрируется в устье первой реки Белой, которая впадает в Кобожу справа в районе между Горнами и Избоищами, там, где река делает поворот с восточного направления на северное. Здесь найдены железные наконечники стрел и копий, боевые топоры, остатки упряжи, инструменты, ножи, бронзовые подвески, пряжки, застежки, булавки и даже позолоченные стеклянные бусы, изготовленные аж в Египте. Не в Хургаду ли ездили древние финны отдыхать от праведных трудов по добыванию медведей и выделке собольего меха?
Люди жили здесь и раньше. Некоторые раскопки, произведенные на Кобоже, открывают стоянки каменного века, относящиеся к эпохе мезолита, к VIII-V тысячелетиям до н.э., когда только что отступил последний ледник, и впервые климатические и другие условия стали пригодными для существования человека. Представляете, какой тогда был рельеф и какая флора и фауна! Десять тысяч лет назад! За семь тысяч лет до Царя Давида и его первого храма! За восемь тысяч лет до Иисуса Христа! Даже фараонов тогда еще не было. А люди на Кобоже уже жили! Хорошие, наверное, люди - честные, открытые, смелые. Не в пример нам, нынешним. Другие тогда вряд ли выживали: хитрость и лицемерие нужны, чтобы выжить в дебрях учреждений, в дебрях природы нужны знания и отвага. И неутомимость, выносливость, превосходящая выносливость лосей и медведей. И неприхотливость. И самоотверженность. Интересно, а доброта и нежность были? Наверное, были. Есть же они у тех же волков и медведей - хотя бы по отношению к своим детенышам, почему бы, им не быть у людей. Ведь чисто физически за эти десять тысяч лет люди мало изменились, ну, видеть стали хуже, особенно с появлением телевидения и компьютеров, ходить разучились, - а так все остальное то же самое, только слабее.
Район Кобожи всегда относился к владениям Новгорода и входил в состав ее Бежецкой пятины, которая делилась на Бежецкий верх, Бежецкую сотню и Помостье - район очень байдарочной реки Мста, от финского Mustajoki, то есть, Черная река. Хотя Кобожа всегда текла в противоположную от Мсты сторону (Мста течет на северо-запад и впадает в озеро Ильмень), она относилась именно к Помостью. Татаро-монголы сюда не дошли, несмотря на то, что они были значительно севернее и дальше этих мест, хотя бы в том же Великом Устюге. Значительную информацию о Помостье можно почерпнуть в книге Константина Алексеевича Неволина "О пятинах и погостах новгородских в XVI веке с приложением карты", вышедшей в 1853 году в VIII томе Записок Императорского Русского Географического общества.
Новгородские пятины делились на погосты, административно-территориальные единицы, по которым производился подсчет населения и податного имущества. В погостах же чаще всего располагались и церковные храмы, превращая их еще и в центры духовной жизни. В районе Кобожи находились Избоищенский Воскресенский, Мегринский Ильинский и Покровско-Никольский Черенский погосты. Село Избоищи и сейчас стоит прямо на Кобоже, село Черенское на дороге А-114 километрах в четырех от реки в ее среднем течении, а Мегрино к северу от Черенского километрах в двадцати, но уже не на Кобоже, а на другой здешней прелестной реке, Чагодоще. Известен еще и Смердомльский Богородицкий погост, самый древний, но он находится несколько в стороне, на реке Чагоде километрах в восьми выше впадения в нее реки Лидь. Река Чагодоща - это продолжение реки Чагода после впадения еще одной хорошей реки - Песь. Здесь сейчас большой лесной поселок и станция Чагода. За этим поселком река уже называется Чагодоща.
Избоищи упомянуты в новгородской берестяной грамоте No. 307, относимой к 1422-1446 гг.: "Осподину Ондреяну Михайловицю... чолом бею хрестьяне Избоищане...". Название "Избоищи" наша топонимика связывает не с избиванием на этом месте какого-то лютого врага, что было бы вполне понятным, а с местонахождением еще более древнего, но затем заброшенного поселения, состоявшего из одной избы и впоследствии возобновленного. По этому же шаблону образованы, оказывается, слова "селище" и "городище", поскольку формант "-ище" (во множественном числе "-ищи") указывает на вторичность освоения этого места под жилье. Интересно, что было раньше на том месте, где сейчас расположены подмосковные Мытищи?
Место, где находится село Мегрино, было обжито с III-го тысячелетия до нашей эры. С VIII-IX века нашей эры здесь, в краю и сейчас-то достаточно таежном, уже располагались древние пахотные земли. Название Мегрино производят от слова "мыгра", то есть, возвышенность или деревня возле горы.
Первая фиксация названия Черенского погоста относится к берестяным грамотам 157 и 311, в которых упоминаются крестьяне "черецшане" и "череншани". Упоминается он также в писцовой книге Бежецкой пятины под 1582 годом: "Погост Покровской и Николской в Черенску. На погосте церковь Покров Святой Богородицы древяна клетцки. А в церкви образы и свечи и книги и ризы и все церковное строенье приходное. Да в Черенску ж церковь Никола Чюдотворець древяна клетцки...". Ни одна из упомянутых деревянных церквей не дожила до наших дней. Выстроенные позже на их месте величественные каменные храмы были безжалостно разрушены уже при историческом материализме, часто под надуманным предлогом, а то и вовсе без предлога: религия, как известно, опиум для народа.
Единственным значительным монастырем в нашем регионе (если не считать Моденского Николаевского монастыря, расположенного на Мологе ниже Устюжны), была Синеозерская Троицкая пустынь. Ее основал в 1600 году святой Преподобный мученик Ефросин, уроженец Карелии, выбравший глухое и по нынешним меркам место на озере Синицком, затерявшемся в непролазных болотах километрах в двадцати северо-востоку от Черенского. Ефросин принял мученическую смерть в 1612 году от поляков, покусившихся на скромное имущество монастыря. Хотя откуда взялись тогда поляки в этой глуши? Да еще в 1612 году! Скорее всего, всех, кто в Смутное время зарабатывал себе на жизнь разбоем, позднее причислили к полякам из чувства ложного патриотизма. Ну как же, народ-богоносец и вдруг свои же церкви грабит! Так и нынешних олигархов когда-нибудь зачислят в поляки или в чеченцы, не говоря уж о представителях другого богоизбранного народа! Но дело не в этом. Дело в том, что Синеозерская (или Синозерская, так правильней: озеро-то не Синее, а Синицкое) пустынь была упразднена еще при царе-батюшке за нерентабельностью. Но ее роскошный комплекс деревянных церквей XVII века сохранился. Вернее сохранялся, пока в 1960 году не сгорела Троице-Благовещенская церковь и колокольня с колоколами, являвшимися вкладом самого царя Алексея Михайловича. Иоанно-Богословская церковь сгорела гораздо раньше, еще в 1944 году, когда вообще не до церквей было. Часть чудом сохранившейся церковной утвари из Синозерской пустыни находится теперь в музеях Устюжны и Череповца.
Идея похода
По всем меркам плыть на байдарке по любой реке в июне - нонсенс. Можно плыть в апреле-мае по полной воде, когда только что стаял снег и возбуждает даже сам вид талой земли, не говоря уж о ее запахе, таком крепком и волнующем после мертвого безмолвия зимы; когда самые незаметные речушки превращаются на время в восхитительные байдарочные реки высоких категорий сложности. Все ново - земля, пухочки распустившихся верб, блеяние бекасов, которые сошли с ума от любви и безуспешно пытаются упасть с небес и разбиться, но подхватываемые тугим воздухом, опять отправляются назад в небеса, бросая вниз только звук своих трепещущих перьев. Апрель и май - время байдарочных походов для несчастных влюбленных, неверных мужей и неверных жен, уставших за зиму маяться в поисках случайных пристанищ у друзей и вдруг получивших возможность пожить вместе, пусть в палатке, пусть на ледяной еще земле - но вместе и наедине! Наедине с природой, в которой всё или уже занимается любовью, или рвется туда, где эта любовь неизбежна.
Можно плыть в июле-августе, когда обнажаются песчаные пляжи, а нормальные люди уходят в отпуск; когда прибрежные леса полны земляники, черники, голубики, морошки, брусники и каменки, а черные, блестящие, налитые сладостью и витаминами ягоды смородины свешиваются с берегов прямо в байдарку; когда собираются только боровики, ну, может, еще подосиновики, челыши, а остальные грибы с презрением отвергаются; когда росные восходы солнца так хороши, что пропустить их просто грешно, а сон в палатке так крепок и здоров; когда зверобой и душица, калган и кипрей заменяют и черный чай, и кофе, обеспечивая тем самым не только накопление иммунитета, но и экономию средств.
Можно плыть в сентябре, когда схлынут отпускники, когда леса и реки, опустев, становятся чуть грустными и задумчивыми, а по утрам пауки-тенетники накрывают своими тончайшими сетями огромные прибрежные пространства; когда роса выявляет своим бисером серебряные нити этих сетей, вспыхивая редкими бриллиантами в лучах поздних восходов еще ласкового солнца. Воздух становится прозрачным, запахи крепкими и здоровыми, а настроение философским и тоже грустным. Скоро зима, и эта последняя встреча с природой, чем-то сродни последней любви, ощущение которой так остро независимо от возраста и семейного положения.
Можно плыть в любое время - но не в июне. В июне река полностью во власти комаров и ненавистного гнуса, леса пусты - ни ягод, ни грибов. Птицы заняты с утра до вечера семейными делами, выкармливая только что появившееся потомство - плод недавней любви. В июне нормальные люди на байдарках по рекам не плавают.
Нас трудно отнести к нормальным людям, вот и поплыли мы, ненормальные, в июне. Да и другого выбора у нас просто не было. Сева участвовал в операции по подъему "Курска", провел несколько месяцев на военно-морской базе за Полярным кругом в Росляково, куда в плавающий док поместили поднятую подлодку, и где в присутствии следователей генпрокуратуры и высоких флотских чинов шел тщательный разбор каждого отсека: демонтаж остатков оборудования, спрессованных чудовищной силой взрыва, поиск осколков взорвавшихся торпед, поиск и извлечение из-под завалов тел моряков, погибших полтора года назад, в августе 2000 года. Первая возможность уйти в отпуск у него появилась только после завершения следствия и оформления его материалов. Не использовать эту возможность было бы поступком опрометчивым: жизнь полна неожиданностей, особенно у тех, кто обеспечивает функционирование нынешнего атомного подводного флота и строит флот будущий.
Другого выбора у нас просто не было - две недели, начиная с двадцатого июня. Выбор был в другом: где, в какой части все еще необъятной России выбрать маршрут, и как туда доехать.
Вопрос: где плыть? - не так прост, как может показаться сначала. Плыть можно было в Карелии. Есть прекрасный маршрут по рекам Чирка и Кемь - длинный, порожистый, безлюдный. Опасный, если идти вдвоем. Да и снаряжение нужно дозакупать: шлемы, спасжилеты, всякие там гермы для укладки вещей. В этой реке вероятность перевернуться, "кильнуться", как говорят байдарочники, достаточно реальная, да и "Таймень" для нее не самое лучшее транспортное средство: хорошо бы иметь что-нибудь каркасно-надувное. Маршрут был отвергнут с самого начала и оставлен на потом, на нормальный конец июля-август в хорошей компании, хотя бы из трех-четырех лодок.
В конце-концов выбор был сделан: Кобожа. Главным критерием стало удобство подъезда - река находится почти ровно посередине между Питером и Москвой (правда, ближе к Питеру), на ней есть станция Кабожа, а значит, ходят поезда. Все, решено - плывем по Кобоже.
Когда решение было уже принято, оказалось, что поезда до станции Кабожа ходят только из Питера, вернее, не поезда, а один-единственный поезд No.609д Санкт-Петербург - Сонково, который прибывает в Кабожу в 15-01. Из Москвы прямые поезда до Кабожи не ходят. Надо ехать до того же Сонково и там пересаживаться на поезд 610д Сонково-Санкт-Петербург, что не очень удобно, особенно на обратном пути. Остановились на том, что Сева поедет из Питера на поезде, а я поеду на машине, оставлю у кого-нибудь в Кабоже вещи и байдарку, уеду в Устюжну, оставлю там где-нибудь машину, вернусь в Кабожу, встречу Севу и мы поплывем до Устюжны. Потом я отвезу его в Пестово и посажу на тот же поезд 610д, который уходит из Пестово в 12 часов 11 минут, то есть, в полдень, что очень удобно.
Сборы
"Все воскресенье прошло в хлопотах: укладывали рюкзаки, ремонтировали палатку и байдарку, заготавливали продукты. Удивительное это состояние - как чистка ружья и набивка патронов перед охотой. Слегка дрожат руки и расширяются ноздри от волнения перед таким значительным событием - встречей с Природой". Так писал я в 1991 году в пока еще не изданном дневнике байдарочного похода по Кобоже - тогда это был наш пятый байдарочный поход, и толк в приготовлениях мы уже знали.
Сейчас готовиться к походам стало легче. Во-первых, не надо запасать с зимы основной походный продукт питания - тушенку, а также всякие деликатесы вроде сгущенки, кетчупа в мягкой упаковке с краником, не считая разных там супов и их ингредиентов. Все это раньше набо было добывать, используя связи, то есть, унижаясь и комбинируя. Во-вторых, сама раскладка, то есть, сколько и каких продуктов надо взять на одного человека, публикуется на том же сайте у Максима Мошкова. (Не забудьте только умножить цифры любых публикуемых раскладок по крайней мере на два, а то на два с половиной. Я подозреваю, что происхождение всех этих раскладок можно проследить до их оригинала - норм довольствия военнопленных и интернированных (смотрите, например, Постановления Совнаркома СССР No. 1782-79сс от 30 июня 1941 года и No. 4735сс от 6 августа 1941 года). Для ориентировки - наде не менее килограмма продуктов на человека в день, включая одну банку тушенки на человека, то есть, десять человек на десять дней должны везти с собой не менее ста килограммов продуктов, в том числе, сто банок тушенки. Это суровая реальность. Что-то можно покупать по дороге - но это отдельная песня). В-третьих, я однажды взял и составил перечень всего, что нужно брать с собой в походы, так что теперь только сверяю с перечнем. Он, кстати, опубликован в моей "Ладоге".
А вы знаете, какой продукт самый главный для варки супа? Я вам скажу - их несколько. Это обычный суп из пакетика (желательно иметь супы разных наименований), затем рыбные консервы, лучше всего легендарная "Килька в томатном соусе", плюс бульонные кубики, немного манки, картошка, лук и вермишель. Все это варится в большом котелке с обязательным учетом времени варки каждого супа, указанного на соответствующей маркировке) и потом съедается голодной оравой с огромным количеством хлеба, что позволяет экономить дефицитную тушенку. Манка придает супу дополнительную питательность, "нажористость", как говорят байдарочники. Лук лучше предварительно обжарить.
А еще в поход берется блинная мука и сухое молоко - не тратить же на приготовление оладий священную сгущенку! Оладьи относятся к деликатесам и подаются во второй половине похода, когда народ уже почти озверел от грубой пищи. Однако, главный деликатес похода - это плодово-ягодный кисель. Сейчас концентрат киселя очень легко купить в любом ларьке, в любом уважающем себя магазине - но не тот кисель пошел, не тот! Вместо натуральных ягод какая-то вязкая синтетика, химия, одним словом. Раньше кисель был натуральным и был незаменим в дожди, когда голодный и промокший народ сидел по палаткам и тихо скулил. Был он незаменим и в долгие, ясные и холодные вечера, когда размер звезд и их количество растет на глазах, а сами звезды приближаются к земле, приближаются к реке, отражаются в черном зеркале притихшей воды, и вы повисаете в межзвездном пространстве с кружкой горячего, ароматного, нежного и сытного киселя в руке.
Спиртное в поход мы не берем принципиально. Исключение делается для чистого спирта, который нужен в особых случаях чисто в медицинских целях: мы его пьем неразведенным, когда надо быстро и капитально согреться. В этот раз он был забыт дома полностью и навсегда.
Когда заготовлены продукты и расфасованы по-походному, то есть, крупы и сахар в двухлитровые пластиковые бутылки из-под "кока-колы", супы в пластиковые же пакеты, а хлеб - так, как его пакуют подводники, отправляясь в автономное плавание, (то есть, закладывается в чистый спирт, набухает в нем, а потом герметизируется термоусадочной пленкой. При вскрытии спирт, к сожалению, улетучивается, а хлеб какое-то небольшое время остается свежим, даже если вы его вскрыли через полгода) - можно начать готовить снаряжение и одежду. Снаряжение - это гермомешки, спальники, палатки, сковородки, миски, ложки, ножи, топоры, котелки, крючья для них, смолистые щепочки для разжигания костра в дождь и ветер, медикаменты, и еще масса вещей, без которых любой нормальный летний оздоровительный поход может превратиться в изнурительную пытку. Байдарочный - тем более.
Мы, например, в последнее время всегда берем с собой двуручную пилу. С одной стороны - неудобство: тяжелая, почти килограмм, громоздкая, длинная, острая. Но все эти неудобства действуют, пока вы едете до места стапеля. Потом вы не нарадуетесь: свалить любую высохшую на корню сосну не составит труда, а значит, вы обеспечены до утра звонкими и очень калорийными дровами при минимальных затратах труда. А уж горят они как - загляденье! Я терпеть не могу, когда так называемые туристы стоят вокруг навек умолкшего костра на коленях и усиленно пытаются раздуть огонь силой своих легких, ослабевших от частых перекуров в конторах. А он не хочет раздуваться, потому что дрова сырые - не в смысле промокшие, хотя и это тоже бывает, - а в смысле, они еще живые, только что цвели и пахли, а как в любом живом организме, в их клетках много воды, которая почему-то не горит.
Еще очень нужна большая и прочная пленка, примерно три метра на шесть метров каждая, по две пленки на каждую лодку. Она нужна, чтобы накрываться, когда ливень застигнет вас на ходу, и вам придется становиться к бережку, и пережидать дождь под этой самой пленкой. Я не помню, чтобы самые жесткие ливни продолжались больше, чем тридцать-сорок минут подряд. За это время вы, конечно, закоченеете, но как только ливень прекратится и перейдет во вполне мирный дождик, можно начать движение: на ходу вы быстро согреетесь. Если одновременно почему-либо не утонете.
Та же пленка будет служить вам, чтобы накрыть палатку - все палатки более или менее текут после суток непрерывного дождя. На Кубене непрерывный дождь был у нас в течение десяти (!) суток, делая очень короткие перерывы, конечно, и меняя интенсивность, но просохнуть возможности не было все это время. Та же пленка будет прикрывать грузовой отсек вашей байдарки, независимо от того, идет в момент отплытия дождь или светит яркое солнышко. Лучше всего постелить ее на дно отсека, расправить по бортам, уложить вещи, тщательно закрыть сверху свободными концами пленки. А палатки надо окапывать, иначе в дождь вода проникнет под ее пол и вы будуте ночью плавать. Соответственно, нужна лопата - тяжелая, собака! Но вам еще и костер ведь окапывать придется, иначе огонь может убежать, и вы с ним тогда не справитесь. Поэтому лопата - это необходимость.
Вторая пленка нужна, чтобы накрыть продукты и все остальное, что вы не будете хранить в палатках. Кстати, в палатках должны быть предбанники или другие места вне жилой зоны, но под тентом, для хранения мокрых сапог, курток и всего прочего, что нежелательно тащить внутрь. Еще без пленки не обойтись, если вы будете ставить или сворачивать лагерь под дождем. Тогда под одну пленку вещи кладутся в лагере около палаток, под вторую - вещи на берегу возле байдарок. А еще - при длительных стоянках хорошо построить стол и над ним навес, а навес накрыть пленкой. Тогда вы можете спокойно и в любую погоду обедать и играть в преферанс за столом, как белые люди. Я расскажу ниже, как сделать в походе стол без единого гвоздя. Пила здесь вам очень пригодится.
Потом наступает время одежды. С одной стороны, хочется взять побольше. С другой стороны, тащить это все на себе, любимом. Как минимум, нужны резиновые сапоги, желательно высокие охотничьи, легкая обувь на хорошую погоду и байдарочные тапки. Байдарочные тапки - это та обувь, которую вы надеваете, садясь в байдарку. Они предназначены для того, чтобы быть мокрыми, но предохранять ваши нежные ступни от нежелательных контактов с острыми камнями, а также осколками битой винно-водочной посуды, которых сейчас - увы! - тоже предостаточно в воде. А в воду вам придется сбрасываться - и быстро! - в очень и очень многих случаях. Например, на мелях. Например, при неудачном причаливании к крутому берегу. Например, на шиверах, когда вашу хрупкую лодку будет ломать потоком о камень. Например, при авариях. Да, еще вы вполне можете, например, "кильнуться". Так что, байдарочные тапки очень нужны - ими могут быть старые сандалии с целой подошвой, бывшие кроссовки или кеды.
На дождь нужна непромокаемая куртка и желательно непромокаемые штаны. Если нет штанов, можно сделать из куска пленки юбку или фартук - иначе при самой крутой куртке ваши собственные штаны станут мокрыми уже через десять минут и, как фитиль, начнут засасывать воду в самые непромокаемые сапоги.
На хорошую погоду нужна рубашка с длинными рукавами, кепка-бейсболка или бандана, длинные же штаны - на воде солнце безжалостно и через два часа хода вы неизбежно станете напоминать вареного рака, по крайней мере в районе шеи, предплечий и колен.
Еще один комплект одежды должен быть священным и неприкосновенным - это для сидения в палатке. В него вы переодеваетесь, вернувшись с дождя, и его вы снимаете, выходя на дождь. Этот комплект должен быть всегда сухим, чтобы вы хоть однажды смогли ощутить, как прекрасна жизнь, и как мало для этого надо: всего один комплект сухой одежды.
Но я что-то увлекся советами, а это дело бессполезное: те, кто ходят в походы, в моих советах не нуждаются, а кто не ходит, все равно не запомнит или не придаст значения, пока сам не попадет в нужную ситуацию и не приобретет собственный опыт, самый бесценный.
Скажу только немного о самой лодке. Контрольная сборка байдарки дома перед отъездом - обязательна, и исключений здесь быть не может. Цитата из того же дневника нашего похода по Кобоже в 1991 году:
"У Лени ситуация сложнее. Взял чужую байдарку, а хозяин за год с прошлого похода забыл, что часть силового набора - все стрингеры средней части - лежат отдельно. В результате стрингеры в Москве, а нам, кажется, каюк - плыть не на чем".
Мы тогда, конечно, вышли из положения, заменив стрингеры прочными дубовыми рейками, но ситуации могут быть не только сложными, но и безвыходными. Шпангоут можно сделать тоже из дуба, но это уже не так просто. Часто бывает, что силовой набор от двухместной лодки, а шкура от трехместной - вот это совсем плохо.
Еще в байдарочном походе нужны:
--
материал для заплат, лучше всего эластичные резиновые бинты или жгуты от катамаранов, а еще - велосипедные камеры. Они длинные!
--
Клей резиновый или "Момент", 3-4 больших тюбика, не менее.
--
Наждачная бумага крупная - зачищать место заклейки.
--
Иголки толстые - зашивать большие прорехи леской.
--
Проволока мягкая, метра два.
--
Два-три надфиля разного профиля, чтобы можно было растачивать дырки в алюминиевом силовом наборе.
--
Болты с гайками под размер основных креплений байдарки, 6-8 штук.
--
Пассатижи, хоть небольшие, без них намучаетесь по поводу любого ремонта.
--
Гвозди, лучше 100 мм, штук сорок-пятьдесят.
--
Репшнур длиной метров двадцать на каждую лодку - швартовать и проводить лодку.
--
Бельевая веревка - сушить промокшее всё.
--
Короткие концы по 1-1,5 метра - много, для разных надобностей, не пожалеете.
--
Топор, котелки (не менее трех-четырех) - ну, об этом не надо даже говорить.
Мне собираться было совсем легко - почти все вещи, кроме, конечно, байдарки и ее принадлежностей, постоянно лежат в багажнике машины. С апреля по октябрь мы проводим в палатке, в среднем 4-5 ночей в месяц, а в этом году, вернувшись в Москву с Балкан, я проводил в постелях гораздо меньше времени, чем в палатке. Тем не менее, по крайней мере две вещи были напрочь забыты: спирт, о котором я уже сожалел, и иголки для ремонта байдарочной шкуры, которые нам ой, как понадобятся.
Стапель
Поезд опоздал почти на час, но все-таки пришел. Было довольно прохладно, и я вышел встречать поезд в тельняшке, поверх которой была надета моя знаменитая куртка - непромокаемая, дышащая, камуфлированная под опавшую листву дуба, основной породы в горах Косово. Из-за этой куртки, дополненной такой же камуфляжной и похожей на генеральскую кепкой с длинным козырьком, мне черной завистью завидовали в Косово бельгийские офицеры из КФОР, миротворческих сил НАТО, которые обеспечивали нашу охрану: их собственная форма в чем-то опереточная, особенно шляпы, хотя как солдаты они очень и очень профессиональны. В руках у меня полоскался на ветру настоящий военно-морской флаг советских времен, снятый с одного эсминца, безвременно попавшего под разделку на металлолом. Картина слишком живописная для отдаленной Кабожи: поселок обсуждает ее детали, наверное, и по сей день.
Сева приехал в пятом вагоне - я знал, что он взял билет именно в пятый, но в суете и событиях этих дней забыл. Поэтому, пока я бежал вдоль поезда с военно-морским флагом в руках, Сева уже успел выгрузить свои вещи и, к моему удивлению, еще одну байдарку. Так мы никогда еще не роскошествовали: две байдарки на двоих. Но деваться некуда - здесь ее не оставишь. Поплывем на двух.
Мы быстро погрузили рюкзак и укладки в поджидавшую вахтовку - грузовик с закрытым фанерным кузовом, приспособленный для доставки лесорубов в вахтовые поселки, находящиеся обычно в десятках, а то и сотне километров от поселков жилых: окрестные леса давно и надолго вырублены под корень. Через двадцать минут мы начали перетаскивать вещи на берег, а где-то через час уже приступили и к сборке лодок. График, составленный в Москве, был к этому времени безнадежно нарушен.
Сборка байдарки - это очень и очень приятное занятие. Приятное потому, что идет процесс превращения вас из простых пешеходов или пассажиров, зависящих от прихотей и капризов общественного и частного транспорта, в полновластных владельцев транспортных средств, собранных собственноручно. При этом сами ваши транспортные средства экологически безвредны, не зависят от наличия топлива, очень функциональны и устойчивы - на нормальной воде нужно приложить много усилий и выдумки, чтобы как-то повредить или утопить правильно собранную байдарку. Если все идет нормально, то есть, если вы не забыли дома каких-то деталей лодки, а собирая, не перепутали кормовые кильсоны с носовыми (стыковка кильсонов с килями - это самая первая операция при сборке лодки), то через час ваша лодка будет лежать на пляже, красивая, как двадцатилетняя блондинка в Сочи: та же плавность линий и привлекательность форм. Нет, действительно, собранная лодка, только что бывшая грудой алюминиевых стержней и бесформенного прорезиненного брезента, очень красива.
Некоторые начинающие байдарочники не знают одной маленькой хитрости и не заправляют края шкуры в пазы привальных брусьев, после того, как впустую потратили полчаса и оборвали ногти на пальцах. Тогда, конечно, их байдарка выглядит не как та блондинка, а немного хуже, как уже проснувшаяся, но еще неумытая и непричесанная женщина. Да и вода от весел и от дождя у них не скатывается с туго натянутой палубы, а льется внутрь. Да и прочность байдарки теперь не та: натянутая шкура является важным силовым элементом конструкции. Без нее байдарка подобна высокому столбу без растяжек. А хитрость совсем простая: начинайте заправлять шкуру ДО того, как привальные брусья станут на место: соберите брус, вставьте его паз в крюк на первом шпангоуте, зафиксируйте, заправьте шкуру на криволинейном участке от носа до начала грузового отсека. Затем, используя брус, как рычаг, и натягивая шкуру, вставьте паз бруса в крюк второго шпангоута и зафиксируйте. Заправить шкуру на оставшемся прямом участке не составит большого труда.
Теперь надо уложить вещи, которых обычно угрожающе много. Когда они лежат на берегу и возвышаются своей внушительной массой, кажется, что они ни за что не поместятся в такой стройной и стремительной лодке. Проходит двадцать минут - лодка вроде та же, а вещей уже нет, они исчезли в ее вместительных отсеках. Правда, при первой укладке во время стапеля, вещи еще не находят своего места и обычно грузовой отсек выпирает горбом. Но уже после двух-трех погрузок все становится на свои места, и силуэт лодки напоминает силуэт истребителя миноносцев начала прошлого века.
Перед загрузкой лодку надо, конечно, спустить на воду и не забыть закрепить швартовочный конец: когда она легкая, она особенно быстро уплывает от вас сама, влекомая ветром и течением. Отсеки лодки имеют свои названия, но в отличие от Севы я их не помню и часто путаю. То пустое пространство, которое находится между носом лодки и местом, где сидит первый байдарочник, называется форпик. Туда кладут всякую легкую и объемную дребедень, чтобы нос лодки был всегда чуть выше кормы, иначе она будет зарываться в воду, "пахать" ее. На категорийных реках дребедень надо крепить к конструкциям лодки, иначе вы ее не соберете после первого же "киляния". На спокойных реках можно обойтись и так. Знатоки первым кладут в форпик надутый волейбольный мяч - для непотопляемости.
Соответственно, аналогичная часть в корме лодки называется ахтерпик, и туда кладут дребедень более тяжелую, следя за тем, что справа и слева от оси лодки груз по весу одинаков, иначе лодка будет плохо управляемой, а это чревато незапланированными купаниями в самых неудобных местах. После этого заполняется грузовой отсек - я уже говорил о жизненной необходимости пленки для укутывания груза. Поскольку в грузовом отсеке, как самом тяжело нагруженном, все равно будет вода - а она просочится сквозь швы, под старые заплатки, да еще часть заплат вы сорвете на мелях и каменистых шиверах-"шкуродерах, да еще, садясь в лодку, вы неизбежно нальете немного воды со своих тапок или сапог - то хорошо бы сначала положить на дно отсека запасное весло, ту самую лопату или что-то еще, даже, может, колья от костра, а уж потом класть пленку. Тогда груз изначально будет приподнят над водой на несколько сантиметров. Остойчивость лодки при этом пострадает - но так в жизни всегда: за любую выгоду надо расплачиваться чем-то другим.
Только не думайте, что все эти ухищрения: пленка, весла и прочее - спасут ваши вещи, если лодка опрокинется при прохождении порогов или утонет по другому случаю, нет! Это все нужно, чтобы не намокнуть: а) от воды в отсеке, которая как сказано выше, неизбежна; б) от воды, стекающей с весел, лопасти которых будут мелькать, как вертолетные, добавляя в лодку каплю за каплей, и в) от дождя, который тоже неизбежен, и может быть уже сегодня. Чтобы ваши вещи не намокли при их утоплении, они должны быть упакованы по возможности более герметично. В первую очередь, это касается ваших спальников и одежды. Во вторую - сахара, соли, хлеба, круп. Тушенка в банках не промокнет, даже если немного утонет. Ее обычно кладут вместе с другими консервами в чехол от алюминиевых конструкций байдарки и размещают строго по оси байдарки: это самая тяжелая укладка.
Теперь вы готовите место под двигатель лодки, а поскольку движителем лодки являются весла, а веслами работаете вы, то выходит, что двигатель - это вы сами, и вы готовите место себе, любимому. Сидеть на стандартных деревянных сидениях, входящих в комплект лодки, можно. Но недолго: жестко и неудобно, потому что ваши локти будут постоянно подняты вверх, а работая веслами, вы будете то и дело задевать ими за борта лодки. Я сижу на герметичном мешке, герме, в который кладу спальник и одежду. Сева упаковывает спальник отдельно и кладет его на самый верх грузового отсека под пленку - дело хозяйское: на обычных реках Сева более прав. На категорийных при опрокидывании его спальник уплывет первым. Но это не важно, важно то, что Сева тоже едет на герме с вещами. Под спину можно положить пенку - пенополиуретановый коврик, который стелется в палатке под спальник и спасает вас от ревматизма, остеохондроза и других болезней молодых байдарочников в старости.
Теперь тщательно проверьте площадку, не забыли ли чего - будет очень неприятно возвращаться спустя часа четыре - против течения! - за забытым топором, часами или крючьями для костра. На обычных, некатегорийных реках, можно обойтись без спасжилета, шлема и не закрываться фартуком. Если река имеет высокую категорию, все это нужно надевать на себя, садясь в лодку, и закрываться фартуком. Под рукой у вас должен быть топор (на всякий случай!), страховочный конец (для спасения утопающих), бутылка с питьем и пакетик с сухариками, изюмом, орешками и другими источниками калорий, которые вы будете терять, начиная с самых первых минут хода. Это почти все.
А мы безнадежно опаздывали.
Авария
Мы безнадежно опаздывали: по графику в 16-30 нам надо уже было плыть, а на самом деле в 16-30 мы только-только подъехали на вахтовке к желтому дому на улице Линейной. Сейчас была уже половина восьмого. Правда, время не ощущалось: погода была пока достаточно солнечной, день сегодня самый длинный в году, все-таки двадцать второе июня, а впереди - почти две недели свободы!
Берега Кобожи, густо заросшие кустами ольхи, ивы и черемухи, а также не успевшей выгореть травой, дрогнули и поплыли назад. Река бережно приняла лодки в свое русло и понесла вниз, к Мологе. Мы, как могли, помогали ей веслами. Настроение было бодрым и праздничным: нам нет преград ни в море, ни на суше! Вот скрылся за поворотом песчаный пляж, на котором мы собирали лодки; вот впереди показалась серая шиферная крыша многоквартирного барака, вплотную примыкающего к ветхому забору лесопильного завода - последнее строение поселка Кобожа. Дальше километрах в шести деревня Горка и сразу за ней - поселок Юбилейный.
Сева зачем-то прижался к правому берегу. То ли его прижало течением, то ли руль у него был не в порядке, и он проверял маневренность лодки, то ли просто он хотел почувствовать ее управляемость и заложил этот немыслимый вираж, но байдарка слегка коснулась своим правым бортом деревянных мостков, с которых женщины полощут в реке белье, а дети с удовольствием ныряют в воду. А может, даже и не коснулась самих мостков, но как-то внезапно и стремительно стала оседать, и пока я сообразил, в чем дело, наполовину утонула, приняв литров двести воды.
Надо отдать Севе должное. Он не запаниковал, не засуетился, а хладнокровно направил лодку к высокому - метров шесть - берегу, сбросился в воду и стал быстро выкидывать из лодки на мостки наиболее ценные вещи. Каким образом часть вещей оказалась потом на середине крутой деревянной лестницы, спускающейся к мосткам с берега, история объяснить не может. Каким образом начался мелкий дождик и вообще откуда он взялся, может объяснить только какое-то очень побочное следствие универсального закона подлости. Ну надо же! Не успели отплыть и двухсот метров! На виду у всей деревни! Под обрывом! В дождик! Тьфу!
Я пришвартовался рядом, стал помогать доставать со дна отсеков вещи и выливать из них воду. Потом мы вообще вытащили аварийную лодку на мостки, перевернули ее, чтобы вылить ту воду, которая еще не вылилась сама там же, где влилась, и осмотрели пробоину. Вдоль правого борта ниже ватерлинии тянулся сквозной порез длиной около метра. Вероятно, из мостков торчал не то гвоздь, не то острый металлический стержень, и он-то как ножом распахал туго натянутую и в сущности очень тонкую шкуру лодки. Такое у нас уже было на Керженце в 1993 или 1994 году при совершенно сходных обстоятельствах, только порезов было два: один побольше, другой поменьше нынешнего, и не от гвоздя, а от загнутых против потока арматурин железобетонных блоков, и не сбоку, а прямо по дну лодки.
Тогда это случилось тоже в первый день. Мы плыли тоже на двух "Тайменях", правда, трехместных, и нас было шесть душ: мы с Севой и Светой, то есть, Ланичкой, в одной байдарке; в другой - Володя Воробьев, наш друг, шофер-дальнобойщик из Балашихи, со своим сыном Павлушей и роскошным псом по имени Лайф, которого мы все называли просто Чемоданом. Примерно в то же время, около семи часов вечера, мы проходили разрушенную плотину ГЭС. Володя, как человек более осторожный, взял поправее и спокойно прошел это в общем-то несложное препятствие вдоль берега, где течения почти не было. Мне же захотелось козырнуть своим опытом: я лихо направил лодку в главную струю, и она рванулась в слив, но почему-то зависла ровно посередине и стала оседать. Я инстинктивно выбросился на залитые водой бетонные блоки бывшей плотины, дернул на себя зависшую лодку, она подвсплыла, я толкнул ее вперед, и даже не успевшие испугаться Сева со Светой быстро доплыли в ней до правого берега и уткнулись в него лодкой, борта которой уже почти скрылись под водой. Мне деваться было некуда - кругом вода, впереди бурление падающей струи, у берега растерянные дети. Я бросился в воду и поплыл в противоположную сторону от слива, благополучно выбрался на берег, и мы начали ликвидировать последствия произошедшего.
Вот и здесь - деваться нам некуда, надо приступать к ликвидации аварии. На правом берегу места не было: вдоль воды крутой обрыв, на берегу - узкая дорога, на которой не разъехаться двум машинам, палисадник барака и забор лесопилки. Неистово лают псы, радуясь возможности проявить себя: так их еще никто и никогда не беспокоил. Жители барака, не обращая на нас ни малейшего внимания, продолжали употреблять самогон в честь предстоящего завтра праздника Святой Троицы, закусывая черным хлебом со свежими огурцами, которые как раз сегодня завезли в магазин напротив станции. Мне кажется, что они даже ничего и не заметили.
Мы положили поврежденную байдарку на мою, как укладывают поперек седла тело погибшего в бою товарища, и я осторожно, чтобы не перевернуть еще и мою лодку, перевез ее на противоположный берег - низкий песчаный пляж, уже начавший зарастать лопухами и ивняком. Хотел было вернуться на другой берег за вещами, но начавший только теперь нервничать и заводиться Сева, уже нес часть из них на себе, переходя речку вброд: глубина ее под крутым берегом была не больше полутора метров, а здесь у нас вообще меньше метра.
Я решил не вмешиваться, дать ему придти в себя: в таких ситуациях ни советы, ни навязывание своего, может и более правильного решения, просто неуместны. Сейчас главное - костер, без него пропадем, ведь неизвестно, сколько времени продлится ремонт лодки, а на дворе надвигающаяся ночь, и дождь пока переставать не думает. Как мне пригодились запасенные заранее смолистые щепочки! Без них, конечно, можно было бы развести костер, но никак не за пять минут. На дрова пошла привезенная с той стороны ничейная доска, валявшаяся под берегом почти у самой кромки воды - идти за дровами в лес по мокрой траве означало вымокнуть по пояс, и потому не хотелось.
Заклеить мокрую байдарку под дождем, даже если прореха имеет длину всего один сантиметр, достаточно трудно. Заклеить метровую дыру труднее стократ. Во-первых, надо высушить байдарку, хотя бы вдоль всего пореза сантиметров по десять в каждую сторону. Во-вторых, надо стянуть порез нитками, чтобы он не расползался: шкура-то ведь натянута, как барабан. В третьих, одной заплаткой здесь не обойтись: сначала надо положить восемь-десять эластичных заплаток поперек линии разреза, затем наложить большую и длинную заплату снаружи и, наконец, эластичную длинную заплату изнутри. Все это - под дождем.
Сначала организуется какой-никакой навес над всей лодкой или над местом пореза. Здесь пригодится одна из пленок. Сушится прорезиненная ткань лучше всего примусом - у нас он с собой, конечно, был, отличный газовый альпинистский примус, купленный мною Бог знает когда в Париже. Вернее, из Парижа была привезена только горелка, баллоны покупались уже здесь, в "Трансальпине". Правда, пока мы искали иголку, пока приняли решение использовать тонкую леску, которой было много, вместо ниток, которых практически не было, а те, что были, были слабоваты для такой задачи, пока Сева тщательно зашивал, то и дело укалываясь тонкой иголкой и потихоньку матерясь про себя, - шкура высохла как-то сама собой. Иголка случайно нашлась в сумке от моего фотоаппарата. Знаете такие наборы: иголка, нитки разных цветов, пуговица от рубашки, - их всегда можно найти в вашем столе в приличной гостинице. Слава Богу, что один такой наборчик завалялся у меня в дебрях сумки.
Дождик перестал так же незаметно, как и начался, а над нами развернулась гигантская полномасштабная и очень крутая радуга - сначала одна, затем ее яркую дугу охватила и стала разгораться другая, потом третья, самая большая по диаметру и уже не такая яркая. Все шло хорошо, и Природа демонстрировала нам знак того, что жизнь прекрасна и удивительна, и что самое интересное только начинается.
Самое интересное
Самое интересное, что время близилось к полуночи: была половина двенадцатого, но светлое небо самого длинного дня в году, подсвеченное из-за горизонта невидимым, но не очень далеко ушедшим солнцем, создавало удивительную картину. Воздух был объемным и сам светился изнутри каким-то слабо фосфоресцирующим и не сразу заметным сиянием. Это объемное сияние воспринималось скорее не зрением, а всеми органами чувств сразу, в первую очередь, осязанием и слухом. Оно было противоположно звучанию, но имело свою высоту тона, амплитуду, свою мелодию - спокойную и плавную, и свой немного баюкающий ритм. Оно не давило на барабанные перепонки, как звук, а скорее чуть притягивало их к себе чистым и долгим трепетным поцелуем. На ощупь сияние было нежным и очень тонким: касаясь его, пальцы ощущали живую струящуюся ткань, не теплую, нет, но живую, дышащую и опять очень тонкую. Земля и все на ней тоже преобразилось из реального и грубого в виртуальное и неземное. Исчезли тени. Исчезло движение. Исчез масштаб. Произошел сдвиг в восприятии: глаза стали слышать мелодию света, руки - различать нюансы его оттенков. А изо всех этих и многих других ощущений, которые не поддаются описанию, но которые были так реальны, складывалась колдовская притягательность белой ночи, сладкая отрава Севера.
Мы сами уже мало чем отличались от лунатиков - и двигались, и действовали машинально, без включения чего-либо мыслительного или волевого. Лодка была заклеена - надо было ехать: не ночевать же здесь, на заброшенном пляже, напротив еще более заброшенного завода. Лодку - на воду. Привязать. Заложить вещами форпик. Заложить вещами ахтерпик. Снять и свернуть еще мокрую палатку - воздух так и остался влажным после вечернего дождя. Заполнить грузовой отсек. Пленка. Весла. Осмотреть площадку. Бросить прощальный взгляд на это место, уже ставшее историческим. Оттолкнуться от песчаного дна. Поплыли.
В движении мы быстро проснулись. Работа веслами согрела нас изнутри, и наши тела отделились от колдовской субстанции белой ночи, материализовались, взгляд стал сосредоточенным, а ощущение холодной и гладкой алюминиевой поверхности вернуло пальцам земное осязание. Поплыли. Задача дня, вернее, остатков ночи - уплыть от деревни и найти какое-никакое приличное место, поставить палатки и выспаться не сном лунатиков, а настоящим, крепким, здоровым сном, который так радует глаз усталого человека.
Первый час ночи. Берега высокие, заросшие мокрым кустарником, необжитые и неуютные. Даже вообразить себе трудно, что где-то здесь может быть наш дом на ближайшие сутки или хотя бы на несколько часов: каждый раз, когда ставится палатка, это ведь сооружается твой новый дом, а его окрестности становятся на время местом твоего проживания, определенным местом жительства, то есть, ты бродяга, но ни в коем случае не бомж.
Второй час ночи. Достаточно светло, тем более, что вода хорошо отражает светящийся объем неба, и у нас нет ни малейшей проблемы ни с ориентировкой, ни с прохождением мелких препятствий, в основном, камней в русле и коряг, которые кажутся совершенно черными и поэтому хорошо выделяются на фоне отраженного неба. Проходим деревню Горка. Странно, но некоторые люди еще не спят: вот парочка обнимается в белых "Жигулях", припаркованных прямо у кромки чуть обрывистого берега. Вот мужик выгуливает собаку, причем хорошую, охотничью - русскую гончую. Здесь, на севере, есть лайки, есть гончие и почти нет тех дорогих и модных немного туповатых собак - охранников.
Сразу за Горкой - автодорожный мост и за ним большой поселок Юбилейный. Ну, не стоять же здесь. Река петляет, вроде бы уходит от поселка, но нет, вот опять возвращается назад, почти к исходной точке, и все опять начинается сначала. За мостом играючи прошли обводной канал разрушенной плотины: в прошлый раз, в 1991 году, проходили это место осторожно, с просмотром и по одному. За какие-то одиннадцать лет река практически промыла новое русло, и что тогда было узким каналом с большим течением и крутыми поворотами, стало просто очередным и обычным крутым поворотом реки.
За Юбилейным весь левый берег лишен растительности: то ли пустырь, то ли выгон для скота. Может, когда-то раньше здесь было поле, сеяли ячмень или овес, а то клевер с тимофеевкой на корм скоту. Сейчас - пустырь. Правый берег по-прежнему высокий и заросший. А уже пора и честь знать, наплавались на сегодня! Но весло по-прежнему бесшумно входят в воду с правой стороны лодки, левая лопасть описывает в воздухе четкий эллипс, неслышно погружается со своей стороны, теперь блестящий эллипс справа - и так без остановки. Лодка скользит над водой, пространство распахивается, река показывает один свой поворот за другим, словно предлагая их на продажу. Нет, не при деньгах мы нынче, нам бы приткнуться к хорошему берегу и поспать. Поспать... Мелькают весла, струится вода за кормой, рождая единственный звук этой длинной и скорее не белой, а какой-то белесой ночи. Никого - мы и тоже немного уставшая луна, внимательно следящая, как мы вписываемся в изгибы речного русла. Никого.
Вдалеке затемнел своим особым силуэтом различимый даже ночью сосновый лес. Где сосна - там хорошо, там сухо и чисто, там можно пришвартоваться и наконец-то спа-а-а-ать! Но нет, лес далеко от берега, между кромкой воды и сухим берегом не то болото, не то просто мокрый луг. Можно, конечно, протащить байдарки и вещи эти пятьдесят метров, но не совсем же мы обессилели. И потом мы очень хорошо осведомлены о железном правиле - байдарочники всегда становятся на ночлег, не доплыв двухсот метров до роскошной стоянки.
С третьей или четвертой попытки, умотанные вдрызг, мы наконец-то остановились на правом берегу, на крошечной поляне, которую со всех сторон обступал молодой и очень смешанный лес из сосенок, елочек и совсем невинных берез. Когда-то на поляне стоял стол, но его давно разрушили и сожгли, скорее всего рыбаки или охотники. Лишь две скамейки, да обугленное пятно от костра с черными головешками говорили о том, что когда-то и здесь вовсю жили люди. Может, тогда, когда вот этих сосенок и берез еще не было, а поляна была настоящей, а не игрушечной, как сейчас. Но нам было не до эстетики. Хотелось одного - скорее поставить палатки и угнездиться в таких теплых и уютных спальниках, спрятавшись в них от полчищ комаров и, главное, гнуса, от которого спасения нет вообще. Не буду говорить о том, что ровно через двести метров, на противоположном берегу за двумя поворотами, но достаточно хорошо видная отсюда при дневном свете, нас ждала, но так и не дождалась роскошная, хорошо обустроенная, настоящая байдарочная стоянка со столом, навесом и золотым песчаным пляжем. Об этом мы узнали только тогда, когда окончательно проснулись.
Горны
Я хорошо знаю теорию, гласящую, что на реках, текущих на север, нельзя делать стоянку на правом берегу. То есть, делать-то можно, на здоровье, но солнце к вам придет часам к одиннадцати, и ваше мокрое всё так и останется мокрым всем, хотя противоположный берег будет уже давно и щедро полит и обласкан солнечными лучами.
Я проснулся задолго до того, как солнце коснулось Севиной палатки, а Сева, как всем известно, добровольно и самостоятельно просыпается только тогда, когда солнце нагревает палатку и все ее содержимое до температуры кипения. Он - сова, и самое мучительное для него вставать рано утром, чтобы вовремя попасть на работу. Отпуск и редкие выходные для Севы остаются единственным временем, когда он живет сообразно со своим биоритмом. Ни к чему хорошему эти постоянные усилия, вернее, насилия над собой никогда не приводят.
С сегодняшнего утра мы, проснувшись, купаемся независимо от погоды. Это еще одна прелесть байдарочных походов - возможность встряхнуть свой организм, подготовить его к физической нагрузке, от которой отвыкаешь за время долгого сидения за компьютером. Заодно идет проверка собственного характера и подавление природной лени, то есть, та самая работа над собой, которая сделала человека человеком. Труд был лишь формой реализации этой работы над собой, сам по себе он никогда не превратил бы обезьяну ни во что хорошее. Двигатель прогресса - именно отвращение к монотонному физическому труду, а мы, русские, народ терпеливый, работать привычный, поэтому и прогресс у нас сразу не прививается.
Пока мы проснулись, пока приготовили завтрак, пока просушили мокрую одежду, мокрые палатки, мокрые сапоги, пока просто загорали и купались, пришла пора обедать. В итоге сложились и уплыли мы только в пять часов вечера - время потеряло для нас свою природную квантованность и текло медленно и непрерывно. Нам надо бы сегодня доплыть до большого села Горны и попытаться купить там клей - вчера выяснилось, что взятый из Москвы клей, неизрасходованный еще на башкирской Агидели, высох в банках, и его надо сначала разбавлять бензином, а потом долго и тщательно перемешивать. То есть, еще одна самая незначительная авария - и мы стоим долго и беспомощно.
Всю дорогу мы не переставали удивляться, как это мы плыли одиннадцать лет назад. Тогда у нас вообще не стояло вопроса, сколько ходовых часов надо пройти за день: сколько надо, столько и шли. Последние годы мы обнаглели и разленились. В среднем, ежедневный ход стал равняться четырем часам, это около двадцати километров в день. Ходовой час - это чистое время на воде, когда вы работаете веслами. Четыре ходовых часа плюс час на снятие лагеря и его укладку, час на устройство лагеря на новом месте, час на законные перерывы, десяти-пятнадцатиминутные "часовки" после каждого ходового часа, - вот и получается уже семь рабочих часов. И это не считая приготовления завтрака и ужина, мытья посуды и прочих необходимых затрат времени. Получается, что в походе больше работаешь, чем отдыхаешь! Правда, от любимой работы не устаешь, как сказал султан, выходя из гарема.
В том походе мы в первую ночь остановились где-то у ручья Петринка, упомянутого и в моем графике, вторую ночь тогда мы провели далеко за Горнами и даже, кажется, за устьем Белой. Вчера ведь мы прошли совсем немало, сейчас вот идем-идем, а где он, этот ручей Петринка? Стареем, все-таки! Правда, вот она, разрушенная плотина ГЭС, которую надо обносить, и которую мы тогда прошли где-то в еще середине первого дня. Обносим по левому берегу, здесь есть тропка, и расстояние обноса совсем небольшое - метров сто всего. На плотине сидят несколько рыбачков и упорно стараются хоть что-то поймать. Ловится сегодня не очень густо - неустойчивая погода и вообще, июнь.
Длинные прямые плесы сменяются немыслимыми загогулинами изгибов. Река, кажется вот-вот пересечет свое собственное русло. Потихоньку восстановился навык определения мелей, вернулось чутье на подводные камни и коряги. Поворот направо, значит, справа будет мель, надо держать левее, под крутой берег, а с него упали подмытые в половодье сосны. Лед обломал их ветви, но обломки сучков торчат вверх опасной гребенкой и хорошо, если они почти доходят до поверхности воды, тогда они порождают волну, которая легко отличима от волны или ряби, рожденной ветром. Вот так и маневрируем между мелями, гребенками коряг, камнями, облитыми водой и потому тоже не дающими волны, ну и обычными камнями, которые хорошо видны, но сужают пространство для маневра.
В прошлый раз как-то не запомнилось, что на Кобоже очень много каменистых перекатов - мест, где река заметно падает вниз на расстоянии ста-ста пятидесяти метров. Поток здесь ускоряется, особенно на поворотах, где образуются прижимы. Камней в русле в районе перекатов на порядок больше, поскольку за многие годы поток прикатил их сюда столько, что они образуют даже местные плотинки, дающие подпор и образующие слив, похожий на слив настоящих порогов, только не такой высокий. Даже стоячие волны наличествуют. В общем, река гораздо интереснее, чем мы себе это представляли - и это очень хорошо!
Проходим мост железнодорожной ветки, идущей от станции Кабожа на Сазоново и далее на Тихвинскую ветку. Скоро и наши Горны. Они должны быть по левой стороне. Так и есть, километра через три от моста по левому берегу показываются темные крыши деревеньки, как-то выбегающей к реке из темнеющего за ней леса. Пришвартоваться негде - везде высокая, в рост человека, некошеная трава. Наконец, становимся где-то уже почти за деревней. Сева остается у лодок, а мне идти в деревню, добывать клей.