Лада. Мста-84 - предъявляются к опознанию

---------------------------------------------------------------
     Email: Lada@computerra.ru
     Date: 18 Apr 2000
---------------------------------------------------------------
         

     Итак, дело было шестнадцать лет назад,  на майские праздники 1984 года.
Вспоминаете, да? Брежнева уже нет, Ельцин еще только будет, над  страной тем
временем нависла угроза всесоюзной борьбы за трезвость, но народ, к счастью,
этого еще не  знает и спит спокойно. Клуб туристов из подмосковного города с
неэлегантным  названием  Мытищи  собирается  на  валдайскую  речку  Мста  --
дрессировать  новичков на тамошних порогах. Мытищинская районная газета  "За
коммунизм" навязывает  ребятам  в компанию двух семнадцатилетних девчонок --
меня  и  Лильку,  будущих  абитуриенток  журфака  МГУ.  Мы  должны  сочинить
что-нибудь "патриотическое о боях на  Валдайской возвышенности" в номер к  9
мая, и нам  даже выданы командировочные  -- рублей, что ли,  по  двадцать на
нос...  У  председателя клуба Вити Дьяченко хватает  своих чайников и нет ни
одного байдарочного фартука, но он зачем-то соглашается нас взять. Лилька не
умеет плавать. Это интродукция.

     Завязка -- типичная. Ну, ехали поездом. Ну,  тащили рюкзаки и железо до
речки. Ну, собирали лодки. Ну, плыли. Все это, в  принципе, не важно -- даже
тот  забавный факт,  что, когда доплыли, наконец, до  тех  порогов, Лилькина
лодка единственная из  всех  сподобилась, как вы это  называете,  кильнуться
(хотя боцманом  специально  был назначен самый  надежный ас Сережа...)  Лилю
вытащили,  лодку  поймали, Сережа сам доплыл... Перехожу,  однако,  ближе  к
делу.
     Там такое место  есть немножко ниже по  течению (было тогда, во  всяком
случае) -- очень удобное для стоянки, и  все там останавливались на ночевку.
Дрова, правда,  с  собой везли -- по  причине  отсутствия местного  топлива.
Народу собралось  изрядно --  не  один наш клуб  решил с толком использовать
длинные первомайские выходные. Так что палатки пришлось ставить уже довольно
далеко   от  воды.   Помню,   нас   с  Лилькой  взялись   опекать   студенты
небезызвестного  Физтеха  долгопрудненского  --  Оля  и  два  Димы,  туристы
толковые и опытные. У них была на троих полутораместная  палатка, но они еще
и нас  приютили  без  особого труда --  колышки только  пониже сделали. Нас,
девчонок,  ребята в середину пристроили, сами по краям улеглись (холодновато
еще  в начале  мая-то). Палатка  раздулась боками...  Уснули  все  быстро  и
крепко.
     Среди ночи просыпаюсь в кромешной  темноте от того, что кто-то  в самое
ухо  дурниной  орет:  "А ОН ВСЕ  ПОДГРЕБАЛ --  АЙ ЛЮЛИ,  ОЙ ЛЮЛИ!!! И  ПЕСНЮ
РАСПЕВАЛ  --  АЙ ЛЮЛИ,  ОЙ ЛЮЛИ!!!"  Дуэтом  орет -- на два голоса.  Пытаюсь
вскочить -- спальник, ясное дело, не дает. Потом соображаю, что я в палатке,
причем в самой середине. В непосредственной близости от  моих ушей -- только
Оля и Лиля. Молча лежат, не спят. И Димки оба ворочаются, заснуть  пытаются.
Что  характерно, тоже молча. Или, вроде, ругаются сквозь зубы  -- но  как-то
невнятно: неловко им вслух  при  девчонках (84-й  год же,  золотые  времена,
говорю я вам...:-) А эти  ненормальные снаружи все не унимаются: "В ПОРОГ ИХ
ЗАНЕСЛО  -- АЙ  ЛЮЛИ, ОЙ  ЛЮЛИ!!! И ЛОДКУ УНЕСЛО --  АЙ ЛЮЛИ, ОЙ  ЛЮЛИ!!!" В
общем,  почти до  рассвета проорали, благо,  в мае,  да еще на  Валдае, ночи
короткие. Угомонились, наконец.
     Утром, часов не то в шесть, не то в семь, просыпаюсь от шума на берегу.
Продираю  глаза, вылезаю  на свет Божий,  вижу картину: у самой кромки  воды
наводят шухер два здоровенных верзилы в бушлатах и бескозырках. Выстроили по
ранжиру  всех, кто  им на  глаза попался на свое несчастье, и  орут до  боли
знакомыми   охрипшими  голосами:   "Товарищи  бойцы!!  Поздравляем   вас   с
Международным  днем  солидарности  трудящихся  --  праздником  Первое  Мая!!
Пролетарии всех стран -- соединяйтесь!! УР-РРА-А-АА!!!"  Народ подхватывает,
даже  с некоторым  энтузиазмом:  "Ура-а!" Верзилы  --  что бы  вы  думали --
шмаляют вверх из настоящей ракетницы, пожимают всем руки, садятся в байдарку
(она делает "буль" и оседает по верхний стрингер) и торжественно отчаливают.
Оркестр,  гудок,  рукоплескания,  букеты  летят  в  воду,  дамы  промакивают
слезинки батистовыми платочками...
     Немного погодя часть нашей мытищинской компании  тоже отчалила: у Димок
у двух зачет, пропускать нельзя, а то к  сессии  не допустят. Оля  без  них,
конечно, оставаться не захотела. Мы  с  Лилькой решили вместе с физтеховцами
-- у  нас командировка, нам материал писать. И еще, помню, присоединилась  к
нам одна семейная пара:  муж  в  каком-то ящике почтовом  работал, там режим
строжайший, пять минут опоздания --  объяснительную пиши... Благословил  нас
Витя Дьяченко,  а  сам со второй половиной команды  остался  учить  молодняк
пороги проходить.
     И вот доплыли мы  до какого-то  города, где железнодорожная станция. Не
помню  сейчас,  как называется, все-таки давно дело было.  Там надо на поезд
садиться, чтобы в Москву. Приходим на вокзал  (приползаем, вернее -- рюкзаки
же при нас,  и железо это байдарочное), а  там  таких  как  мы -- полный зал
ожидания. И все  нервные: на вечерний поезд московский  билетов нет, а  есть
только на  утро.  Мужики начинают потихоньку  психовать: им с утра кровь  из
носу надо быть в столице. И находят они неординарное инженерное решение: как
только подъезжает поезд -- штурмуют вагон, оккупируют тамбур, заваливают все
двери  рюкзаками и  -- уезжают, стараясь не  слушать вопли  проводницы. А мы
остаемся -- четыре еще не старые особы женского пола, и с  нами две байдарки
-- казенные, между прочим, клубные.  Да еще свои рюкзаки. И денег  только на
билеты  в  общий  вагон   да  на  буханку  черного  хлеба   и  банку   джема
"Яблочно-рябиновый" осталось. Рябина красная, лесная, джем от нее горький...
     Переночевали  в зале  ожидания на полу: кафельный был пол, желтый,  как
сейчас помню. Подходит утренний поезд, стоянка  две минуты.  Наш вагон  -- в
другом  конце  состава. Мимо  народ  бежит с рюкзаками наперевес, все уехать
хотят. А мы стоим возле своей горы барахла, что делать, не знаем. Не мне вам
рассказывать, что  такое байдарки "Таймень",  пусть и  в разобранном виде. И
вдруг...
     Вот ради этого вдруг я все это и пишу.  Вдруг -- откуда ни  возьмись --
два эти  супостата окаянных,  верзилы здоровенные, которые нам прошлую  ночь
спать не давали. Схватили каждый  по две  наши упаковки  байдарочные и стоят
нахально,  озираются  --  что бы  еще  такое  ухватить. А  байдарки клубные,
казенные же...
     До сих пор -- шестнадцать лет прошло -- а все еще стыдно. Вот, каюсь во
всеуслышанье и публично: показалось мне на секунду, что сейчас смоются бугаи
с нашими вещичками -- и  поминай  как звали. И тут они орут на  нас: "Ну что
стоите -- побежали!"
     Добегаем до  своего вагона, они запихивают  наши вещи,  запихивают нас,
потом свои  рюкзаки  бросают, запрыгивают -- на  ходу  уже...  Полчаса потом
завал в тамбуре растаскивали. Разбрелись по местам, перевели дух наконец.
     Вагон плацкартный, билеты у всех без места -- пристроились кто куда. Мы
четверо,  девочки-одуванчики,  выбрали  боковой  столик.   Достали  банку  с
остатками  джема этого  горького, хлеба черного  чуть  меньше полбуханки  на
куски нарезали, сидим глотаем  всухомятку. До  дома  ой  как  долго еще... А
супостаты наши,  благодетели, напротив  верхние полки  заняли. "Ложимся,  --
говорят, -- на грунт". И  легли: ноги в  проходе  на полметра  торчат, что у
одного, что у другого. Морды распухшие у обоих, красные, носы облупленные --
на  первом  весеннем солнышке на  воде в первую очередь  носы сгорают,  сами
знаете. Лежат на локти  опираются -- один на  левую руку,  другой на правую,
щеки  по кулакам  по пудовым  как тесто  стекают... Смотрят  на  нас  сквозь
опухшие   веки,   как  мы  вчерашним  хлебом  пытаемся   не   подавиться,  и
комментируют: "Да-а,  бедно вы, пехота, живете. То ли дело мы,  моряки --  у
нас  и  сливки  сгущенные,  и  сервелат  финский,   и  "Саянчику"  бутылочка
найдется..." Щелкнули по кадыкам, подмигнули  друг другу  и в  рюкзаки  свои
полезли. Сейчас  как  примут своего "Саянчику", как пойдут переборки крушить
-- ой, мама...
     А рюкзаки у них, кстати, были -- это отдельная песня. Огромные  -- чуть
ли  не  со  своих  хозяев ростом. Туда  и  байдарка  разобранная  помещалась
(железо, наверное, у одного было, а шкура у другого), и все остальное добро.
Тяжеленные...  Зато у каждого  --  только  одно  место багажа, хоть  и  явно
негабаритный груз. Не потеряешь ничего, в  спешке не забудешь... Удобно, что
и говорить -- тем, у кого духу хватит поднять.
     И  вот, значит, лезут они  в эти свои великанские рюкзаки и  достают...
Банку сгущенных сливок,  батон сервелата  и бутылку газировки "Саяны". И все
это нам сверху  протягивают. А 84-й год на дворе,  напоминаю в  который раз.
Заказы, талоны и нормы отпуска. Перестройка.
     Вот не помню сейчас -- сразу мы  на это  добро  накинулись или все-таки
поломались  сначала немножко для  приличия... Если и ломались, то, наверное,
не очень долго: есть дико хотелось. Навалились  дружно, особо  не заботясь о
манерах... А они на нас сверху смотрят -- один слева, другой справа, и такая
в  заплывших глазах  нежность материнская... Картину  Маковского помните  --
"Свидание"? В Третьяковке висела? В таком вот, примерно, ключе.
     Дальше коротко совсем,  а  то траффик  не у всех казенный.  Доехали  до
Москвы.  По дороге они  нам еще песню  спели  -- про то,  как "Из  Одессы  в
Лиссабон пароход в сто тысяч тонн шел волне наперерез и на риф залез..." Так
гаркнули,  что на переборку облокотиться  было невозможно -- вибрировала она
до  щекотки в бронхах. Проводница  прибегала  выяснять,  что случилось. Весь
народ, который после кафельного пола  в зале ожидания отдыхал, перебудили. А
песенка закольцованная, как сказка про Белого бычка. Не перестанем, говорят,
пока все  подпевать  не начнут...  Когда  по третьему разу  поехали -- народ
смирился,  подхватывать  стал  потихоньку, а  тут  и  Москва,  Ленинградский
вокзал...
     Они ведь нас,  обормоты  сердобольные,  еще  и до Ярославского  вокзала
дотащили,  в  электричку  погрузили  торжественно и  в  Мытищи отправили.  В
Мытищах я со станции папке позвонила, царство ему небесное, на последние две
копейки... Он за нами  на  "Запорожце" приехал  и  по  домам развез --  тех,
которые поместились. Остальные автобусом добрались. А благодетелей наших я с
тех пор  не видела ни разу. И имен  даже не знаю.  Осталось только в  памяти
почему-то, что они, вроде бы, ленинградские были, не московские. Но опять же
-- столько лет прошло, не поручусь.
     Вот.  Статью мы с  Лилькой написали -- омерзительную. Просто до сих пор
стыдно вспомнить.  Это  сейчас  я  про  войну понимаю  кое-что  --  довелось
взглянуть,  было  дело  (никому  не  пожелаю). А тогда -- "воды" налили  про
какой-то памятник,  который в одной деревне  случайно  увидели,  вот и  весь
патриотизм. Я псевдонимом подписалась, Лилька, правда, своей фамилией, ей не
страшно  было,  она  уже  тогда,  по-моему,  замуж собиралась... Мытищинская
газета "За  коммунизм" тоже довольно скоро  сменила девичью фамилию и теперь
называется "Родники". Пишет, правда, все так же и все о том же...
     Почти полжизни назад дело было, если разобраться,  но морячков нет-нет,
да и вспомню. Хоть бы спасибо им как следует сказать...
     Ребята, если кто  кого  случайно узнал-- не сочтите за  труд, напишите,
дайте знать. Адрес простой: Lada@computerra.ru
     Заранее благодарю.

     Лада.